был готов поддержать ее детей и послать их учиться в университет. Самое же главное, он жаждал удовлетворять все ее прихоти, по которым Дотти изголодалась.
Джо и Дотти так часто спорили по поводу денег, что когда она пришла к нему и сказала, о своем желании получить развод, он ответил что согласием. Конечно, для Дотти этого было недостаточно, поэтому она продолжала говорить, рассказывая ему о каждой подробности ее теперешней, нарушающей верность ему, связи с мистером Монибагс (Денежные Мешки), и подчеркивая каждую деталь будущей жизни с ним, и с детьми. Джо ни на что не обращал внимания. Их совместная жизнь были непрерывной борьбой и спорами о деньгах чуть ли не с самого первого дня. Единственное, о чем Джо мог думать, была эпитафия на могиле Мартина Лютера Кинга. «Свободен, наконец… свободен, наконец… О, мой Бог, я свободен, наконец». У него не было никаких сожалений и о своих двух дочерях. Обе они были точными копиями своей матери. Придет время, и они сделают несчастными своих будущих мужей, когда начнут назойливо требовать различных материальных благи предметов роскоши. Они сведут несчастных в могилу раньше времени.
После развода Джо переехал в Нью-Йорк и снял небольшую квартирку в Вест-Сайде. Днем он водил такси, а вечерами присоединялся к группе людей, державшихся подальше от суеты Бродвея. Ему в то время было сорок. Он был статным мужчиной с темными, чуть седеющими на висках волосами и серо-стальными глазами. Он был в хорошей форме (и даже в возрасте шестидесяти лет пробегал каждое утро миль пять.) А теперь не мог пройти и мили, не устав.
Алма вошла в его жизнь, когда ему был пятьдесят один год. У него была второстепенная роль в полнометражном, но исполняющемся далеко от центра, шоу. За одиннадцать лет, прожитые в Нью-Йорке, он стал хорошо жить.
Он даже сумел накопить несколько тысяч долларов и создал пенсионный проект для Гильдии артистов экрана. Он был артистом, и все его будущее связывалось с игрой на сцене.
Потом, как-то вдруг, исполнилось шестьдесят. Уже четыре года он был женат на Алме и не думал об отдыхе, о пенсии. Он намеревался поехать в Голливуд и попробовать себя в телевизионных ролях. Волосы его поседели лицо было как высеченное из мрамора. У него был пронзительный взгляд. Мастерство Джо возросло до уровня высокого профессионализма. Он к тому времени был хорошим типажом, и начинал получать кое-какую коммерческую работу на телевидении.
Алма, дорогая Алма заметила это первой.
— Чувствуешь ли ты себя хорошо? — спрашивала она, — ты кажешься усталым.
Джо отвечал ей, что это все лишь плод ее воображения, но она не давала ему покоя, потому что любила его, и наконец заставила его пойти к врачу провериться. Слова врача ошеломили его
— Мистер Финли, вы настаивали, чтобы я ничего не скрывал. Так вот, у вас лейкемия. — Джо показалось, что его пырнули в живот.
— Я думал, что это детская болезнь, — сказал Джо.
— На самом деле это не так, мистер Финли. Однако, когда мы обнаруживаем ее эту болезнь у людей вашего возраста, мы лечим ее достаточно успешно. Могу вас заверить, что вам предстоят еще годы, и хорошие годы. Собственно говоря, я уверен, что мы сможем вас поддерживать в хорошем состоянии довольно-таки долго.
Джо пытался понять, что это могло значить и будет ли это настоящей жизнью?
Он две недели ничего не говорил Алме. Он ждал, потому что врач собирался попробовать новый способ лечения. Если оно подействует, говорил доктор, он будет уверен, что все пройдет хорошо. Но будут ограничения, да Джо и понимал, что они будут. «Вы не должны переутомляться. Если возможно, Вам надо подумать об отходе от забот, о более спокойном образе жизни», говорил ему врач. Потом были получены результаты проверок. Новое лечение дало некоторый эффект. Врач был оптимистичен, поэтому вечером, после представления, Джо встретил Алму, и они вместе отправились в тихий французский ресторан на Сорок девятой стрит. Они заказали мидии и хорошего белого вина. Там он ей обо всем рассказал. Она дотянулась до него через стол и притронулось к его руке.
— Я люблю тебя! — сказала она. С этого дня она стала воплощением внимания, любви — средоточием всего, что могло иметь значение для Джо Финли.
Теперь, глядя на Бена Грина, приближающегося под звуки предназначенных ему аплодисментов, он мысленно возвращался к своему утреннему спектаклю и чувствовал гордость за себя.
В это утро они встретились на квартире у Бена очень рано. Мэри приготовила им завтрак и сидела с ними за столом, пока они проигрывали свой план. Джо принес весь реквизит. Он надел костюм в полосочку, белую рубашку и красный галстук, широкие туфли начистил до тусклого блеска. Его волосы были подстрижены (он подстриг даже волосы в ушах и в носу), а ногти отполированы.
У Бена был дипломат, удостоверение личности и другие необходимые документы. Было поразительно, как ему удалось добиться, чтобы все подготовить за полдня, но так оно и было. (Бен говорил Джо, что у него есть приятель, владеющий агентством в Майами. Тот парень был чем-то обязан Бену, причем зависел он от Бена всецело, так как этим утром в 6 часов т. к. посланник с документами постучал в двери дома Бена).
Они прорепетировали все еще раз, допили кофе и пожали друг другу руки. Бен оставил дипломат на столе и отправился в комнату мистера Шилдса. Джо, подождав минут пять, последовал за ним. Когда Джо появился в конторе, он увидел Бена, который ожидал в приемной.
Джо, не обращая никакого внимания на Бена, обратился к секретарше:
— Доброе утро. Я — мистер Бонзер из канцелярии Генерального прокурора Флориды. Мистер Шилдс у себя? — он показал удостоверение, ранее врученное ему Беном. Девушка сильно разволнована.
— Ну, сэр… мистер Бознер… э… разрешите мне справиться. Э… не подождете ли Вы пока?
Садясь на стул, Джо сказал:
— Мы договорились о встрече если он не забыл конечно.
Постаравшись улыбнуться ему, секретарша направилась и кабинет шефа. Бен быстро прошел вперед и заглянул в кабинет через дверь, которую девушка чуть приоткрыла и проскользнула внутрь. Джо и Бен с трудом сдерживали смех.
Когда вернулась секретарша, Джо встал и подошел к ее столу.
— Он меня сейчас примет? Я ужасно тороплюсь.
Она говорила, обращаясь к Джо, но смотрела на Бена Грина. Голос ее звучал глухо, затем она перешла на шепот
— Мистер Шилдс говорит, что не помнит ни о какой договоренности о встрече с вами. Не могли бы вы встретиться с ним в другой раз?
Голос Джо загремел.
— Передайте мистеру Шилдсу, что либо мы встретимся немедленно, либо он встретит меня в заседании федерального суда.
В этот момент Бен Грин вскочил и подбежал к ее столу, крича что есть мочи.
— Он ведь там, нс так ли? Проклятый сукин сын! Я профутболю его задницу по всей этой проклятой конторе! — Прежде, чем девушка смогла задержать его, он вбежал в кабинет Шилдса. Джо последовал за ним и встал в дверях. Шилдс оказался прижатым к стене под большим чучелом тарпана. Бен наклонился к нему и грозил стереть его в порошок.
Джо подошел к столу и снова достал удостоверение.
— Мистер Шилдс, я мистер Бознер, из канцелярии Генерального прокурора Флориды. Мы говорили с вами накануне по поводу жалобы некоего мистера Грина.
При этих словах Бен резко повернулся к нему.
— Я Бен Грин. Черт возьми! Я рад видеть вас. Наконец-то мы можем загнать эту крысу в ловушку. — Он подошел и Джо, чтобы пожать ему руку.
— Я рад, что встретил Вас, мистер Грин. — сказал Джо. — Мы не хотим, чтобы новоселы Флориды могли подумать, якобы мы не реагируем на их жалобы лишь потому, что они новые жители. Каждый гражданин — это гражданин и избиратель. — Джо улыбнулся той улыбкой политического деятеля, какую он использовал в сценке «Последнее Ура», в которой играл мэра Бостона. Потом он сел, открыл свой дипломат и достал приготовленные ими бумаги.
— Пожалуйста, мистер Шилдс, я уверен, что мы можем уладить это дело полюбовно. — Джо передал ему бумаги. Бен и Джо знали, что победили.
Единственное, чего они не знали, — это то, что у Шилдса был строжайший приказ «владельцев» корпуса А, не огорчать жителей корпуса. Хозяева не желали никакой огласки и, конечно, не хотели оказаться в суде. «Черт!» думал Шилдс. «Я бы довел этого пердуна до Верховного суда раньше, чем заполнил бы ему бассейн». Шилдс положил бумаги на стол и взглянул на Бознера. Бознер был не молод, и, конечно, он не проявил бы жалости к нему, поэтому Шилдс решил вести себя сдержанно, но тактично.
— Мистер Бознер. Мне очень жаль, что произошло такое недоразумение. Мистер Грин все неправильно понял. На самом деле мы заполняем бассейн сегодня… Да сегодня. Он звонком вызвал секретаршу из приемной и распорядился найти немедленно Валли Паркера и вызвать его в контору.
Через несколько минут Валли вошел в кабинет и направился в дальний от Бена угол комнаты.
