— Кажется, да, но Сесили сказала, что герцогиня на самом деле не моя мама, — рыдая, проговорила Кейт. — Я ее ненавижу! Она обманщица! Это неправда!
Последовало молчание — роковое молчание, — а потом Агнес откашлялась и еще крепче прижала к себе малышку:
— Успокойтесь, дитя. Пора вам узнать правду. Да, герцогиня — не ваша родная мать, но она очень вас любит, а это значит, что она вам совсем как настоящая мама.
Кейт, все еще шмыгая носом, некоторое время обдумывала услышанное, а затем дрожащим голосом спросила:
— Тогда кто же моя мать?
— Этого, милочка, я и сама не знаю, — ответила нянька, сажая воспитанницу на мягкие просторные колени. — Но есть и еще кое-что, о чем я, пожалуй, вам скажу, раз уж вы все равно узнали про герцогиню. Когда мужчина и женщина женятся, у них появляются законнорожденные дети, их настоящие наследники. Но ваш отец не был женат на вашей матери, а потому вы — незаконнорожденная и ничего не сможете от него унаследовать.
«Незаконнорожденная». Кейт не понравилось это слово. Услышав его, она почувствовала себя человеком второго сорта.
— Но герцогиня любит вас так же сильно, как и герцог, — ласково утешая девочку, продолжала Агнес. — Это все знают. И я не сомневаюсь, они оба о вас позаботятся.
Тут в голову Кейт пришла еще одна мысль.
— А Джон? — Она кивнула в сторону малыша, который, нимало не интересуясь их разговором, возился со щенком на тростниковой подстилке. — Он тоже незаконнорожденный?
— Да, — ответила Агнес, и губы ее сложились в жесткую линию. Кейт хорошо знала, что это значит: нянька не желает обсуждать тему, которая ей не по душе. — Но герцогиня и его тоже очень любит. О, это во многих отношениях выдающаяся женщина. Вам обоим несказанно повезло.
— А ее родной ребенок… — начала было Кейт.
— Господи боже, девочка, — спохватилась нянька. — Что же это мы сидим тут и болтаем, даже не зная, как дела у герцогини… здоров ли ребеночек?
Спустив Кейт на пол, Агнес мигом вскочила, подхватила на руки Джона, и все втроем они двинулись по анфиладе пустых комнат в спальню Анны. Здесь царила суета: горничные и служанки бесшумно сновали туда-сюда с грязными полотенцами, пахучими тазами, покрытыми материей, грязным постельным бельем и пустыми кувшинами. В прихожей повивальная бабка собирала свою сумку.
При виде Агнес, которая пришла посмотреть на своего нового питомца, все расступались, а повивальная бабка выпрямилась и гордо сообщила:
— Мальчик! — И добавила: — Бедняжка герцогиня, досталось ей. Но теперь роженица спит.
Через открытую дверь можно было увидеть Анну — побледневшая, она лежала на громадной кровати под балдахином. Кейт облегченно вздохнула. Ее внимание тут же привлекла стоявшая рядом роскошная колыбелька из дуба. Внутри явно кто-то лежал, а две служанки легонько раскачивали колыбель, тихонько напевая что-то.
— Как ее милость? — спросила нянька.
Повивальная бабка ответила не сразу.
— Ребенок уж больно маленький, да не беда — вырастет. Я уже послала за кормилицей. — Она еще немного помолчала, встретилась взглядом с Агнес и продолжила: — Доктора говорят, что герцогиня поправится, но детей у нее больше не будет. Так что, слава богу, что у нее родился сын. Теперь у герцога будет наследник.
— За герцогом уже послали? — спросила Агнес.
— Он уже был здесь и ушел. Его светлость увидел, как устала герцогиня, и сказал, что не хочет утомлять ее еще сильнее.
— А как он воспринял известие о том, что детей больше не будет?
— Не знаю. Доктора увели его в большую залу, так что их разговора никто не слышал.
— Мы должны возблагодарить Господа за то, что Он даровал милорду и миледи сына, — решительно заявила Агнес. — Пойдемте посмотрим на него! Кейт! Джон, если хочешь, ты тоже можешь пойти.
Герцогиня спала, а они тем временем рассматривали крохотное существо в колыбельке. Ребеночек был совсем маленький и казался таким хрупким.
— Он похож на мамочку, — смущенно сказала Агнес — ничего другого ей не пришло в голову. Да уж, если такая крохотулечка выживет, то она будет удивлена.
— Он такая лапочка, — прошептала Кейт. — Можно, я его покачаю?
Одна из служанок отошла в сторону, освобождая для нее место. Кейт было трудно представить, что этот малюсенький хныкающий комочек вырастет и станет знатным лордом, как его отец. Она никому ни слова не сказала о своем новом страхе: не займет ли этот новорожденный младенец ее место в сердце отца и не станет ли теперь герцогиня Анна, невзирая на всю свою доброту, любить собственную плоть и кровь гораздо сильнее, чем их с Джоном — приемных и, как выяснилось сегодня, незаконнорожденных детей.
Однако очень скоро девочка поняла, что все опасения ее были напрасны. Анна всем сердцем любила сына — он, конечно, был ей дороже всех, — но ни Кейт, ни Джон об этом даже и не догадались, потому что ко всем троим она относилась с одинаковой любовью и справедливостью. То же самое можно было сказать и о герцоге Ричарде: он гордился своим законным наследником, но в равной мере любил обоих сыновей и дочь и всем им прочил великое будущее.
Вопреки опасениям няни, Эдуард Миддлхемский не умер. Благополучно пережив все младенческие недуги, он теперь с каждым днем рос и крепчал, хотя, прямо скажем, и не обещал стать особенно сильным. Его дядя, король Эдуард, даже даровал племяннику графство — теперь он именовался графом Солсбери и гордо носил титул, который принадлежал его могущественным предкам Невиллам. Когда-нибудь, Бог даст, малыш, как и его отец, станет герцогом Глостером, возносила безмолвные молитвы Кейт. Но она понимала, что подобное случится очень не скоро, до этого еще далеко-далеко.
Несмотря на высокий титул, Эдуард был самым обычным мальчиком и очень любил своих старших единокровных сестру и брата. Он во всем старался им подражать и быстро научился не отставать от них в играх. Неразлучную троицу часто можно было видеть за возведением замков из кубиков или за игрой в рыцарей и драконов, в которой Кейт всегда доставалась роль попавшей в беду принцессы, Джон неизменно изображал Георгия Победоносца, а Эдуард, который желал быть драконом, бегал вокруг, произнося напыщенные речи и делая вид, что дышит огнем. В хорошую погоду дети носились как сумасшедшие по сочным лугам вокруг Миддлхема, а за ними бдительно наблюдали издали слуги. Кейт и Джон всегда приглядывали за младшим братом, потому что, несмотря на бойкий, озорной характер, он, будучи маленьким и худеньким, быстро уставал.
Жизнь была прекрасна. Из своего громадного замка Миддлхем их отец, словно второй король, правил всем севером. Он не жалел денег на свой дом, где всегда был накрыт великолепный стол и имелось бессчетное число вассалов, носивших его знак — изображение белого вепря. Семья герцога жила в роскошных покоях, обставленных лучшей мебелью, какую только можно купить, всюду были резьба и позолота, выполненные лучшими мастерами, и драпировки из самых дорогих тканей.
Детям наняли лучших преподавателей; герцог даже настоял на том, чтобы Кейт училась вместе с мальчиками: знатная девушка должна уметь читать и писать. Он разрешил пользоваться своей библиотекой, где она провела немало счастливых часов над великолепными иллюминированными рукописями и несколькими новыми печатными книгами: их изготовил мастер Уильям Какстон, недавно установивший в Вестминстере первый печатный станок в королевстве.
Ричард внушал дочери, что хорошее образование немало поможет ей в жизни.
«Настанет день, — сказал он, когда ей было десять, — и ты станешь хозяйкой большого дома, потому что я намерен найти тебе богатого мужа».
Он говорил это и раньше, побуждаемый самыми добрыми намерениями, но Кейт невыносимы были эти разговоры о будущем браке, потому что, выйдя замуж, она должна будет уехать из дома, расстаться с родными и со всем, что было ей дорого, а возможно даже — кто знает, — жить где-то далеко-далеко. С годами страхи ее усиливались, потому что Кейт видела, как девушки ее положения нередко выходят замуж в четырнадцать или пятнадцать лет, а то и еще раньше. Но девочка никогда не возражала отцу, потому что знала: он желает ей только лучшего. Герцог и сам часто говорил ей об этом.
Но в этот раз Ричард Глостер сказал дочери нечто новое. Время было позднее, герцогиня с мальчиками уже отправились спать, и Кейт собиралась последовать за ними, опасаясь, что герцог снова заведет речь о замужестве. Но он жестом остановил ее и попросил сесть против него у камина, в кресло герцогини.
— Я должен сказать тебе кое-что, Кейт, — начал он, и на его волевом худощавом лице с выступающим подбородком появилось чуть напряженное выражение. — Ты уже достаточно взрослая. И ты никогда не должна сомневаться в моей любви к тебе. Ты знаешь, дитя мое, я для тебя готов на все. Но факт остается фактом… ты родилась вне брака. Я знаю, тебе это известно. Я просил Агнес рассказать тебе об этом, когда ты достаточно повзрослеешь, чтобы понять.
