– Зачем вы это делаете? – услышала я сзади голос работника зоопарка.
– Это философский вопрос. – С этими словами я засунула «попку» от батона в рот и отряхнула руки.
Женщина явно не поняла скрытого смысла моих слов и позволила мне удалиться, высказав, очевидно, мысленно кучу проклятий в мой адрес, ибо говорить она не могла – рот у нее был открыт от удивления.
Дальше гулять по зоопарку я не стала, потому что общения с птицами мне вполне хватило, чтобы опять начать понимать людей.
Разделив батон с птицами, я все-таки осталось голодной, к тому же к каждой трапезе полагается хороший десерт, а в десерте я себе никогда не отказываю!
К счастью, рядом оказалось кафе, и я с удовольствием съела там тирамису, повысив уровень эндорфинов в крови.
«Вот теперь я готова к бою!» – подвела я итог, вытирая салфеткой губы, и твердо пообещала себе не плавать кругами за куском батона.
Глава 6
Окончательно ненавидя узкие брюки, впивающиеся мне сейчас во все интересные места, столицу с ее пробками, пешеходов, которые в самый неожиданный момент бросаются под колеса, и даже бывшего бойфренда, привившего мне страсть к автомобилям, я подъехала к гостинице «Орленок».
Однако весь этот негатив не помешал мне уверенно вышагивать по полированному полу в направлении греческого ресторана.
С каждым шагом я становилась ближе к столику, за которым уже сидел Король футбола в ослепительно-белом свитере, с такой же улыбкой и талантом превращать монолит самого твердого женского сердца в мозаичное панно.
Я готовилась морально. Я шла торговать собой. Торговать своими знаниями, талантами и обаянием – всем, что может принести мне дивиденды от сделки под названием «жизнь». Как сказал один мудрец: «Не учитесь трюкам и хитростям торговли. Учитесь торговать…» Из этой мудрости я уяснила для себя одну важную вещь: мы стоим ровно столько, на сколько сами себя оцениваем.
Приведу банальный пример. Вы приходите в магазин за новой кофточкой и, не увидев ценника, спрашиваете: «Сколько она стоит?» Вы не говорите, что дадите за нее ровно тысячу рублей и ни копейки больше, а узнаете, какова ее цена, и потом уже решаете – можете ли вы себе позволить ее купить. Куда вы собираетесь в этой кофточке ходить? Хорошо ли она сочетается с другими вещами вашего гардероба? Нужна ли она вам?
Уверяю, что та же история и в отношении людей.
Любой из ваших новых знакомых в той или иной мере хочет сначала понять, чего вы стоите, а потом уже решает, какое место вы займете в его жизни. Это элементарно. И я говорю сейчас не о денежном эквиваленте, а о том, насколько высоко ценят человека в личном плане.
Мы иногда ошибочно даем окружающим понять, что мы стоим столько же, сколько и они, или меньше. Но у нас своя цена, и она не зависит от того, сколько стоят другие люди. Мы – это своего рода эксклюзивный товар, и его стоимость складывается только из наших личных качеств, которые не зависят от котировок на рынке.
Вот и я – не одна из миллиона, а – штучный товар. У меня нет бесконечно длинных ног, идеальной формы бедер и я давно перешагнула двадцатилетний рубеж… И в этом тоже моя ценность.
Если же Царев надумал внести разнообразие в свою потребительскую корзину, то ему не повезло. Нет-нет, это я собираюсь сытно покушать! ☺
– Добрый вечер… – протянула я, сразу давая понять, что день у меня был трудный.
– Трудный день? – спросил он, словно прочел мои мысли.
– Да, – я присела за столик. – И мне бы хотелось сразу выяснить, насколько мой график будет отныне похож на график курьера из службы доставки.
– Ммм… – Он потер подбородок. – На самом деле мой график связан с постоянными перемещениями…
«Ну да, ну да, – ехидно подумала я, – пас вправо, пас влево…»
– Приезжая в Москву на несколько дней, я пытаюсь все сделать по максимуму, чтобы через неделю мне не пришлось опять лететь назад. Здесь уже тебе придется как-то лавировать, ничего не поделаешь. – Андрей развел руками. – Но в остальное время ты можешь совершенно спокойно распоряжаться своим временем и планировать свои действия как хочешь. Я уже распорядился, чтобы в офисе тебе выделили кабинет.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– У Инны кабинета не было, – многозначительно добавил Царев.
– Мне вдвойне приятно.
Я абсолютно не солгала – мне и правда было приятно. Я смотрела на Андрея и понимала, почему он так отчаянно нравится бабам. У него есть потрясающая способность просто обволакивать «жертву» обаянием. Здесь работает все: и глаза, которые он имеет обыкновение прищуривать, когда слушает человека, и наклон головы чуть направо, и мягкая улыбка чувственных губ – когда один уголок рта приподнят чуть выше, и голос – тягучий, как карамель.
– Спасибо, – Андрей кивнул официантке, которая поставила перед ним два пирожных.
– Мусака будет через пятнадцать минут, – промурлыкала девушка голосом гейши, а потом, резко сменив выражение лица, посмотрела на меня и холодным общепитовским тоном спросила: – Вы выбрали что-нибудь?
Если учесть, что у меня не было даже меню, то я отреагировала вполне спокойно.
– К сожалению, выбирать не из чего, но я буду кофе латте, и принесите отдельно корицу.
Официантка удалилась, а я с удивлением заметила, как Андрей в ожидании мусаки уплетает за обе щеки пирожные.
– Ты так проголодался? – с умилением спросила я.
– Нет. Почему? – удивился он.
– Ну, твое блюдо будет готово через пятнадцать минут, а ты, – я покружила в воздухе пальцем. – Ты уже за десерт принялся…
– А-а, понятно! – Он засмеялся. – Открою тебе страшную тайну. – Он промокнул губы салфеткой и наклонился ближе. Я невольно сделала то же самое. – Только тебе, как моему пиарщику. Обещай, что никому не скажешь.
Я закивала.
– Дело в том, что у меня есть такая странность – я перед едой люблю есть сладкое. Это с дет ства. Знаешь, – он засунул в рот последний кусочек пирожного, – всех детей обычно ругают: дескать, не ешь конфеты перед едой, аппетит испортишь! А у меня всегда была такая фишка. Родители не верили, когда я показательно съедал перед едой кусок шоколадки, а потом уничтожал комплексный обед. Они думали, что это я специально, напоказ. – Он улыбнулся. – А мама до сих пор вытаскивает у меня изо рта сладости и грозит: «Сначала съешь суп, а потом уже конфеты…» Смешно.
– И правда, – я поежилась от щекочущего душу умиления.
– А какая у тебя есть фишка? – неожиданно спросил он.
– У меня? Фишка? – Я задумалась. Царев застал меня врасплох.
После десяти секунд забавной умственной комы, я нашла самый простой выход.
– Да нет у меня никакой фишки! – Я умоляюще посмотрела на него.
– Нет, есть! У тебя должна быть своя фишка, – не унимался Король.
«Ну вот! Я знаю его всего ничего, а он уже в мое личное пространство лезет! И почему это я ему должна такой интим доверять? – спрашивала я себя, тарабаня пальцем по губам и отводя глаза прочь от пытливого взгляда Андрея. – Да потому что он уже раскрыл тебе свою фишку, балда! Он тебя поймал на свою «откровенность» – так что будь любезна!»
– Хорошо, – согласилась я. – Скажу. Я люблю есть мандарины не так, как все.
– Это как? – Он вскинул вверх одну бровь.
– С кожурой, – выдохнула я.
– С кожурой? – Он на секунду нахмурился, очевидно пытаясь представить сцену, где я с искаженным от нечеловеческого аппетита лицом и текущим по подбородку соком вгрызаюсь в оранжевый плод. Я решила предупредить эту фантазию.
– Просто, вместо того чтобы чистить кожицу, я хорошо мою мандарин, режу на кольца или дольки, посыпаю сахарной пудрой и ем. А еще люблю пить пиво через соломинку и читать журналы от последней к первой странице! – азартно разоткровенничалась я.
– Здорово! – поддержал мою откровенность Андрей. – Сразу видно, что ты – человек неординарный.
– Скоро чемпионат Европы? – сменила я тему.
– Да. И мы уже в предвкушении.
