– В основном, – отвечает мама. – У нас и до этого были проблемы, конечно же. Мы никогда не были идеальной парой. Но после публикации книги я устала от постоянной лжи. И от страха, что правда выйдет наружу. И от всей этой вины.
– Поэтому ты отказалась брать у папы деньги, – поняла я.
– Я просто хотела освободиться от всего этого. Взамен я пообещала твоему отцу, что никогда не скажу тебе правду, – мама снова вздыхает. На этот раз еще печальнее. Такой мягкий выдох поражения. – Думаю, некоторые обещания нужно нарушать.
Темные очки снова на ней – это знак, что я услышала все, что она готова мне рассказать. Неужели это все? Наверное, нет. Но этого достаточно, чтобы наконец-то пришло то чувство облегчения, на которое я так рассчитывала. Наконец-то правда, которая оказалась именно такой, какой я и подозревала.
После этого обед идет нормально. Нам приносят новые напитки. Мама смотрит из-под очков, как я заказываю бургер с беконом. Она берет салат. Я рассказываю ей о дуплексе, который мы с Элли пытаемся перепродать. Она рассказывает мне, как они с Карлом проводят весь июнь на Капри. Когда обед заканчивается, мама удивляет меня еще одним упоминанием о Бейнберри Холл. Она небрежно роняет его, когда расплачивается по счету. Как запоздалую мысль.
– Кстати, мы с Карлом все обсудили и хотели бы купить у тебя Бейнберри Холл. Разумеется, по полной стоимости.
– Серьезно?
– В противном случае я бы и не говорила.
– Это очень мило с вашей стороны, – я делаю паузу, благодарная, но в то же время внезапно встревоженная. Здесь замешано что-то еще. – Но я не могу просто так позволить вам дать мне деньги.
– Мы и не даем, – настаивает мама. – Мы покупаем недвижимость. Этим Карл и занимается.
– Но никто из нас не знает, в каком он состоянии, – говорю я. – И сколько он стоит.
– Просто вызови оценщика, пока нас не будет, за наш счет. Быстро и просто. Тебе даже не нужно будет заходить в Бейнберри Холл.
Я замираю, мое чувство облегчения исчезает в одно мгновение. Потому что, хотя их слова различаются, послание моих родителей сходится.
Никогда не возвращайся туда.
Там небезопасно.
Особенно для тебя.
И это значит, что я все еще не знаю правду о Бейнберри Холл. Может, кое-что из рассказа мамы и правда, но я в этом сомневаюсь. А иначе почему они с папой были так непреклонны в том, чтобы я не возвращалась? Они все еще, после всех этих лет, что-то скрывают. Боль в сердце возвращается, на этот раз острее, будто мама только что воткнула вилку мне в грудь.
– Ты должна признать, что это очень щедрое предложение, – говорит она.
– Да, – отвечаю я слабым голосом.
– Скажи, что ты хотя бы подумаешь над этим.
Я смотрю на затемненные линзы ее очков, жалея, что не могу видеть ее глаза и, следовательно, читать ее мысли. Понимает ли она, что я знаю, что мне снова солгали? Видит ли она боль и разочарование, которые я изо всех сил пытаюсь скрыть?
– Подумаю, – говорю я, хотя все, что я хочу – продолжать умолять ее о правде.
Но я так не делаю, потому что уже знаю – она ничего не скажет. Даже за все просьбы и мольбы мира. Если папа отказался сделать это на смертном одре, я не вижу причин, зачем маме делать это сейчас.
Я снова чувствую себя ребенком. Не той странной и испуганной девочкой из Книги, с которой я никогда не имел дела. И не застенчивой, немой – версия меня в том интервью в «60 минутах» на ютубе. Я чувствую себя так же, как в девять лет, когда впервые прочитала Книгу и жаждала ответов. Единственная разница заключается в том, что теперь у меня есть то, чего не было в девятилетнем возрасте – доступа к Бейнберри Холл.
Я опускаю руку в карман, нащупывая ключи, которые сунула туда после ухода из кабинета Артура Розенфельда.
Есть фраза, которую я люблю говорить потенциальным покупателям до тура по отремонтированной недвижимости. «У каждого дома есть своя история». Бейнберри Холл – не исключение. Его история – настоящая история – все еще может быть там. Почему мы ушли. Почему папа чувствовал обязанность врать мне. То, что я действительно там испытывала. Все это может прятаться там, в стенах, ожидая, пока я приду и все выясню.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я рада, – говорит мама. – Ты так занята. Я не хотела бы, чтобы ты нагружала себя каким-то старым домом, который тебе не нужен.
– Я даже думать не буду об этом месте, пока вы с Карлом не вернетесь, – заверяю ее я. – Обещаю.
Я попиваю свой джин-тоник и сияю маме фальшивой улыбкой, понимая, что она сказала мне хотя бы крошечную правду за обедом.
Некоторые обещания нужно нарушать.
25 июня
Покупка
– Ты должен мне кое-что пообещать, – сказала Джесс, когда мы ехали в Бейнберри Холл сразу же после покупки дома.
– Готов достать луну с неба, – ответил я.
– Мне нужно больше, чем луна. Это обещание связано с домом.
Ну разумеется. В итоге мы потратили большую часть наследства Джесс на покупку Бейнберри Холл. Это казалось более разумным, чем обременять себя ипотекой, которую, учитывая школьную зарплату Джесс и мой скудный заработок фрилансера, мы могли бы однажды и не выплатить. И хотя мы купили дом по дешевке, мои руки дрожали, когда я выписывал подписанный чек на полную сумму.
Они все еще дрожали, когда я свернул с главной дороги, направляясь к нашему новому дому. Хотя мы и не собирались переезжать сюда до следующего дня, мы с Джесс хотели заглянуть туда, в основном просто чтобы осознать, что теперь дом действительно наш.
– Что такое? – спросил я.
– Теперь, раз мы все решили – правда, окончательно и бесповоротно решили – мне нужно, чтобы ты пообещал, что прошлое останется в прошлом.
Джесс замолчала, ожидая, пока до меня дойдет весь смысл ее слов. Как журналисту, мне было свойственно рыскать в поисках историй, которые окружали нас. И мне, конечно же, пришло в голову, что переезд в огромное поместье, где мужчина убил свою дочь, – это чертовски интересная история. Но по каменному выражению лица Джесс я понял, что она не хочет, чтобы я касался этой темы.
– Обещаю, – сказал я.
– Я серьезно, Юэн. Этот человек – и то, что он сделал – это история, которую ты не должен расследовать. Когда завтра мы въедем в этот дом, мы должны притвориться, что этого прошлого не существует.
– В противном случае оно так и будет висеть над нами, – согласился я.
– Именно, – сказала Джесс с коротким кивком. – К тому же у нас есть Мэгги.
Мы уже договорились не рассказывать дочери о судьбах прежних обитателей Бейнберри Холл. Хотя мы понимали, что настанет день, когда Мэгги нужно будет узнать, что случилось, это могло подождать несколько лет. Мы с Джесс избегали говорить на эту тему до тех пор, пока Мэгги не засыпала или, как в тот день, не оставалась с матерью Джесс.
– Клянусь, я никогда не произнесу имени Кертиса Карвера в ее присутствии, – сказал я. – Как и клянусь, что не буду выяснять, что заставило его так сорваться. Я согласен – прошлое должно быть в прошлом.
К этому времени мы уже подъезжали к воротам Бейнберри Холл, которые уже были широко раскрыты. Там нас ждал смотритель – похожий на пугало человек в государственной униформе штата Вермонт – вельветовые брюки и фланелевая рубашка.
– Вы, должно быть, Холты, – сказал он, когда мы вышли из машины. – Джейни Джун предупреждала, что вы сегодня заедете. Меня зовут Хиббетс. Уолт Хиббетс. Но вы можете звать меня Хиббс. Все так и зовут.
Он ухмыльнулся, обнажив, клянусь, золотой зуб. Подтянутый, жилистый, лет семидесяти, он напоминал мне персонажа из романа Стивена Кинга. И все же я был очарован его непринужденными манерами и самобытностью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Я тут все для вас прибрал, – сказал он. – А Эльза Дитмер хорошенько вымыла весь дом. Так что все должно быть в порядке. Мы с Эльзой знаем свою работу. Мы оба тут выросли. Наши семьи работали в Бейнберри Холл на протяжении десятилетий. Я просто хотел предупредить вас на случай, если вам понадобится постоянная помощь.
