Немного требуется труда, чтобы отделить строки, принадлежащие поэме «Битва деревьев», от еще четырех-пяти поэм, с которыми она смешана. Вот мы и попытаемся восстановить то, что полегче, не трогая того, что труднее поддается расшифровке. Что привело меня к моему решению, я расскажу в свое время, когда буду определять смысл аллюзий. Я использую балладную форму как наиболее соответствующую оригиналу.
Битва деревьевЯ в Кайр Вевинете (строки 41–42)Сижу на престоле —Там мощны деревьяИ травы на поле.
И путник, и воин (строки 43–46)Глядят изумленно:Вновь распри пошли,Как во дни Гвидиона.
Одно в подъязычье (строки 32–35)Бушует сраженье,Второе в мозгуОбретает рожденье.
Дерется ольха (строки 67–70)На переднем краю,Но ива с рябиноюМедлят в строю.
Вот падуб зеленый (строки 104–107)Свирепствует в брани,Пронзая шипамиВрагов своих длани.
Две тверди (строки 117–120)Под натиском дуба звенят;«Всесильный привратник», —О нем говорят.
Утесник с плющом (строки 82, 81, 98, 57)Красовался на вые.Орешник судьей былВо дни колдовские.
[Пихте] дикарской (строки 88, 89, 128, 95, 96)Злой ясень сродни;Стоят непреклонно,Бьют в сердце они.
Береза в сраженье (строки 84–87)Не столь поспешала —Не трусость — достоинствоГордой мешало.
Спасителем вереск (строки 114, 115, 108, 109)Плывет по полям.Высоким, уронНанесен тополям.
С размаху в стволы их (строки 123–126)Оружье вогнали,И прямо на полеОт ран они пали.
Вот вышла [лоза], (строки 127, 94, 92, 93)Ей доспехи нес вяз.«О, сильные мира!» —Взопил я, дивясь.
Лишь жимолость, (строки 79, 80, 56, 90)Что незнакома с войной,В укрытье таиласьС придворной сосной.
Маленький Гвион ясно говорит, что это не сама Cad Goddeu, но
Возрождение старых ссор,Гвидионовым подобных.
Комментаторы, смущенные хаотическим расположением строк, в основном удовлетворяются замечанием, что в кельтской традиции друиды имели власть обращать деревья в воинов и посылать их на битву. Однако, как первым заметил преподобный Эдвард Дэвис, умнейший, но безнадежно заблуждавшийся валлийский ученый, в «Celtic Researches» (1809) описанная Гвионом стычка — не «незначительная битва» и вообще не реальная драка, а интеллектуальная битва, в которой оружием были разум и язык. Дэвис также обратил внимание, что во всех кельтских наречиях «деревья» значит еще и «буквы», что школы друидов располагались в лесах, что бoльшая часть друидовских волшебств совершалась с помощью разных веток и что самый старый ирландский алфавит «Beth-Luis-Nion» (Береза-Рябина-Ясень) получил свое название от имен первых трех деревьев, чьи начальные буквы составляют алфавит. Дэвис был на правильном пути, хотя вскоре свернул не туда, не понимая, что стихи перемешаны, и неправильно перевел их, придав им, как он считал, некий смысл, но его наблюдения помогают нам восстановить кусок о деревьях:
Но жизни они (строки 130 и 53)Разлюбили услады;Вид букв алфавитаПринять они рады.
Следующие строки, по всей видимости, являются вступлением к описанию битвы:
На буках побеги (строки 136–137)Воспрянули вновь:Проходит пора —Увяданья дубов.
Дубы еще дремлют (строки 103, 52, 138, 58)В сетях волхвованья,Но зелены буки —Живут упованья.
Это значит (если вообще что-то значит), что в Уэльсе незадолго до этого возродился алфавит. «Бук» — общеизвестный синоним «литературы». Например, английское слово book (книга) происходит от готского слова, означающего буквы, и так же, как и немецкое Buchstabe, связано этимологи чески со словом beech (бук), поскольку таблички для писания делались из бука. Как писал епископ-поэт шестого века Венантий Фортунат: «Barbara fraxineis pingatur rипа tabellis» («Пусть варварские руны будут написаны на табличках из бука».) «Дубы… в сетях волхвованья» скорее всего имеют отношение к древним поэтическим тайнам. Как уже говорилось, derwydd, или друид, или поэт, был «дубовым прорицателем». Старинная корнуольская поэма рассказывает, как друид Мертин, или Мерлин, рано утром отправился со своим черным псом искать glain, или волшебное яйцо змеи (возможно, окаменелого морского ежа, каких находят в захоронениях железного века), собирать салат и samolus (herb d'or) и срезать самую верхнюю ветку с дуба. Гвион, который в строке 225 обращается к коллегам-поэтам как к друидам, говорит здесь: «Поэтические волшебства древних времен стали непонятной чепухой из-за долгого враждебного отношения к ним Церкви, однако и теперь у них есть будущее, когда литература процветает вне монастырских стен».
Он упоминает других участников битвы:
Могучие вожди во время войны(?) и тутовник.
Вишней пренебрегли…
Черемуха преследует…
Груша не пылкого нрава…
Малина, увы,не лучшая еда…
Слива — не самоелюбимое дерево у людей…
Мушмула той же природы…
Во всех этих упоминаниях нет никакого смысла. Малина — на диво вкусная ягода, слива — любимое всюду дерево, груша — хорошо горит, и на Балканах ее часто используют вместо кизила, чтобы зажечь ритуальный огонь, тутовник не используют в качестве оружия, вишней никогда не пренебрегали, и во времена Гвиона она имела непосредственное отношение к истории Рождества, как о нем рассказывалось в популярном Евангелии псевдо-Матфея, к тому же черемуха никого не «преследует». Совершенно очевидно, что эти восемь садовых деревьев и еще одно, на чье место я поставил «пихту», зачем-то взяты из такой загадки в поэме:
Из девяти разных даров,Из плода плодов,Из плода Господь создал меня,и ими заменены названия лесных деревьев, участвовавших в битве.
Трудно сказать, принадлежит ли история человека-плода поэме «Битва деревьев», или это речь-представление «вот я», как четыре других, перепутанных в «Cad Goddeu» и произнесенных, по-видимому, Талиесином, богиней цветов Блодайвет, предком кимров Хи Гадарном, а также богом Аполлоном. Что касается меня, то, я думаю, она входит в состав «Битвы деревьев»:
Мне девять дано (строки 145–147)Несравненных умений;Я плод девяти Всем известных растений.
То слива, черника, (строки 71, 73, 77,Тутовник, малина, 83, 102, 116, 141)Две вишни и груша,Айва и рябина.
Изучая деревья ирландского алфавита деревьев «Beth-Luis-Nion», с которым автор поэмы был хорошо знаком, нетрудно восстановить те девять деревьев, которые были заменены на садовые. Совершенно очевидно, что не самое вкусное дерево — дикая слива, что негорящая бузина не годится для топлива, зато она знаменита как лекарство от простуды и ожогов, что несчастливый боярышник и «той же природы» терн «не самые любимые у людей», а вместе с тисом — деревом лучника — они «доблестные вожди во время войны». По аналогии с дубом, из которого делались звонкие дубинки, и тисом, из которого делались крепкие луки и черенки для лопат, и с ясенем, из которого делались надежные копья, и с тополем, из которого делались большие щиты, я смею предположить, что вместо черемухи, что «преследует» кого-то, был неуемный тростник, из которого делали быстрые стрелы. Ирландские поэты считали тростник деревом.
