Однако многие египтологи такую возможность не допускают. «Трудно было бы ожидать, чтобы рядом с таким самовластным и целеустремленным властителем могло стоять какое-либо другое венценосное лицо и оказывать направляющее влияние на ход государственной жизни», — писал один из крупнейших русских египтологов именно этого периода Ю. Перепелкин. По предположению других, в сознании Эхнатона выдвинутый им бог Атон — породитель всего живого — был как бы двуполым, поэтому сам Эхнатон олицетворял в нем мужское начало, а Нефертити — женское. Отсюда и распространившиеся на нее «привилегии» фараона. Третьи считали, что это произошло позднее, в Ахетатоне, в Фивах же Эхнатон считал себя воплощением Ра на Земле, а жену — его супруги Хатхор. Ведь одна из ипостасей Хатхор называлась именно Прекрасная пришла — Нефертити. Наконец, ни сама Нефертити, ни муж ее не только никогда не били пленных врагов дубинами, они и пленных-то за всю жизнь ни разу не видели, а от врагов старались держаться на почтительном расстоянии или делать вид, что при власти всемогущего Атона врагов просто быть не может.
Но даже если мы допустим, что до переезда в Ахетатон Нефертити действительно имела большое влияние и руководила Эхнатоном в идеологической борьбе, то едва ладьи отчалили от пристани Фив и последний жрец Амона скрылся из вида, Эхнатон показал жене, «кто в доме хозяин». В одной из надписей он говорит:
«Услаждается сердце мое женой царевой да детьми ее. Да дастся состариться жене царевой великой Нефер-нефре-Атон Нефертити — жива она вечно вековечно!.. И была бы она под рукой фараона — жив он, цел и невредим! Да дастся состариться дочери царевой Меритатон и дочери царевой Макетатон, ее детям… были бы они под рукой жены царевой, их матери, вечно вековечно!»
Вот так, одной надписью фараон расписал все функциональные обязанности супруги. Участь Нефертити — любовь мужа, место — семья. Правда, позднее она была обожествлена, и Эхнатон даже присвоил ей титул «госпожа земли до края ее», но это было лишь вынужденным следствием его титула — «господин земли до края ее».
Небосклон Атона и Нефертити
Чтобы осуществить задуманное в детстве и распределять портянки на государственном уровне, Ленину пришлось стать коммунистическим царем. Эхнатон был царем. Власть, которую Ильич зарабатывал горбом, Эхнатон получил даром по наследству. К тому же он не ставил перед собой ленинских задач: не имело смысла обобществлять все в стране, которая и так принадлежала ему. Правда, к храмам Эхнатон относился как Ильич к церкви. На этом их сходство и кончается, хотя именно оно основополагающее в обоих учениях — атонизме и марксизме.
Вернувшись из разведки, в которой фараон расставил пограничные стелы и освятил Небосклон Атона, Эхнатон развил кипучую деятельность. Он спешил, потому что в его планах значилась постройка еще двух Ахетатонов: второго в Нубии, а третьего — либо в Палестине, либо в Сирии. Со всего Египта сзывали («отказников» сгоняли) архитекторов, каменотесов, скульпторов, художников, ремесленников и рабочих всех мастей. Еще живой, но уже сломленный собственным бессилием и ничегонеделаньем папа Аменхотеп III, оказавшийся «фальшивым» (настоящий-то — бог Атон!), смотрел на дурачества сына с укоризной, но активно не вмешивался. Ему даже нравилось, что мятежный ребенок съедет со двора: ведь Эхнатон обещал не трогать Амона и других богов Египта, его цель лишь вернуть триаде солнечных богов (Ра, Гору и Ахту), предстающих ныне в едином облике Атона, их поколебленное Амоном величие.
Построить город за два-три года площадью 100 кв. км для древних египтян не составляло большого труда. У них уже был опыт постройки пирамид, которые и при помощи современной техники возвести ничуть не быстрее. И точно (почти по Маяковскому), прошло не так уж много времени, а из любви к фараону верноподданные на голом [20] египетском энтузиазме возвели самый настоящий город-сад с храмами, дворцами, усадьбами, домами, официальными учреждениями, складами, конюшнями, торговыми рядами и мастерскими. Попутно были вырыты колодцы, разбиты пруды, проведены каналы и улицы, привезены деревья с землей и каждое посажено в персональную кадку. Руководили всеми работами царские зодчие, которые нам известны поименно, так как фараон за их усердие пожаловал их собственными гробницами в горах Ахетатона — Пареннефер, Май (тот самый, что раньше просил хлеба), Бек, Туту, Хатиаи, Маанахтутеф.
Камень на постройки везли с самых дальних рубежей Египта: гранит из Асуана, алебастр — из Хатнуба, песчаник — из Сильсилэ. Но так как времени было мало, да и людей не густо, то большую часть города возвели не из камня, а из кирпича-сырца, лишь снаружи облицовав главные здания камнем. На ходу же приходилось, придумывать новые мотивы декора, угодного Атону. Как правило, это были пейзажи, из которых наиболее примечателен вид пробуждающейся и ликующей природы — растений и животных, приветствующих появление на востоке Атона. Но с заданием мастера справились.
На шестом году царствования Эхнатон приказал двору грузить корабли и переселяться в еще недостроенную столицу. Вряд ли многим пришлось по душе покидать обжитые пенаты. Например, тому же Пареннеферу, который успел построить себе усыпальницу в некрополе Фив, обошедшуюся недешево. (Продать ее он, конечно же, не мог, так как она была расписана для него.) Но выбора фараон не оставлял. Сотни, а скорее, тысячи ладей и барок погрузили «хозяйство» фараона, государственные архивы, вещи вельмож, челядь, гаремы и на полтора десятка лет исчезли из поля зрения оставшихся фивян. У провожавших караваны были смешанные чувства. С одной стороны, они радовались, что еретик будет далеко, а с другой — опасались, что именно издалека он и даст «волю рукам». Наконец, за тысячелетия они привыкли смотреть на фараона как на гаранта своей жизни и сына бога, поэтому многие вдруг ощутили себя сиротами.
Вместе со своим двором взошла на собственный, обитый золотом корабль и Нефертити, уже беременная третьей дочерью Анхесенпаатон, села под балдахином, изображавшем ее в самых немыслимых ситуациях (например, на охоте), прижала к себе двух дочерей и уехала, чтобы никогда больше не вернуться.
Город с населением в 40–50 тысяч человек растянулся на 12 километров, а с незастроенными пустырями на все 30. Главная улица Ахетатона, по бокам которой стояли Большой храм, дворец фараона, особняки жрецов и казенные заведения, проходила вдоль Нила.
Безусловно, центральным зданием города был главный храм — «Дом Атона в Ахетатоне», длина которого составляла около 800 метров. Сориентирован он был с запада на восток, чтобы встречать и приветствовать Атона. Естественно, это здание не имело крыши, чтобы Атон мог пребывать в своем доме постоянно. В центральной части храма археологи обнаружили триста шестьдесят (!) жертвенников и быстро нашли этой находке объяснение. Год египтян состоял как раз из такого числа дней[21], следовательно, и каждый алтарь соответствовал определенному дню года. Число алтарей имело сакральный смысл, связующий время и пространство. Каждый день в жизни, согласно религиозной доктрине Эхнатона, был единственный и неповторимый, поэтому и отмечать его следовало соответственно. Приветствуя вместе с женой, детьми и жрецами Атона на рассвете, Эхнатон даже заготавливал на каждый день специальный текст гимна, который никогда не повторялся[22], ведь предыдущий день отличается от того, что несет с собой встающий из-за Нила Атон. Египтяне называли такое положение вещей законом Змеи, то есть законом непрерывных изменений[23]. Произнося (или распевая) гимн Атону, фараон совершал обряд реанимирования бога, чтобы жизнь на земле продолжила существование. Вероятно, и Нефертити при этом потрясала систрами (погремушками) и пела: недаром же во многих надписях ее называют «сладкоголосой», утверждают, что «при звуке ее голоса все ликуют». Ответно Атон руками-лучами подносил к носу Эхнатона и Нефертити анх — символ жизни.
В Ахетатоне были еще храмы — «Проводы Атона на покой» и «Дворец Атона в Ахетатоне», и три святилища, одинаково называвшиеся «Тень Ра» и принадлежавшие женщинам царской семьи: Нефертити, ее дочери Меритатон и матери Эхнатона Тэйе. За исключением «Дворца Атона» ни одно из этих сакральных зданий до сих пор не обнаружено. И касательно культовой жизни ахетатонцев остается лишь добавить, что в каждом доме, даже самого последнего бедняка, обязательно была молельня. При этом, несмотря на растиражированное историками «нетерпение» Атона других богов, многие молельни были посвящены Амону, Исиде или Бэсу.
Как всякий город, построенный вдруг по воле одного человека, Ахетатон не имел исторически сложившегося центра. Он представлял собой отдельные замкнутые кварталы, в которых жили люди определенной профессии. Именно поэтому, например, после раскопок квартала скульпторов надеяться на то, что будут обнаружены памятники, равные по значению бюсту Нефертити, практически не приходится. Интересно, что при планировке города в нем уже была заложена социальная дифференциация: в северной части жили торговцы, мелкие чиновники и ремесленники, на юге — чиновники высших рангов и скульпторы.
