Мстительные боги, вернувшиеся, чтобы свести счеты со своими народами, были теперь в доспехах и кольчугах, от их блестящих панцирей отскакивали дротики и камни, их оружие выбрасывало смертоносные лучи и отравляло воздух удушливым дымом. Конкистадоры умело пускали в ход свой политический опыт, искусство предательства и интриги. Им, например, удалось использовать недовольство племен, угнетенных имперским господством ацтеков. Тласкальтеки стали союзниками Кортеса, Писарро сумел обратить себе на пользу войну между наследниками инкской империи, братьями-врагами Уаскаром и Атауальпой. Вероломно уничтожив правящую верхушку, они смогли склонить на свою сторону представителей среднего звена правящих каст — жрецов, чиновников, /43/ военных. Но кроме всего этого, они располагали еще одним оружием, или, точнее говоря, были и другие обстоятельства, работавшие на победу захватчиков. К примеру, лошади и бактерии.
Лошади, как и верблюды, раньше обитали в Америке[11], но уже давно там перевелись. Ввезенные в Европу арабскими всадниками, они принесли огромную военную и экономическую пользу Старому Свету. А когда благодаря конкисте они вновь появились в Америке, они так поразили индейцев, что те стали испытывать священный ужас перед конкистадорами. Согласно одному рассказу, когда инка Атауальпа в первый раз увидел испанских солдат, скачущих верхом на могучих конях, украшенных колокольчиками и плюмажами, громко бьющих копытами и вздымающих тучи пыли, он рухнул наземь[12]. Шедший во главе наследников майя касик Текум вонзил копье в голову лошади Педро де Альварадо, будучи уверен, что она составляет единое целое с всадником. Альварадо поднялся с земли и убил касика[13]. Несколько лошадей в боевой упряжи рассеивали полчища индейцев, сея ужас и смерть. В период колонизации «священники и миссионеры убеждали наивных туземцев в том, что лошадь — священное животное, поскольку покровитель Испании Сантьяго, которому помогало божественное провидение, верхом на белом коне одержал блестящие победы над маврами и евреями»[14].
Еще более эффективными союзниками были бактерии и вирусы. Европейцы принесли с собой, как египетские казни, оспу и столбняк, легочные, кишечные и венерические болезни, трахому, тиф, проказу, желтую лихорадку и кариес, от которого сгнивали челюсти. Первой появилась оспа. Не была ли ниспосланной свыше карой эта отвратительная болезнь, от которой бросало в жар и разлагалась плоть? «Собрались уже в Тласкалу. Но тут вспыхнула болезнь: кашель, зудящие нарывы», — говорится в одном индейском свидетельстве. А вот что сообщается в другом: «Многим принесла смерть прилипчивая, /44/ сдавливающая, тяжелая болезнь нарывов»[15]. Индейцы мерли как мухи, их организм не мог сопротивляться новым заболеваниям. А те, кто выживал, были уже слабы и ни на что не годны. По оценке бразильского антрополога Дарси Рибейро[16], больше половины туземного населения Америки, Австралии и Океании умерло от болезней, которыми оно заразилось после первых контактов с белыми людьми.
«Будто голодные свиньи, жаждут они золота»
Выстрелы аркебуз, удары мечей, смертоносное дыхание чумы расчищали путь горстке непреклонных завоевателей Америки. Вот что поведали побежденные. После резни, устроенной испанцами в Чолуле, Моктесума выслал новых посланцев навстречу Эрнану Кортесу, который в этот момент двигался по направлению к долине Мехико. Послы подарили испанцам ожерелья из золота и флаги из перьев птицы кетцаль. «Испанцы были восхищены дарами. Словно обезьяны, хватали они золото, раскачивались от удовольствия, будто оно их преобразило и озарило их сердца ярким светом. Ибо это истина — они стремятся к нему с неизъяснимой жаждой. У них раздулось от него брюхо, они рвутся к нему, как голодные. Будто голодные свиньи, жаждут они золота», — говорит текст науа, помещенный в «Флорентийском кодексе». Когда испанцы вступили в великолепную столицу ацтеков, Теночтитлан, их поместили в доме, где, как оказалось, хранились сокровища. Испанцы вынесли все золото, вынули его из различных украшений, «сложили его в одну кучу во дворе, а дом предали огню, уничтожив все ценности, которые в нем оставались. Золото же они переплавили в слитки или сплющили в бруски...»
Ацтеки с оружием в руках поднялись против испанцев. Кортес потерял Теночтитлан и только в 1521 г. смог вернуть его. «У нас уже не было щитов, не было боевых палиц, нам больше нечего было есть — и мы ничего не ели». Разоренный, заваленный трупами, объятый огнем город пал. «И пошел дождь, и поливал нас всю ночь /45/ напролет». Испанцы вешали индейцев, убивали и другими способами, их распаленное воображение никак не могло успокоиться и удовлетвориться теми сокровищами, что они уже награбили, поэтому они в течение еще многих лет перерывали дно озера Мехико в поисках золота и драгоценных изделий, которые, как они полагали, спрятали там индейцы.
Педро де Альварадо со своими людьми обрушился на Гватемалу. «И там они убили столько индейцев, что кровь текла рекой, и река Олимптепеке стала кровавой». И еще «все стало красным вокруг — так много было пролито крови в этот день». А перед решающей битвой «индейцы, видя, как сильно они уже пострадали, пришли к испанцам, прося, чтобы те их больше не побивали, и сказали, что у них есть для испанцев много золота, серебра, алмазов, изумрудов и что с ними их храбрые вожди Нехаиб Ишкин, Нехаиб, превратившийся во льва и орла, и с тем они сдались испанцам и перешли на их сторону...»[17].
Перед тем как обезглавить инку Атауальпу, Франсиско Писарро сумел получить от него в виде выкупа «носилки золота и серебра общим весом двадцать тысяч марок (старинная монета и мера веса, равная 230 г. — Прим. ред.) чистого серебра и миллион триста двадцать тысяч эскудо (старинная монета и мера веса. 68 эскудо равнялись одной марке. — Прим. ред.) чистого золота...». Затем он двинулся на Куско. Его солдаты думали, что вступают в «Город Цезарей», — такой великолепной была столица империи инков. Однако их восторг длился недолго, вскоре они уже грабили Храм Солнца. «Солдаты в кольчугах оспаривали друг у друга добычу, устраивали драки, каждый хотел присвоить себе львиную долю, они топтали драгоценности, разбивали фигурки, ломали золотую утварь, сплющивали ее молотом, чтобы она занимала меньше места и была удобной для переноски... Они переплавляли золото в слитки, бросая в тигель все сокровища храма: декоративные пластины, которыми были покрыты стены, удивительный кованный из золота сад — деревья, птиц и другие предметы...»[18]
Сегодня на Сокало — огромной пустынной площади в столице Мексики — над развалинами главного храма Теночтитлана высится католический Кафедральный собор, а над резиденцией Куаутемока, ацтекского вождя, удушенного Кортесом, — здание Министерства иностранных дел. Город Куско, в Перу, постигла схожая судьба, но /46/ конкистадоры не смогли полностью разрушить его гигантские стены, и сегодня в основаниях колониальных зданий можно разглядеть остатки колоссальных сооружений — памятники инкской архитектуры.
Расцвет Потоси: период серебра
Говорят, что в Потоси в период его расцвета даже лошадиные подковы делались из серебра[19]. Из серебра изготовляли церковные алтари и крылья херувимов для крестных ходов, в 1658 г. на праздник тела господня с улиц города — начиная от главной и вплоть до церкви францисканцев — сняли булыжник и полностью замостили их брусками чистого серебра. В Потоси серебро возводило дворцы и храмы, монастыри и игорные дома, оно было причиной трагедий и празднеств, из-за него лились кровь и вино, оно разжигало алчность, толкало на мотовство и авантюры. Крест и меч были едины и во времена конкисты, и в эпоху колониального грабежа. За американским серебром устремились в Потоси капитаны и аскеты, профессиональные наемники и миссионеры, солдаты и монахи. Серебряные самородки из недр горы Потоси вносили существенный вклад в развитие Европы. Когда Писарро завладел Куско, наивысшей похвалой кому-нибудь или чему-нибудь стали слова: «Это стоит целого Перу», однако после открытия горы с серебряными залежами Дон Кихот Ламанчский, обращаясь к Санчо, произносит их уже по-другому: «Это стоит целого Потоси». Яремная вена вицекоролевства, источник американского серебра, город Потоси, согласно переписи 1573 г., насчитывал 120 тыс. жителей. Всего 28 лет прошло с того момента, как город возник на пустынных андских склонах, но он уже — как по мановению волшебной палочки — догнал по численности населения Лондон и превзошел Севилью, Мадрид, Рим и Париж. В 1650 г., согласно новой переписи, население Потоси составляло уже 160 тыс. жителей. Потоси был одним из самых крупных и самых богатых городов мира, /47/ в десять раз превосходившим численностью населения Бостон, и все это в ту эпоху, когда Нью-Йорк еще не называли Нью-Йорком.
История Потоси началась до появления испанцев. Однажды инка Уайна Капак услышал от своих вассалов о прекрасной горе Сумах Орцко, а вскоре и увидел ее, когда, заболев, приказал принести себя к термам Тарапайи. От соломенных крыш селения Кантумарка взору инки открылся этот безупречный конус, гордо возвышавшийся над самыми высокими вершинами горной страны. Инка замер в восхищении. Бесчисленные оттенки красного цвета, совершенная форма и гигантские размеры горы вызывали восторг и в последующие времена. Но инка не только любовался горой, он решил, что в ее недрах таятся драгоценные камни и металлы, и пожелал сделать из них новые украшения для Храма Солнца в Куско. Золото и серебро, которые инки добывали в рудниках Колке Порко и Андакабы, не выходили за пределы империи: их использовали не для товарообмена, а для почитания богов. Едва индейские рудокопы вонзили свои кремневые ножи в сереброносные жилы, как раздался глухой голос. Он был раскатистый, как гром, и исходил из самой сердцевины горы. Голос сказал на языке кечуа: «Это — не для вас. Бог хранит эти богатства для тех, которые придут издалека». Напуганные индейцы разбежались, и инка покинул гору. Но, прежде чем уйти, он переменил ей имя. Гора стала теперь называться Потоси, что означает: «Гремит, разрывается, грохочет».
