Итак, решение никак не зафиксировано, а двое участников того совещания (заместитель министра внутренних дел Трушин и министр обороны Язов) немедленно отправляются это решение выполнять. И действуют весьма энергично: в тот же день вечером в Тбилиси начинают прибывать первые подразделения внутренних войск и спецназа, а утром 8 апреля прибудут и десантники. Да, Горбачева в Москве не было, но участники совещания не сочтут нужным поставить в известность даже главу правительства Рыжкова. А когда наша комиссия единодушно изумится, как же могло такое произойти, нам разъяснят, что решался политический вопрос, а глава правительства отвечает за вопросы хозяйственные. Ибо он – главный хозяйственник страны, а никак не политик. И по принятому в Политбюро распределению обязанностей такие вопросы в ведение главы правительства не входят. Но какой же это глава правительства, если без него можно решить и реализовать такое? На этот вопрос мы тоже не получили ответа.
Встретилась наша комиссия и с Эдуардом Шеварднадзе. Он говорил, что события в Тбилиси стали его личной трагедией. Рассказал, как, прилетев в Тбилиси 9 апреля, он начал выяснять подробности применения отравляющих веществ. Военные долго твердили, что они не применялись, и только когда врачи доказали: у людей, бывших на площади, явные признаки отравления сильнодействующими химическими веществами, военные признали применение сначала различных модификаций "черемухи", а потом и газа "Си-Эс".
Почему Шеварднадзе тбилисскую трагедию воспринял как собственную? Думаю, не только потому, что он грузин и тбилисец. Если бы Шеварднадзе 7 апреля был в Москве, а не в Лондоне и если бы он в ночь на 8-е вылетел в Грузию, как предлагал Горбачев, побоища у Дома правительства, видимо, удалось бы избежать. Но подготовленная Никольским и подписанная Патиашвили шифрограмма от 8 апреля представляла дело так, что положение стабилизируется и страсти на площади утихают. А в это время уже раскручивался маховик военной операции, и генерал Родионов, если воспользоваться выражением министра обороны, готовился "не спать ночь".
Встретились мы и с Лукьяновым.
А потом вновь пришлось писать письмо на имя Горбачева:
"Уважаемый Михаил Сергеевич!
Комиссия по расследованию событий в Тбилиси завершила свою работу, выслушала всех заинтересованных лиц и лиц, принимавших участие в этих событиях, ознакомилась со всеми документами. Мы пришли к определенным выводам, подготовили заключение комиссии, но хотели бы еще раз встретиться с Вами, чтобы нашу комиссию не упрекали, что она не посмела потребовать у Вас соответствующих объяснений, а Вас, что Вы не дали возможности комиссии получить необходимые объяснения…"
Горбачев согласился, и встреча с ним состоялась. Было это уже в дни работы второго Съезда народных депутатов.
Беседовали около часа. Мы просили объяснить, почему Горбачев на первом Съезде неправильно назвал дату своего возвращения из Англии, когда и как его информировали о положении в Тбилиси…
Горбачев сказал, что на съезде он просто оговорился, что Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось. Была лишь обычная встреча в зале приемов в аэропорту. При этом он даже не мог вспомнить, кто именно информировал его о положении дел в Грузии ("то ли Чебриков, то ли Лигачев?"). Здесь же он узнал, что на всякий случай принято решение оказать Грузии помощь войсками и взять под охрану стратегические объекты и правительственные здания. Тут же Горбачев предложил Шеварднадзе и Разумовскому лететь в Тбилиси, и даже был подготовлен самолет. Но Шеварднадзе позвонил в Тбилиси Патиашвили, и тот заверил: срочности нет, обстановка разряжается.
Для сравнения – строки из стенограммы:
"ЯЗОВ. Часов так в 23.30 прилетел Михаил Сергеевич из Англии. Все встречали. После того как Михаил Сергеевич коротко проинформировал о том, как была проведена поездка на Кубу, затем в Англию, он сразу спросил, как положение у нас. О том, что происходит в Тбилиси, он был в общем ориентирован, товарищ Лигачев сказал: вот получил такую-то шифровку сегодня от товарища Патиашвили; какое решение? Было принято решение направить туда товарищей Шеварднадзе и Разумовского для того, чтобы на месте решить все проблемы. И на случай, если они примут решение ввести комендантский час, вновь будет решение направить один полк воздушно-десантной дивизии и ряд других частей для охраны общественных объектов".
Перечитаем внимательно эти строки: "…вновь будет решение…" Ясно, встречавшие умолчали о том, что внутренние войска уже переброшены в Тбилиси, а десантникам отдан приказ; и в Грузию они прибудут через несколько часов. Горбачев дал согласие на переброску войск только в том случае, если Шеварднадзе с Разумовским на месте примут решение о комендантском часе. Все с ним на словах соглашаются, но Язов "забывает" отменить уже отданный приказ. Напротив, делается все, чтобы форсировать подготовку операции и не допустить в Грузию Шеварднадзе. Таковы факты, и читатель сам может делать выводы из них.
Из стенограммы:
"ЧЕБРИКОВ. На аэродроме состоялся разговор, какие меры предпринимаются. Горбачев дал такой совет: пусть товарищ Шеварднадзе и товарищ Разумовский вылетают в Тбилиси. Но сделайте так: взвесьте, подумайте, когда лететь. Я согласен сейчас же отпустить. Но это же дело такое… Ночью шли переговоры… Мы собрались еще раз. Это было уже на следующий день в субботу (то есть 8 апреля. – А. С.). Это совещание пришлось вести мне. Мы с группой товарищей обсуждали. Взвесили все "за" и "против". Еще раз просили позвонить. Вновь разговор идет о том, что ничего не надо, стоит самолет в аэропорту, все нормально… И потому было принято решение товарищу Шеварднадзе и товарищу Разумовскому не лететь. Отложили…"
Итак, Горбачев едет на дачу отдыхать после визита на Кубу и в Англию, Лигачев скоропалительно уходит в отпуск, а заранее взведенная пружина уже отпущена, и ничто не в состоянии ее остановить.
Приближались дни отчета нашей комиссии. Настало время писать заключение и готовить доклад на съезде.
Напомню: комиссия наша была весьма разнообразная по составу, в нее входили люди очень разные и по политическим пристрастиям, и по социальному положению, да и по степени подготовки и компетентности. С одной стороны, писатели, журналисты, генералы, всемирно известные ученые, с другой – ветераны афганской войны, молодые, искренние и совершенно неопытные в подобного рода расследованиях люди. Те, кто поначалу терялся и сидел молча, потом оказал нам огромную помощь, когда надо было ехать к десантникам и убеждать их сказать правду о 9 апреля. Они же привели на заседание комиссии большую группу "афганцев", проживающих в Тбилиси, и те дали ценные показания о том трагическом воскресном утре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
