Зверь тогда фыркнул:
- Я оберегаю леса от такой нечисти, как вы. Богу служу одному, как и положено.
- Я не убила медведя, а значит, закона не нарушила. Не имеешь права!
- Ты ли меня учить будешь? – рассвирепело чудище и вышло из сумрака.
Сейчас очам девицы явилось оно. Но то не совсем зверь был, скорее человек со звериным нутром. Роста высокого, тела богатырского, изо рта клыки выглядывают, глаза горят огнем, на руках и ногах когти медвежьи, токмо лик-то человечий. Да и годов молодых, покуда на телесах никакой излишней растительности. Одежи на нем было мало – штаны кожаные, да шкура на плечах, ни обувки, ни рубахи не имелось.
- Что ты за бес такой? – попятилась Весна.
- Хранитель я, слуга самого Велеса, - он же, наоборот, зашагал в ее сторону.
- Отпусти, хранитель. Я закона не нарушила, - снова обратилась девица к чудищу.
- Ты покой запретного леса нарушила, зверя погубить хотела, о себе думала, не о боли чужой, не о чужих страданиях, о душонке своей порченой. Не уйдешь ты отсюда. Хоть беги, хоть криком кричи, не спасешься, не скроешься.
И уже было хотел зверь наказать охотницу, уж и руку протянул, но откуда ни возьмись, явился их взору медведь, встал на задние лапы, заревел неистово и сейчас же человеком обратился. Сам Велес пожаловал, чудище тут же на одно колено опустилось да голову склонило, а Весна замерла от увиденного, так и стояла, не двигалась. Велес подошел к ней:
- Ну что, охотница, - молвил он с насмешкой. – Поймала добычу-то? Али сама добычею стала?
Но Весна стояла, молча, и стыдно ей было, и страшно. Уж лучше бы по деревне сейчас прошла, да дала себя выпороть. А Велес знай, гогочет:
- А я говаривал тебе, дух мой все ведает. Вот и попалась ты, соловушка. Ежели я головой кивну, разорвет тебя хранитель и не поморщится. Токмо жалко такую красу, растил тебя охотник, вскармливал, даже совестно губить сие создание.
- Так не губи, - прошептала дева. – Отпусти, уйду я далече и думать забуду о сей земле.
- Нет, голубушка. Отпустить никак не могу. Есть законы неписаные. Человек, ступивший в мои угодья либо душу отдаст, либо слугой станет. Тебе выбирать.
- Никак душу мою околдовать хочешь? Зверем обратить, подобным этому? - с ненавистью кинула взор она на чудище. – Не бывать тому, лучше пускай задерет. Я пришла сюда волю обресть, а не невольницею стать.
- Все противишься, - покачал головой Велес. – Ну ничего, пройдет день, другой … глядишь, одумаешься. Не возьму душу твою, не нать она мне покамест. Поживешь на моей земле, хранителю послужишь, а там видно будет.
И растворился Бог в воздухе, Весна и слова молвить не успела. А хранитель поднялся на ноги, подхватил красу под руку и потащил за собой. Та уж и пиналась, и кусалась, и царапалась – не помогло только, зверь тянул ее за собой да временами хорошенько встряхивал, чтобы не очень-то буянила.
Глава 7
Утащил зверюга деву далече - с десяток верст в самую глубь леса. Когда Весна уж еле ногами перебирала, заваливало чудище ее себе на плечо, да продолжало идти.
Всю ночь так и прошагали, а к утру вышли к дубраве, но то необычная дубрава была, а колдовская. Только ступили двое на сию землю, как деревья заскрипели, дупла тогда в уста обратились, глаза повыпучили гиганты и смотрят так с недоверием на гостью незваную. Один из дубов тяжело вздохнул и молвил:
- Кто такая? Откуда?
- Пришлая, прислужницей будет, - ответил зверь и легонько толкнул Весну в бок.
- Боги Всесильные! – попятилась дева и прижалась к другому дерево, а то как ухнет и забасит.
- Что за напасть? Куда космами тычешь, дурноголовая? – закряхтел дуб. – Весь обзор загородила.
А Весна как взвизгнет, как отпрыгнет в сторону и сейчас же на ногу чудищу приземлилась, тот аж взревел от боли:
- Да что б тебя, сиволапая! – рассерчал зверь. – Гляди, куда прешь!
- А не нать меня стращать! – подбоченилась дева и как топнет второй раз, токмо уже по второй лапе чудища.
- Ах ты, чертяка веревочная! - уж было замахнулся он, но вовремя остановился. – Ежели посмеешь еще, ноги повыдергиваю, - прошипел, растирая больное место.
Дубы токмо и переглядывались меж собой, но потом хором охнули и снова задремали, все ж возрасту были немалого, поспать любили до полудни.
- Топай, - произнес зверь. – Проку от тебя никакого, да лучше бы Велес позволил порвать на лоскуты.
Весна же перечить боле не осмелилась, и пошла молча вслед, а средь дубравы особо один зеленый старец выделялся, обхвата был широченного, крону имел раскидистую. На самой вышине дуб поддерживал на могучих ветвях-раменах домишко ветхое, а от двери оного вниз веревка свисала. Видать тут-то и обитало чудище лесное. Подошел зверь к дереву, постучал по стволу три раза и то закашляло, заскрипело:
- Чего надобно? Почивать мешаешь, - проворчало древо.
- Принимай новую постоялицу, будет она о тебе заботиться, - ответил тот.
- Добро дело. А теперь ступай, не мешай.
Девице как-то совсем худо стало, ноги под ней подкосились, в очах потемнело и было уже собралась в забвение впасть, но хранитель вмиг подхватил охотницу:
- И не думай даже творить свои девичьи хитрости, не проведешь.
Подхватил ее, да как подбросит, что очутилась краса как раз у двери избы, даже ахнуть не успела.
- Ирод проклятый! – раздалось сверху. – Не сойдет тебе с рук неволя моя, отомщу!
Толкнула дева дверь, та со скрипом распахнулась, а внутри тьма кромешная, затхлостью несет.
- Да это не жилище, это конура какая-то, - Весна осторожно вошла внутрь и тут же лбом о ветку приложилась, древо тогда вздрогнуло:
- Осторожней, ходят тут всякие.
- Прости, дедушка, - смягчилась краса, все же деревья она уважала. – Ни зги ж не видно.
- Бывает, - ответило то и захрапело.
Нащупала она ставни, распахнула их, и тут же свет оранжевым клинком ворвался в избу, вокруг все в пыли да в грязи было. На полу шкура лежала, рядом плошки, черепки валялись, кости обглоданные, к горлу аж дурнота подступила. Но вскоре заметила Весна под самым потолком гнездо, заглянула туда, а там яйца в пуху покоятся.
- Вон оно как, людей на части дерет, а за птах радеет. Ух, отродье бесовское.
Но вдруг в окошко сова влетела и юрк в то самое гнездо. Уселась полуночница, глазами моргнула несколько раз и задремала. В душе у девицы как-то даже потеплело, все ж не одной куковать в заточении.
И принялась краса за уборку, до судорог не терпела сора в избе, посему взяла несколько сухих веток и принялась полы мести, полетела тогда на землю всякая ненужная всячина, бедный дуб аж чихнул от пыли несколько раз, но ворчать не стал, видать самого беспорядок не радовал. Когда вымела полы, взялась за шкуру и пошла, вытряхивать, тут уж и соседние старцы закашлялись. К обеду вычистила дева избу, разложила всю утварь цельную по выступам, села на шкуру и пригорюнилась:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
