Далее я предлагаю, во избежание лишних разговоров, порядок Битвы в «Cad Goddeu»:
Береза Рябина Ольха Ива Ясень Боярышник Дуб Падуб Лесной орех Дикая яблоня Виноградная лоза Плющ Тростник Терн Бузина Ракитник Пальма Пихта Утесник Вереск Тополь Тис Омела Дрок Бирючина Жимолость Сосна
Необходимо также сказать, что в оригинале между строками 60 и 61 есть еще восемь строк, не понятых Д. Э. Нэшем.
Они начинаются со слов «вожди падают» и кончаются словами «кровь поднялась так, что не стало видно ног». Принадлежат они к «Битве деревьев» или нет, неизвестно.
Остальное в этой мешанине я оставляю для разбора кому-нибудь другому. Помимо монологов Блодайвет, Хи Гадарна и Аполлона здесь есть еще сатира на монахов-теологов, которые садятся в кружок с мрачным видом и с удовольствием предсказывают неизбежность Судного дня (строки 62–66), тьму-тьмущую, трясущиеся горы, очищающий огонь (строки 131–134), сотни проклятых человеческих душ (строки 39–40), а также размышляют о нелепых проблемах:
Коли на острие ножа (строки 204, 205)Ангелов миллионы,То сколько же миров на двух (строки 167, 176)Копьях притупленных!
Здесь Гвион хвастается собственными познаниями:Я прозорливец и моей (строки 201, 200)Сутаны нет багряней.Все знают о девятистах (строка 184)Мне ведомых преданьях.
Как утверждает поэт двенадцатого столетия Кинтелв, самым почитаемым цветом одежды был красный, и Гвион противопоставляет его унылому цвету монашеских одеяний. Из девяти сотен легенд он упоминает только две, и обе они включены в «Красную книгу Хергеста»: это «Охота на Турха Труита» (строка 189) и «Сон Максена Вледига» (строки 162–163).
Строки от 206 до 211 принадлежат, по-видимому, «Can у Meirch» («Песня о лошадях») — еще одной поэме Гвиона, в которой он рассказывает о соревновании между лошадьми Элфина и Майлгвина, лишь упоминаемом в «Сказании».
Еще один интересный кусок можно восстановить из строк 29–32, 36–37, 234–237:
Безразличные барды делают вид,Будто они чудовищеС сотней голов,Пятнистая с капюшоном змея.
Жаба, на лапах которойСто когтей,
Золотом в золотеСтал я богаче;Удовольствие мне доставляетТяжелый труд золотых дел мастера.
Поскольку Гвион отождествляет себя с этими бардами, я думаю, он написал «безразличные» с иронией. Стоголовая змея, сторожащая сокровища в саду гесперид, и жаба со ста когтями и великолепным украшением на голове (упоминаемая Старшим Герцогом Шекспира) принадлежат старинным мистериям с опьянением с помощью поганок, знатоком которых был Гвион. Европейские мистерии гораздо менее исследованы, чем мексиканские, а мистер и миссис Гордон Вассон и профессор Хайм пишут, что бог-поганка доколумбовых времен Тлалок, имеющий облик жабы в головном уборе в виде змеи, не одну тысячу лет возглавлял всеобщую трапезу, когда ели psilocybe — внушающие галлюцинации поганки. На таком пиру можно было зреть видения дивной красоты. Европейский двойник Тлалока — Дионис — слишком во многом схож с ним, чтобы это было похоже на случайность. Наверное, они — два варианта одного бога, хотя до сих пор не установлено, когда начались контакты Старого и Нового Света.
В своем предисловии к исправленному изданию «Мифов древней Греции» я делаю предположение, что тайный культ дионисийского гриба был заимствован ахейцами у пеласгов из Аргоса. Кентавры, сатиры и менады Диониса, по- видимому, во время некоего обряда ели пятнистую поганку, называемую «летающей головой» (amanita muscaria), которая придавала им невероятную физическую силу и сексуальную мощь, внушала видения и наделяла даром пророчества. Участники элевсиний и праздников орфиков, а также других мистерий, наверное, знали еще panaeolus рарi lionaceus, маленький гриб (до сих пор используемый португальскими ведьмами), действие которого схоже с действием мескалина. В строках 234–237 Гвион говорит о том, что один камешек может под влиянием «жабы» или «змеи» стать целой сокровищницей. Его утверждение, что он столь же просвещен, как Мат, и знает мириады тайн, возможно, также связано с культом жабы-змеи. Как бы то ни было, psilocybe внушает космическое озарение, и я лично могу это подтвердить.
«Свет, чье имя Слава», возможно, имеет отношение к подобному видению, а не к солнцу.
«Книга Талиесина» содержит несколько перепутанных поэм, ждущих своего исследователя. Задача эта интересная, но пока придется подождать того, кто правильно расставит строки и переведет их. Работа, которую я предлагаю, ни в коей мере не может считаться окончательно завершенной.
Cad Goddeu (Битва деревьев)На буках побегиВоспрянули вновь:Проходит пораУвяданья дубов.
Дубы еще дремлютВ сетях волхвованья,Но зелены буки —Живут упованья.
Как папоротникБлагородный украл я,Так в знаниях с МатомСоперничать стал я.
Мне девять даноНесравненных умений;Я плод девятиВсем известных растений:
То слива, черника,Тутовник, малина,Две вищни и грушаАйва и рябина.
Я в Кайр ВевинетеСижу на престоле —Там мощны деревьяИ травы на поле.
Но жизни ониРазлюбили услады;Вид букв алфавитаПринять они рады.
И путник, и воинГлядят изумленно:Вновь распри пошли,Как во дни Гвидиона.
Одно в подъязычъеБушует сраженье,Второе в мозгуОбретает рожденье.
Дерется ольхаНа переднем краю,Но ива с рябиноюМедлят в строю.
Вот падуб зеленыйСвирепствует в брани,Пронзая шипамиВрагов своих длани.
Две твердиПод натиском дуба звенят;«Всесильный привратник», —О нем говорят.
Утесник с плющомКрасовался на вые.Орешник судьей былВо дни колдовские.
Пихте дикарскойЗлой ясень сродни;Стоят непреклонно,Бьют в сердце они.
Береза в сраженьеНе столь поспешала —Не трусость — достоинствоГордой мешало.
Спасителем верескПлывет по полям.Высоким уронНанесен тополям.
С размаху в стволы ихОружье вогнали,И прямо на полеОт ран они пали.
Вот вышла лоза,Ей доспехи нес вяз.«О, сильные мира!» —Взопил я, дивясь.
И терн черноплодныйВоитель был смелый,И брат его сводныйБоярышник белый.
Тростник длинноногий,Ракитник с семьейИ дрок, что не любитУзды над собой.
И тис бесшабашный,По пояс в огне,Прощальное словоШептал бузине.
А яблоня —Та, что из Gorchan МайлдерваУ края скалы,Улыбалась надменно.
Лишь жимолость,Что незнакома с войной,В укрытье таиласьС придворной сосной.
А я, хоть летамиИ не был велик,Сражался в той битвеНа Готай Бриг.
Глава третья. Пес, Косуля и Чибис
