— На войне гражданским делать нечего, — с этими словами бабка подняла с пола десертную ложку, хладнокровно засунула ее в глазницу головы, раньше принадлежавшей Гастриту, и вынула глаз. Затем поднесла его к лицу Че Гевары и раздавила.
— Говори, а то пальцы откушу! — проорала старуха в еще здоровое ухо.
Звон, раздавшийся в голове, остатки глаза, брызнувшие на лицо, кругом кровь, кровь, кровь... И без того подорванная психика видоизменилась окончательно. Андрей Константинович Скобель глупо хихикнул, засунул в рот указательный палец и обмочился.
С минуту Хана пыталась понять, что произошло, затем в сердцах сплюнула.
— Что с людьми стало? Раньше на этапе «глаз» только-только колоться начинали, а этот уже обоссался, и крышу сорвало. — Она сокрушенно покачала головой. — Как же с ними разговаривать?
— Я всегда говорил: «Несомненно, с приходом пенсии жизнь только начинается», — голос, внезапно зазвучавший в прихожей, заставил Викторию Борисовну резко обернуться. — У вас дверь нараспашку. Вот и решил посмотреть, не случилось ли чего?
Женщина узнала очередного гостя сразу. Мягкое "р" и речь полная красивых, но давно вышедших из моды слов, принадлежали соседу сверху. Он был, пожалуй, единственным жильцом в подъезде, к кому Виктория Борисовна испытывала симпатию.
— Ничего не случилось, не беспокойтесь. У нас все нормально, — женщина обвела глазами поле боя. — Простите, у меня не прибрано.
Невысокого роста, пожилой, чуть полноватый мужчина сохранял просто героическое спокойствие.
— Понимаю, — негромко произнес он.
«Наш человек», — подумала хозяйка квартиры.
— Могу я быть чем-то полезен? — он кивнул в сторону Мананги. — По-моему, молодому человеку нужна помощь.
— Спасибо, я вызвала «скорую», но, если не затруднит, у меня есть к вам просьба.
— Все, что в моих силах. У вас, я вижу, неприятности...
Виктория Борисовна быстро скинула перепачканный кровью халат. Оставшись в одной рубашке, она макнула валенок в лужу крови и оставила им след на лестничной площадке и еще на двух ступенях, ведущих вниз. Окровавленные вещи Хана засунула в объемистый мешок для мусора.
— Скоро здесь будет милиция. Не нужно, чтобы они Вас видели. Можете подержать это у себя до вечера? — с этими словами она протянула мешок соседу.
Паузы не было.
— Вне всякого сомнения, — мужчина решительно принял сверток, повернулся к выходу, но внезапно остановился. — А мы ведь до сих пор не знакомы. Разрешите представиться: Виктор Робертович Файнберг, хирург в отставке.
— Виктория Борисовна Ханина, — она немного подумала. — Тоже в отставке...
Мужчина чуть склонил голову, развернулся и быстро вышел, стараясь не наступать на пятна крови.
Внизу уже хлопнула дверь, и второй раз за сегодняшний день в квартире раздался сигнал домофонной связи.
Глава 6
ДВА МЕРТВЫХ ТРУПА
Эпидемия гриппа свалилась на город после новогодних праздников. Подорванный «отдыхом по-русски» иммунитет не сдюжил, и население слегло почти поголовно. В кабинетах, коридорах и цехах стало пустынно. Лишь такая масштабная катастрофа могла привести к тому, что в сто восьмом отделении милиции на дежурство заступил Альберт Степанович Потрошилов. К полному недоумению дежурной смены и преступного элемента.
Капитан Потрошилов был местной легендой. Вдобавок к жуткой фамилии он обладал ростом в один метр семьдесят один сантиметр, грозно торчащим ежиком редких белобрысых волосенок и проницательно-острым носиком. Усугубляя навеваемый на окружающих ужас, глаза оперативника взирали на мир сквозь очки, похожие на бинокль, в роговой оправе.
От своих коллег Альберт Степанович неприлично отличался интеллигентностью. В самом мягкотелом смысле этого слова. Для милицейской Среды найти более неуместное качество трудно. Рядом с этим положительные черты его характера бесславно меркли. В том числе и выдающиеся дедуктивные способности. О которых, впрочем, кроме самого Потрошилова, знала только его мама, фанатичная поклонница творчества Конан Дойла.
Дежурство протекало непросто. Попивая кофе из большой чашки, капитан Потрошилов заканчивал создание очередного отчета. Творческая работа по искоренению грамматических и стилистических ошибок коллег требовала героической самоотдачи. Особенно выискивание многочисленных повторов. Зачеркнув пятое на трех строчках «установить», Альберт Степанович прервался, и в этот момент в кабинет без стука ввалились старшина с дежурным водителем.
— Товарищ капитан! Докладываю: два трупа и одно ножевое. От нас в одном квартале. Звонила хозяйка квартиры. Говорит, мужик уложил гостей и убег. Следственная бригада выезжает. Едем?
Сыщик понял — вот оно, дело! Его ладони тут же вспотели от волнения;
— Я мигом. Людей в машину!
Прежде чем встать, он опасливо отодвинул недопитый кофе на середину стола. Дедукция подсказывала, что мокрое пятно на брюках может вызвать негативную реакцию окружающих и осложнить следственные мероприятия. Пока Альберт Степанович мчался по грязной снежной каше к служебному «уазику», кто-то из сидевших внутри успел ехидно высказаться:
— Хана бандитам!
Полы длинного пальто шлепали Алика по коленям. Забираясь в кабину, он умудрился наступить на одну из них и удариться голенью о дверцу. Вместо традиционного упоминания падшей женщины прозвучало лаконичное и мужественное:
— Ой!
* * *
Двери в квартиру на третьем этаже были открыты. На пороге оперативную группу встретила старушка в затрапезном халате:
— Слава Богу, сынки, приехали! Я от страху и зайти-то обратно не могу. Это ж надо, среди бела дня поубивал всех да убег!
Потрошилов выглянул откуда-то из-под мышки старшины, шедшего впереди, и поинтересовался:
— Давно?
Растерянно поискав взглядом источник звука, бабуля прокряхтела:
— Вестимо. Минут сорок, как тому.
Облегченно выдохнув, Максимюк внушительным басом сказал:
— Жаль! Теперь ищи-свищи, — но дороги Алику не уступил.
Тот ткнулся в широкую спину, пытаясь пробиться. Однако даже после начальственного: «Пройдемте в квартиру», — донесшегося сзади, старшина не сдвинулся с места.
— Кто внутри?
Старушка, казалось, еще больше сгорбилась от страха.
— Два, значит, мертвых трупа. Один раненый, значит, просто постоялец мой, временный. И еще один из гостей. Малость, навроде, умом тронулся.
Максимюк шагнул в квартиру. Наступая ему на пятки, следом засеменил капитан Потрошилов. В комнату за ними хозяйка не пошла. Она остановилась возле двери и кивнула:
— Там...
Там впечатляло. Даже привычный ко всему Максимюк присвистнул:
— Мама моя, «Убили негра!..»
Чернокожий молодой парень полулежал на полу, привалившись спиной к дивану. Из одежды на нем имелись трусы и гипс на ноге. К животу была прижата окровавленная простыня. Тут же, впрочем, выяснилось, что его-то как раз и не убили. Черные веки приоткрылись, раздался нерусский стон:
— Оу... уотс пэйн.
Растерянно обернувшись, старшина негромко спросил у старухи:
— Он чё, нерусский?
Раздраженно сплюнув, та пробурчала:
— Да нет, сам-то он сибиряк, не видно, что ли?
Негр снова застонал:
— Ай эм дайн, шит.
Потрошилов сквозь сжатые зубы сумел выдавить:
— Что он говорит?
Как само собой разумеющееся хозяйка перевела:
— Что стоите, говорит, как пни. Просит — дайте шприц. Небось, за врачей вас принял.
По окончании адаптированного перевода негр подвел итог общению:
— Иоп уашу мат, — после чего закрыл глаза и замолк.
— Не надо, говорит, шуметь, — по инерции просуфлировала бабуля.
Помимо жертвы российского апартеида на полу расположились два тела. С ними обошлись куда суровее. У двери на полу лежал мужчина с огромной рваной раной на шее. Чуть поодаль, вперив невидящий взгляд в потолок, валялась отделенная от туловища голова второго. Вместо левого глаза зияла черно-красная дыра.
Последний участник драмы взирал на мир с улыбкой. Забившись в угол между шкафом и батареей отопления, он удивленно посасывал палец и тихонько скулил.
Подобные пейзажи и натюрморты старшине доводилось видеть не раз, тогда как Алику — лишь однажды. Результат, увы, оказался таким же, как и в прошлый раз. Желудок начал расти, заполняя все тело, ноги задрожали и ослабели, перед глазами замельтешили хороводом живые и мертвые... В результате Альберта Степановича стошнило. В срочном порядке его брезгливо спровадили в ванную.
* * *
Прибытие «скорой помощи» и следователя с экспертом произошло одновременно. Меланхоличного вида врач с кислой миной присел на корточки возле стонущего негра. Нащупав пульс, он глубокомысленно кивнул:
— Живой.
— Да ну? — ехидно хмыкнул старшина Максимюк.
— Ну, да, — не оценил шутку доктор, — Виктор, померь давление.
