— Дик Ган, — подсказал я.
— Боже мой! — промолвил он, всматриваясь в мое лицо. Он внимательно меня оглядывал, тепло пожимая мне руку, но внезапно выпустил ее, как будто что-то вспомнил. — Вы пришли для того, чтобы увидеться… — И замялся, не закончив фразы.
— Я пришел не для того, чтобы с кем-то увидеться, — сказал я, переходя на шепот. Мне померещилось, что Пенджли вьется где-то рядом и его мерзкая шпионская рожа следит за нами из всех углов. — Я здесь совершенно случайно. Тем не менее очень рад, что встретил вас. Столько лет надеялся, что это произойдет и наши пути пересекутся.
Помню, в тот момент он состроил знакомую гримасу — по старой привычке втянул щеки и выпятил губы, словно сосал что-то через соломинку, и одновременно сощурил глаза, будто не слишком верил в то, что напиток не разбавлен какой-нибудь дрянью.
— Тоже рад был вас встретить, — сказал он, понизив голос. — Давно не виделись, правда. Столько разного случилось за это время… — Он замолчал, прислушиваясь.
— Понимаете, я не хочу вас сейчас задерживать, вы, возможно, заняты, но мне необходимо поговорить с вами, и, если возможно, сегодня же.
— Ну конечно, почему бы нет, — отвечал он, поглядывая то на лестницу, то на дверь квартиры. — Отчего бы не поговорить, ведь столько времени прошло. Только сейчас у меня кое-какие дела. Вы где остановились?
— Может быть, поужинаем где-нибудь? — Помню, как развязно я это произнес, с этакой наглой уверенностью, хотя в кармане у меня было всего полкроны и, как вам уже известно, я просто умирал от голода.
— Боюсь, что я вообще-то занят. Куда вам можно позвонить? Если вы сообщите мне свой номер…
Я прервал его. Мне казалось, что в любую минуту мог снова возникнуть Пенджли.
— Подождите, — заговорил я. — Должен вам кое-что сказать. Я очутился здесь только потому, что выслеживал Пенджли. Я заметил его внизу и поднялся вслед за ним. Шел за ним по пятам до этой самой площадки, а тут его потерял.
— Пенджли! — Буллер застыл в стойке, как терьер, учуявший крысу. — Пенджли! Уже здесь, раньше времени! Он вас видел? — спросил он совсем тихо, близко подойдя ко мне, словно теперь мы были связаны, как заговорщики, одной цепочкой.
— Нет, — ответил я, — а что он здесь делает? От него добра не жди, он такой…
— Всегда таким был, — согласился со мной Чарли.
И тут я заметил, что на самом деле он довольно сильно изменился с тех давних пор. В нем самом, в его взгляде и повадке появилось что-то новое. В прежние времена все ему было трын-трава, одни шуточки да прибауточки. Жил не тужил. Теперь в нем появились скрытность, трусоватость, — нет, вряд ли этими словами можно определить перемену, происшедшую в нем. Точнее, он стал подозрительным ко всем и ко всему, как человек, постоянно ожидающий, что кто-то накинется на него из-за угла и начнет душить. И тут меня осенило. Его так изменила тюрьма. Это был отпечаток тюремного пребывания, отличавший его от остальных людей, словно с тех пор он был причислен к какому-то тайному монашескому ордену, в котором проходят столь суровый путь искупления, какой никому иному, не пережившему его, не дано познать.
Мне тоже не дано было этого познать, я мог только сочувствовать.
Между тем он, похоже, сообразил, что ему делать.
— Ну ладно, пока, — сказал он, протягивая мне руку. — Скоро увидимся и поболтаем.
Я понял, что мое сообщение о Пенджли усилило его нетерпение. Он невольно подвинулся ближе к квартирной двери. Судя по всему, там кто-то его ждал и он хотел сообщить тому человеку что-то важное. Но не мог же я теперь его потерять, чтобы так нелепо оборвались все связи с остальными!
— Послушайте, — сказал я, — так где мы с вами встретимся и когда?
— Какой у вас номер телефона? — спросил он, попеременно переводя взгляд с лестницы на дверь квартиры.
— Нет телефона… Я в Лондоне проездом, но могу встретиться с вами, где вам будет угодно.
— Хорошо, хорошо. — Я видел, как ему не терпится от меня отделаться. — Позвоните мне в «Риджент палас» в любое время до одиннадцати.
Я кивнул, и в этот миг, без всякого предупреждения, в ушах у меня взревело море. Ледяной холод змеей опоясал внутренности, и Чарли Буллер на глазах превратился в чучело. Электрический свет весело запрыгал вокруг, и я зашатался. Чарли Буллер успел подхватить меня.
— Эй, что такое?
Я изо всех сил пытался выпрямиться, отмахнуться от огней, которые плясали вокруг, усмирить рев морских волн в ушах. Носом я чуял запах твида, в который был одет Чарли.
— Я давно… я давно не ел… — пробормотал я и провалился в черную, бездонную яму.
А затем первое, что я увидел, был возвышавшийся надо мной великолепный старинный секретер. Глядя вверх, я мог рассмотреть его до мельчайших деталей, оценить старое черное дерево, из которого он был сделан, и изумительной красоты старинные бронзовые ручки изящной работы, особенно прелестные маленькие панели, вырезанные из белой и красной слоновой кости, — ими были украшены многочисленные ящички и дверцы его отделений. Эти картинки плыли у меня перед глазами, но, как бы ни было замутнено мое сознание, я, превозмогая обморочное состояние, внимательнейшим образом разглядывал их, не в силах оторвать глаз. Там были изображены всевозможные жанровые сценки. Вот, например, сцена охоты: охотники заняты преследованием оленя; вот дамы в головных уборах, напоминающих многоярусные башни, перегнувшись, смотрят вниз с балконов; тут рыцари в доспехах сражаются на турнире; вдали видна извивающаяся лента реки и тонко очерченные, растворенные в дымке холмы. Все было проникнуто духом былых добрых времен и прекрасно гармонировало с естественным темным фоном, каким служило старое эбеновое дерево.
Чуть приподнявшись, я отвел взгляд от секретера и… встретился глазами с Осмундом. Огромный, как великан, он стоял надо мной, держа в руке стакан, и с мрачным видом всматривался в меня.
— Вот, выпейте еще немного, — сказал он и передал мне стакан.
Звук его голоса, глубокого, ласкового, столь богатого интонациями, возродил в моей памяти прежние дни, события тех лет. Меня захлестнули воспоминания, и голова пошла кругом. Ох, до чего же я был рад видеть его!
Я отпил бренди, и в голове моей прояснилось. Главное, чтобы он не подумал, что этот мой обморок подстроен, мелькнула у меня мысль.
— Дурацкая история, — сказал я и сел. — Я не нарочно. Ужасно был занят, ничего не ел. Перенапрягся, и только-то.
Помню, как нелепо я оправдывался, делая жалкую попытку сохранить остатки своей гордости.
Осмунд положил мне руку на плечо.
— Все в порядке, Дик, — сказал он. — Мы рады вам. Тут, около вас, еда. Перекусите немного, а потом будете говорить.
Должен признаться, в следующий момент я позабыл обо всем и накинулся на еду. Ее вкус ощущаю до сих пор — ветчина, хлеб с маслом, холодная курица, сыр «грюэр»… Говорят, что истощенный голодом человек должен есть понемногу. Боюсь, что в тот вечер я поглощал пищу, как голодный волк, не зная меры.
Все то время Осмунд стоя следил за мной, не произнося ни слова. Я покончил с едой и, заложив руки за голову, откинулся на спинку дивана, с удовольствием переводя дух. После этого, улыбаясь, посмотрел на Осмунда. Жизнь наконец-то вернулась ко мне, я это ощущал всем своим существом и мог собой управлять. Я сел и, глядя ему прямо в лицо, сказал:
— Благодарю. А теперь мне пора идти. Вы сейчас заняты. Но разрешите навестить вас в другой раз. Целую вечность мечтал наткнуться на вас.
— Серьезно, Дик? — Он стоял, изучая меня странным, сумрачным, задумчивым взором. — Вот вы меня и нашли. Так что же с вами было?
— Не знаю, всякое, то одно, то другое. Не так-то просто в наши дни человеку в моем возрасте… — Я вовсе не собирался признаваться ему, до какой нищеты мне пришлось докатиться. Помнится, тогда у меня мелькнула мысль, что уж лучше я потеряю Осмунда и Хелен навсегда, чем позволю им обнаружить мое бедственное положение. Я встал на ноги и принял вертикальное положение. — Ну, пойду, — проговорил я. — Приглашаю вас посидеть со мной в каком-нибудь ресторанчике, идет? Поговорим, вспомним прошлое…
— Да, да, — сказал он, внимательно всматриваясь в меня. — О том, что я два года провел в тюрьме, вам известно. Так что есть о чем порассказать… — И вдруг, как будто ему в голову неожиданно пришло удачное решение, он положил мне обе руки на плечи и легким толчком заставил снова опуститься на диван. — Побудьте здесь еще немного, Дик. Мне необходимо ваше общество.
Предложив мне сигарету, он сел рядом. Мы разглядывали друг друга. Он сидел, непринужденно откинувшись на подушки, протянув вперед свои длинные-длинные ноги, и казался мне невероятно большим, — столько места он занимал на диване. Голова его была чуть откинута — жест, так хорошо мне запомнившийся, — глаза полузакрыты; он созерцал меня из-под полуопущенных век. Его темные волосы уже заметно тронула седина. А глаза были такие же красивые, большие и ясные, и взгляд все тот же — прямой, смелый, дерзкий. Поначалу мне казалось, что никакой заметной перемены в нем не произошло. Ну может быть, чуть изменилась линия рта. Это я заметил сразу. В прежние времена на его губах всегда играла улыбка, веселая и беззаботная. Теперь его рот стал жесткий, и можно было бы сказать — упрямый и недобрый, если бы был неподвижен. Но его губы постоянно вздрагивали, мешая залечь злым складкам и одновременно придавая лицу Осмунда выражение неуверенности, смущения. В его глазах тоже было беспокойство. Он не долго смотрел на меня, затем опустил их и после этого избегал встречаться со мной взглядом. Была в нем какая-то странная подавленность, робость, — в ком-то я уже это подметил… Ну конечно, Чарли Буллер! Все сопоставив, я понял, откуда взялось это сходство. Тот ведь тоже меня изучал, испытывал на доверие.
