Генштаба Вооруженных Сил СССР, действовавший под псевдонимами «ХВС» и «Курт».
Кегель регулярно встречался со своим куратором из Разведывательного управления Генштаба РККА и передавал ему собранную информацию. Надо отметить, что после разгрома нашей европейской резидентуры «Красная капелла» Шандора Радо и ареста Ильзы Штебе, работавшей под псевдонимами «Арним» и «Альта», на допросах с пристрастием она не выдала своего коллегу по подполью — Герхарда Кегеля. В 1944 году Кегель был мобилизован и направлен на Восточный фронт. После короткого пребывания в части он перешел через линию фронта на сторону советских войск. С падением Третьего рейха Герхард обосновался в ГДР. Умер от сердечного приступа в 1989 году, когда увидел разгром министерства государственной безопасности ГДР — Штази и степень участия в предательстве интересов ГДР главного перестройщика Советской России Михаила Горбачева.
Нельзя не упомянуть о роли в добывании информации о готовящемся нападении Германии на СССР и разведчицы майора госбезопасности Зои Рыбкиной. Дело в том, что в мае 1941 года гитлеровская Германия, желая опровергнуть слухи о готовящемся нападении на Советский Союз, решила продемонстрировать верность заключенному Советско-германскому договору и прислала в Москву делегацию в составе группы солистов балета Берлинской оперы. В их честь посол Германии в СССР — граф Вернер фон Шуленбург давал обед, на который были приглашены звезды Большого театра и некоторые чиновники Министерства культуры. Всесоюзное общество культурных связей с заграницей представляла некая Ярцева, весьма привлекательная дама в бархатном платье. Это была наша разведчица майор госбезопасности Зоя Ивановна Рыбкина, которая по просьбе начальника Главного управления контрразведки комиссара госбезопасности 3-го ранга П.В. Федотова должна была помочь оценить обстановку в посольстве, настроения и другие оперативные детали.
Когда начались танцы, Шуленбург пригласил ее на тур вальса. Вот как описала этот эпизод Зоя Ивановна в своей книге «Теперь я могу сказать правду»:
«Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.
— Не кажется ли вам забавным, господин посол, — спросила я, — что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?
— Действительно забавно, — усмехнулся Шуленбург.
— Такое, к сожалению, встречается лишь раз в жизни, а я к этому не готов.
— Вы не любите танцевать? — спросила я с наивностью в голосе.
— Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден, — еще раз подчеркнул Шуленбург.
И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, высказанных с такой горечью. Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, еще не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады как раз напротив открытой двери возвышалась груда чемоданов.
В это время к нам не подошел, а подбежал запыхавшийся военный атташе:
— Господин посол, вам надо отдохнуть, я похищаю у вас даму.
— Я тоже устала, — ответила я…»
Это, конечно же, был энергичный генерал Кестринг, который, как разведчик, мог догадываться, что такой танец посла с советской красавицей не должен быть излишне продолжительным…
А через несколько часов на Лубянке эта же дама в вечернем платье докладывала о том, что в германском посольстве снимают со стен картины и пакуют чемоданы. Вывод: прием затеян для отвода глаз — на самом деле дипломатический корпус посольства Германии готовится к эвакуации. Пусть даже это был косвенный признак, но он подтверждал информацию советской разведки о скором начале войны с Германией.
Именно Рыбкина, работавшая с нашими ценными агентами «Старшиной» и «Корсиканцем», получила первые сообщения о готовящейся Берлином военной акции против Советской России. Она же была связана с немецкой антифашистской организацией «Красная капелла». Следует заметить, что Зоя Ивановна была женой советского разведчика Бориса Аркадьевича Рыбкина (Боруха Ароновича Рывкина), резидента в Финляндии, прибывшего за границу под фамилией Ярцев (оперативный псевдоним «Кин»). Зоя Ивановна Воскресенская прибыла в Хельсинки его заместителем, а вскоре «Кин» женился на ней.
Дом композитора
Камерный одноэтажный дом в конце Хлебного переулка — один из самых старых московских особняков, сохранивших память о его прежних владельцах.
Ирина Сергиевская
Новое руководство Германии в 1933 году взяло курс на проведение активизации работы абвера с позиций легальных резидентур, особенно, выражаясь современным языком, в недружественных Германии странах, в первую очередь в Советской России. Ставка была сделана на абвер в плане деятельности военных атташе. Вообще иностранному дипломатическому корпусу щедрые россияне привычно выделяли приличные особняки. Военному представителю Германии генералу Эрнсту Кестрингу было предоставлено одно из самых престижных старинных московских зданий.
Старый особняк, построенный сразу после пожара в Москве 1812 года, располагался по адресу: Хлебный переулок, дом 28. Как писала Ирина Сергиевская, этот дом по своим размерам и планировке был выполнен в стиле московского ампира. Особняк был приобретен в 1860 году вышедшим в отставку с государственной службы в Императорских театрах известным композитором Алексеем Николаевичем Верстовским (1799–1862). Его гению принадлежат семь романтических опер, написанных с 1828 по 1854 год: «Пан Твардовский», «Вадим», «Двенадцать спящих дев», «Аскольдова могила», «Тоска по родине», «Сон наяву» и «Громобой».
Композитор приехал в Москву в 1823 году по приглашению московского генерал-губернатора светлейшего князя Дмитрия Владимировича Голицына (1799–1844) — военного деятеля Наполеоновских войн (генерал от кавалерии), который в течение почти четверти века осуществлял управление Москвой — с 1820 по 1844 год. Верстовский прослужил тридцать пять лет в Московской театральной конторе, заведуя репертуарной и организационно-хозяйственной частью, фактически возглавляя оперно-драматическую труппу Большого и Малого театров. Это была «эпоха Верстовского».
Жену Алексея Николаевича — Надежду Васильевну Репину, русскую актрису, певицу с высоким певческим голосом — сопрано, современники величали «истинным украшением сцены». Она была законченной однолюбкой. Ее тяготило бывать в гостях и принимать у себя в доме друзей. Любила она только театр, сцену и своего мужа…
После ее смерти в 1871 году новые хозяева немного перестроили дом, архитектурно обогатив эркер — выходящую из плоскости фасада часть помещения. Это был полукруглый фронтон с круглым медальоном в центре. На медальоне стал красоваться картуш — орнаментальная окантовка в виде свитка со свернутыми углами — с гербом новых владельцев, а под ним — большая львиная маска.
После 1917 года особняк занимали разные дипломатические представительства. В 1920 году — Датская миссия, потом германское торговое представительство, а затем в нем поселился аппарат военного атташе Германии.
Ни Верстовский, ни генерал-губернатор, генерал от кавалерии Голицын не могли предполагать, что в 1935 году в особняке поселится со своим аппаратом немецкий генерал, тоже генерал от кавалерии, в будущем военный атташе нацистской Германии и резидент абвера Эрнст Кестринг —
