Как-то субботним вечером в бар заглядываю. По субботам я всегда там — сигару выкурю, ребятам стаканчик-другой поставлю. Чтобы чувствовали, с кем дело имеют. На пальце у меня кольцо с бриллиантом, а летом я всегда при бутоньерке. Значит, захожу я и вижу — кого бы вы думали — Джимми Дреджа. Я с ним познакомился, еще когда с Тоби работал. Сидит — лица на парне нет.
«Здорово, Джимми, — окликаю. — Сколько лет, сколько зим! — Спрашиваю его приветливо, но осторожно, бог его знает, что он теперь за птица: — Как дела?»
«Как сажа бела, — отвечает. — Работу запорол».
«Что за работа?» — спрашиваю.
«Детская, — отвечает. Ребенка, понимать надо, умыкнул. — В общем, все по порядку, — начинает свой рассказ Джимми. — Ты лорда Аттриджа знаешь?»
«Того, что электрическую сигнализацию от воров завел? Который на Белгрейв-сквер проживает? В Аттридж-хаусе?»
«Он самый, чтоб ему пусто было. Так вот, есть у этого Аттриджа сынок лет двенадцати, только недавно в колледж пошел. Я его взял на заметку, — продолжает Джимми, — потому как он у папаши единственный отпрыск, а денег у лорда Аттриджа куры не клюют. Короче, доделал я одно дельце и на Аттриджей переключился. Сперва все шло как по маслу», — рассказывает Джимми. Возле самой Белгрейв-сквер, по его словам, был гараж, и мальчишка вечно там по утрам ошивался, все смотрел, как с автомобилями возятся. На автомобилях он был помешан. Вот и подкатывает в одно прекрасное утро наш Джимми к гаражу на своем мотоцикле с коляской, бензин, дескать, кончился. Парень, понятно, тут как тут. Уставился.
«Машина-то барахло», — заявляет он.
«Сам ты барахло, — отвечает Джимми. — Я с этим мотоциклом и за сто фунтов не расстанусь. На этом мотоцикле, если хочешь знать, я Гран-при выиграл в Булони».
«Будет заливать-то, — смеется паршивец. — На этом драндулете и тридцати миль в час не сделать, даже с горки!»
«Погоди, — сказал тут Джимми. — Ты лучше залезай в коляску, все сам и увидишь. На спор — восемьдесят выжму на шоссе».
Сел мальчишка, поехали они и приехали в одно укромное местечко. Там Джимми свою добычу припрятал, а сам давай скорее писать письмо папаше. Мальчишка на седьмом небе от радости — с мотоциклом возится, мотор разбирает. Собрать-то его Джимми потом собрал, но, как он мне жаловался, не тот уже стал мотоцикл, хотя, по правде сказать, это всегда была самая настоящая рухлядь. В общем, живут они душа в душу и вдруг бац! — ответ приходит. Хотите верьте, хотите нет, но папаша не желает раскошеливаться, и точка. А ведь он-то, со своими шахтами да пароходами, богат, что твой Английский банк. И пишет лорд Аттридж, что за оказанную услугу он чрезвычайно благодарен, что благодаря хлопотам Джимми сбылась его, Аттриджа, давнишняя мечта и рухнула последняя преграда на пути к полному счастью, но поскольку Джимми проделал все это по собственному почину, то он считает, что ни о каком вознаграждении не может быть и речи, всего, мол, наилучшего, искренне ваш, Аттридж. Это был тяжелый удар для Джимми.
Пару раз еще писал он папаше — ни ответа ни привета. К тому времени мальчишка окончательно развинтил мотоцикл и все винтики по комнате разбросал, в общем, Джимми велел ему проваливать на все четыре стороны.
«А зубы ты ему вырывал, отцу посылал?» — спрашиваю я Джимми.
«Нет, — говорит, — не вырывал».
«А слезные письма он у тебя писал? — спрашиваю. — О выкупе умолял?»
«Нет, — говорит, — не писал».
«Ну хорошо, а палец-то ты ему, надеюсь, оттяпал, папаше в почтовый ящик подсунул?»
«Нет», — отвечает.
«Ну, брат, — говорю я ему, — значит, так тебе и надо. Какой же ты после этого специалист?»
«Да ладно, — говорит тут Джимми, — трепаться все мы мастера. Ты сам десять лет не у дел. Поглядел бы я, что бы ты на моем месте сделал».
Тут-то я и призадумался. Я ведь уже говорил, что совсем одурел оттого, что день-деньской по пивной слоняюсь и бездельничаю. «Ты погоди, — говорю я, — лучше давай поспорим, что я проверну такое вот дельце, ты только скажи, с кем и когда». — «А почему бы нет! — отвечает Джимми и за газету берется. — Значит, единственное чадо богатых родителей?» — спрашивает. «Вот именно», — отвечаю. В общем, искать долго не пришлось — сразу же наткнулись на фото леди Периметр с единственным сыном лордом Тангенсом на скачках в Уорике. «Вот он, твой клиент», — сказал мне Джимми. Потому-то я сюда и приехал…
— Господи! — ахнул Поль. — Ума не приложу, для чего вы мне рассказали про все эти гнусности. Ничего себе история! Можете не сомневаться — я обо всем сообщу в полицию.
— Да вы не беспокойтесь, — сказал Филбрик. — Дело-то лопнуло! Джимми выиграл пари. А знаете почему? — Потому что я встретил Дину.
— Дину?
— Мисс Диану. Я зову ее Диной, потому что есть такая песня. Увидел ее и пропал. И этот вечер нашей встречи в моей душе запечатлен. Это тоже из песни, — пояснил Филбрик. — Эта девушка способна вырвать вас из когтей дьявола.
— Вы так сильно влюблены?
— Да я готов за нее в огонь и в воду. Плохо ей тут, бедняжке. По-моему, отец ее обижает. Иногда мне даже кажется, что и за меня она выходит, лишь бы поскорее уехать отсюда.
— Господи, боже мой! Так вы, значит, женитесь?
— В прошлый четверг приняли такое решение. Гуляем-то мы уже порядочно. Барышням вредно сидеть взаперти. Когда я здесь появился, она была готова сойтись с первым встречным, до того ей обрыдло хозяйство, день-деньской на ногах… Только и радости у нее — на всем экономить и слуг, чуть что, увольнять. Впрочем, они и сами бегут без оглядки, и месяца не проработав, — держат их тут впроголодь. Да, министерская голова у этой девушки, ей-богу. Всем хозяйкам хозяйка, такая-то и нужна мне в «Барашке». Однажды она услышала, как я по телефону даю указания своему директору в «Синематографе». Услышала и призадумалась. Решила, что я переодетый принц, так сказать. Она-то и завела разговор насчет женитьбы. У меня бы и духу не хватило сделать предложение. Пока я для нее только дворецкий. Мечталось мне — найму автомобиль и подкачу как-нибудь с бриллиантовым кольцом и при бутоньерке, тогда и поговорим. Не понадобилось. Вот что значит любовь.
Филбрик умолк, по-видимому, растроганный собственным же монологом. Дверь павильона отворилась, и вошел мистер Прендергаст.
— Ну как там соревнования? — спросил Поль.
— Так себе, — ответил мистер Прендергаст. — По правде говоря, они не состоялись.
— Не состоялись?
— Нет. Дело в том, что никто из участников первого забега назад не вернулся. Добежали до конца аллеи, скрылись за деревьями, и больше я их не видел. Наверное, решили пойти переодеться. Я на них не сержусь. Страшный холод. Хотя, приятного мало, когда все по твоей команде куда-то бегут, а назад не возвращаются. Словно солдаты на поле боя.
— Нам и самим, кстати сказать, не мешало бы пойти переодеться.
— Совершенно с вами согласен. Ну и денек! В учительской они обнаружили Граймса.
— А я только что из веселого города Лландидно, — доложил он. — Для того ли я, спрашивается, в закрытой школе обучался, чтобы бегать по магазинам с Динги, а? Ну а что соревнования?
— Так и не состоялись, — признался Поль.
— Не беда, — утешил его Граймс. — Положитесь на меня. Я в этом кое-что смыслю. Такие соревнования надо проводить у камина. Сейчас мы тихо и мирно напишем, кто и как выступил. Но лучше не мешкать. Наш начальник хочет, чтобы результаты сегодня отослали в типографию.
И, вооружившись листом бумаги и огрызком карандаша, Граймс набросал программу.
— Прошу оценить, — сказал он.
— Клаттербак у тебя как преуспел! — удивился Поль.
— Одно слово — талант, — сказал Граймс. — Ну, теперь звони в типографию и продиктуй им результаты, тогда они сегодня напечатают программки. Не знаю только, не включить ли нам еще и бег с препятствиями.
— Нет, — сказал мистер Прендергаст.
Глава 8
СПОРТИВНЫЙ ПРАЗДНИК
На следующий день дождя, к счастью, не было, и после утренних занятий все разоделись в пух и прах. Доктор Фейган облачился в светло-серую визитку и щегольские клетчатые брюки — ни дать ни взять jeune premier[10]. Его походка сделалась пружинистой, а в манере держаться обнаружилась удивительная моложавость, чего Поль за ним раньше не замечал. Флосси нарядилась в фиолетовое шерстяное платье, которое ей связала прошлой осенью сестра. Казалось, кто-то разлил по промокательной бумаге химические чернила, у талии платье украшали цветы из розовой и изумрудно-зеленой шерсти. Шляпка на Флосси тоже была самодельной, результат самоотверженного труда долгими зимними вечерами. На отделку пошли остатки многочисленных старых шляп. Сама Динги украсилась маленькой металлической брошкой в форме бульдога. Граймс напялил негнущийся целлулоидовый воротничок.
