- Например, если Танечка вздумает где-нибудь прилечь отдохнуть, то мы должны будем крикнуть на нее: "Куда тебя черти понесли? Ишь разлеглась, проклятущая лентяйка, словно барыня!" - произнес Евгений, изменив голос и выражение лица.
Таня покатилась со смеху.
- А я буду кричать: "Яшка, холера! Держи кобылу-то, ишь в овсы поперла! Слопает весь овес-то, тогда узнаешь, почем фунт лиха, почем сотня гребешков!" Ха-ха-ха!
Через час в нашем распоряжении было много крестьянской одежды: холщовые крашеные рубашки, пестрые штаны, сарафаны, онучи и прочее барахло. Мы разобрали, кому что понравилось и подошло по размеру и, разойдясь по комнатам, принялись переодеваться и даже гримироваться по всем правилам актерского искусства.
Когда мы снова появились в столовой, гомерический хохот пронесся по всему графскому дому. Смеялась Анна Аркадьевна, смеялась няня, смеялась прислуга, смеялись и все мы сами над собой. Такой маскарад ужасно всех развеселил, и не было никакой возможности удержаться от смеха. Таня была одета в красный сарафан из грубой материи, который высоко в бюсте был перетянут массой сборок, на ногах у неё красовались лыковые лапти с обмотками, а на голове - желтый платок с фабричным рисунком. Теперь это действительно была настоящая деревенская "Дашка" и трудно было поверить, что эта "крестьянка" совсем недавно сидела между нами в изящном розовом шелковом платье с любимой бутоньеркой на груди. Евгений, напротив, плохо походил на деревенского парня. Его благородное лицо с закрученными усиками совершенно не гармонировало с крестьянским облачением, но это было и не важно, а важно то, что подобная костюмировка сразу упростила наши движения, они сделались как бы развязнее, развязнее и также упростилась речь, украсившись нарочитой придурковатостью.
Надев на головы шляпы и прицепив к поясам гребешки, мы с Евгением подхватили "Дашку" под руки и выбежали с ней во двор. Осмотрев себя ещё раз, все ли в порядке, мы прошли через сад, вышли через калитку в задней ограде и тотчас же очутились в поле, где версты за полторы виднелась кучка жнецов, дожинавших полосы усатой пшеницы. По обширному поля аккуратно расставлены были скирды хлеба, сложенные из отдельных снопов. По ним перелетали разгоняемые людьми стаи голубей и воробьев. Между скирдами ходил приказчик, подсчитывающий количество убранного урожая и проверявший качество работ жнецов. Увидев нас, он грозно закричал:
- Эй, вы, черти тупорылые! Что шатаетесь без дела? Святого лодыря празднуете? Немедленно за работу!
Наш дружный хохот озадачил его. Он встал в недоумении: "Что бы это значило? По одежде - селяне, а по голосу - господа?"
- Дядя Еремей, давай серпы, сейчас робить будем! - смиренно крикнул "Яшка", снимая шляпу и кланяясь в пояс.
- Ой, батюшки-светы, да ведь в самом деле господа! А я, было, подумал, что это наши ребята шляются, - испуганно заговорил Еремей, скинул фуражку и стал робко подходить к нам. Жнецы оставили работу и с удивлением смотрели на нашу затею. Мужики заскребли затылки, а бабы, прикрыв рты концами платков, беззвучно смеялись, зажмурив глаза от удовольствия. Конечно, жатва нам давалась плохо. Во-первых, нужно было уметь жать, а во-вторых, серьезнее отнестись к работе, что не входило совершенно в нашу программу дурачества. В довершение неудачи у "Яшки" развязался лапоть на ноге, он наступил на веревку и кубарем полетел на жнивье, далеко отбросив свой серп.
- Ха-ха-ха! Ой, батюшки, не могу! - кричала "Дашка", покатываясь со смеху.
"Яшка" вскочил на ноги, быстро завязал веревки и, подбежав к смеющейся девушке, крепко схватил её за талию.
- На же тебе, проказница! На-на! - и страстно стал покрывать поцелуями её раскрасневшееся лицо. Шутка закончилась тем, что оба запнулись за снопы и упали наземь.
Я слышал, как одна из жней сказала: "С жиру бесятся, бездельники!" слова эти отрезвили меня. я понял, как мы действительно были смешны и нелепы для настоящих тружеников, как мы были глупы с нашим маскарадом и вообще с затеей помощи жнецам. Все это было безобразно в высшей мере и никому не нужно, пошло, бесконечно глупо. Как мне захотелось тогда сбросить с себя маску веселья, прекратить пошлую клоунаду и сердечно извиниться перед крестьянами, но в это время Евгений подхватил меня под руку, и мы направились обратно в усадьбу. Настроение было явно испорчено, особенно последней выходкой Евгения. Что этим хотел показать или доказать граф? Одно было мне окончательно ясно, что Евгений вел свою сестру к гибели, к её падению. Как я мог помешать этому? Как? Тем не менее, я решил предупредить Анну Аркадьевну в надежде, что ей лучше удастся предотвратить возможное несчастье. Она лучше сможет защитить Таню, нежели я, нежели кто-либо другой, только нужно было действовать немедленно, не теряя времени.
В отношении же самой Тани у меня сложилось мнение, что эта девушка под обаянием личности брата, его красоты, совершенно не осознает его поступков. Она, как завороженная, шла к своему падению, не считаясь с возможными последствиями. Здесь что: молодость? Нет... Опьянение страстью? Нет... Безумие? Да, безумие, неосознанное безумие, лишение разума, как следствие легкомысленной среды, как отсутствие меры, отсутствие сдержанности, самодисциплины. Отсутствие воспитания. Многое можно было позволить любимому брату, но не все.
Придя в усадьбу, мы переоделись, напились чаю, и я стал собираться домой. Анна Аркадьевна, внимательно следившая за мной во время чаепития, неожиданно заявила, что она проводит меня до города и заедет к портнихе. Это было как раз то, что мне и было нужно. Спустя несколько минут мы уже выезжали из усадьбы, провожаемые возгласами Тани и Евгения.
- Да свидания!
- Не забывай, старина!
- Приезжайте еще!
- Мы ещё сыграем вместе Шуберта!
Мимо нас мелькали луга и поля, на которых крестьяне заканчивали дневную работу, тут и там уже виднелись костры, у которых возились женщины, готовя для уставших мужчин незатейливый ужин. Солнце багровым кровавым диском закатывалось за горизонт. На бледной лазури неба виднелись стайки уток, летевших к зарослям пруда на ночной покой... Было тихо и жарко. Взмыленные кони фыркали от дорожной пыли и вздрагивали от укусов оводов, прибавляя ходу, временами от усталости задевая подковой о подкову.
- Иван Дементьевич, - заговорила Витковская, повернувшись ко мне вполоборота, - я хотела бы знать Ваше мнение о моей приемной дочери Татьяне. Не излишне ли она резва?
- Уважаемая Анна Аркадьевна, к сожалению, я совершенно не знаю её, как Вы сами понимаете. Вообще, не знаю её занятий, не знаю её будней, а по одним праздничным настроениям судить очень трудно. Конечно, излишек резвости есть, отрицать нельзя. Но... что поделаете, если к этому ведет общее настроение, если имеется возбуждающая среда, если так можно выразиться. Простите за откровенность.
- Вы имеете в виду Евгения? - живо спросила графиня.
- Хотя бы и его. Простите, графиня, придется говорить начистоту.
- Я прошу Вас об этом.
- Вы прекрасно знаете, что Евгений обладает многими замечательными качествами. Он хорош собой, умен и жизнерадостен, но я уверен, что Вы ещё не знаете или слабо знаете, что Евгений обладает и магической силой, среди врачей эта сила называется гипнозом, и они умеют ею пользоваться. Евгений в полной мере обладает этой силой, и сдерживается ли он от её применения в присутствии Тани, сказать трудно. Несомненно одно, он весьма ею увлечен и любит отнюдь не братской любовью. Жениться на ней он, конечно, не сможет церковный закон не разрешит, отказаться от любви он тоже не сможет - не такой он самоотверженный человек. Что же тогда остается в результате, если принять во внимание его гипнотическую силу?
- Иван Дементьевич, дорогой! Вы просто пугаете меня своими выводами. Правда, я и сама кое о чем догадывалась. Понятно, что между моими сорванцами не все благополучно, но скажите все-таки, что мне делать? Научите меня, голубчик, как быть? Как предотвратить возможное несчастье?
- Постараться, пока не поздно, выдать дочь замуж, а сына немедленно выпроводить учиться за границу.
- Я и сама об этом много думала, но как выдать Таню, за кого, если ни один человек в округе не сделал ей предложения? Не тащить же женихов силком, на веревке?
- Вы правы, Анна Аркадьевна, и пожалуй, последний способ вряд ли бы Вам удался. Все уже знают, что Евгений влюблен в свою приемную сестру и вряд ли кому захочется с ним схлестнуться и ещё до женитьбы встать к барьеру. Евгений ведь и стреляет недурно.
- О, Боже мой! - тихо простонала графиня. - Знаете, Ванюша, я за Таней дам весьма приличное приданое и совсем не мечтаю иметь зятем князя или графа, вполне достаточно разночинца, вот такого, как Вы, например. Я знаю, что этот класс имеет достаточно умных и честных людей, и Вы бы могли... графиня не успела досказать свою мысль, как лошади остановились около моей квартиры.
