всех задач, поставленных руководителем».
– А что, если в ходе стажировки мне прикажут нарушить закон? - И выразительно скосила взгляд в сторону господина Занозы.
Тот, словно речь была и не о нем, невозмутимо отхлебнул кофе. Но потом все же соизволил ответить:
– В Долине Холмов превыше людских законов – Вир гэр Хоу, - веско произнес Нил. - И судить, если что, будут по ним меня, поскольку я несу за тебя ответственность.
Не сказать, чтобы это сильно меня успокоило. Дивные – те ещё дипломаты и хитрецы. И я сдается мне, что вздумай двое фэйри судиться не у себя в Холмах, а у нас в Эйлине, дали бы десять лет. Прокурору.
Так что я позволила себе усoмниться. Заноза на это нервно дернул ухом. Катафалк же, напротив, разулыбался, словно отец, что гордится первыми шагами своей маленькой дочки, которая только-только встала на ноги.
– Я же вас, уважаемый лорд, предупреждал, что Бризроу – замечательный артефактор, одна из лучших выпускниц. - И вроде бы Грейт похвалил, но так предостерегающе… В духе: «Она вам покажет, где цверги пещеры роют. Может, одумаетесь, господин лорд, пока не поздно, и откажетесь?»
Но Заноза предупреждению не внял.
– Мне именно такой и нужен был. Поэтому мы и договаривались о стажировке Скайрин Файн.
– Хотели Файн, а случилаcь Бризроу, – фыркнул преподаватель, явно не желая отпускать меня в Холмы. - Брать будете?
– Думаете, я неделю с вами торговался, чтобы сейчас отказаться? - вскинул бровь дивный гад.
— Но понадеяться-то я мог? - в тон ему отозвался Катафалк. - И да, мое условие остается неизменным – вернуть мне Бризроу в целости, сохранности и незамужней! – последнее слово он произнес – словно кувалдометром ударил.
И дивного проняло. Маска каменной невозмутимости пошла трещинами.
– Простите? - уточнил Нил.
– Прощаю, хоть вы у меня и не занимали, – великодушно отозвался Катафалк и пояснил: – У меня за прошедший год трех адепток замуж утащили. Одна третьекурсница и две выпускницы. Эта – последняя. И если и она… – Грейт, не договорив, оборвал сам себя, но мне стало понятно: у фэйри исчезнет не один Холм, а сразу долина. Вся. Целиком. Потому что нельзя просто так взять и выбесить Ульриха фон Грейта без пoследствий.
Заноза в ответ так громко промолчал, что воздух в кабинете накалился. А я вдруг представила, КАК шел торг… пардон, переговоры между этими двумя за мою стажировку, даже если сейчас, когда стороны пришли к соглашению, того и гляди присутствующих шарахнет молнией, столько электричества было разлито вокруг.
Я решила, что стоит поторопиться с подписанием документов, пока меня случайно не шибануло разрядом. И когда протянула стопку листов с моими автографами профессору, Грейт, почти не глядя, поставил свой росчерк в нужных местах и передал мне все обратно со словами:
– Забирай свои документы и своего фэйри.
Я выразительно посмотрела на сидхэ, намекая, что он не мой, а сам по себе, самодостаточный, к тому же расположился в кабинете профессора, так что скорее Заноза профессорский.
Но Катафалка какими-то там взглядами было не пронять.
— Не думал, что ты согласишься, - чуть слышно прошептал он.
– Меня вынудили, как, полагаю, и вас.
Всего одна фраза, но у Катафалка исчезла жесткая складка губ, а взгляд стал чуть мягче.
– Если понадоблюсь – звони в любое время.
Я коротко кивнула.
И Катафалк, обойдя стол, подошел ко мне, обнял, словно на прощание, и прошептал так, чтобы Заноза не слышал:
– Дело явно нечисто. Когда они сделали запрос о стажировке Файн, я ничего не заподозрил, но сейчас этот дивный проявляет излишнюю активнoсть. Но я не имею объективных причин, чтобы отказать. Так что будь oсторожна.
Строгий, требовательный, неуживчивый, мизантроп – многие адепты знали профессора только таким. Но для меня он был гораздо больше, чем просто преподаватель. Магистр увидел во мне меня, мой дар, знания, а не только дочь Мэй Бризроу. И я безгранично уважала Грейта, как Наставника, как Мастера, как Человека.
А что до осoбенностей характера Катафалка… Ну должен же быть у гениального мага хоть один маленький недостаток?
– Буду, – коротко ответила я, обняла наставника чуть посильнее, а затем отстранилась.
И тут же наткнулась на недовольный взгляд Занозы. Интересно, отчего бы дивному гаду быть раздосадованным?
Вопрос так и остался без ответа, потому как Заноза, поднявшись со своего места, поблагодарил за вкусный кофе (я специально посмотрела на чашку – напитка там осталось больше половины) и заверил, что лично проводит меня до канцелярии.
Я кинула прощальный взгляд на сурового Катафалка и вышла из кабинета. Едва дверь захлопнулась за дивным, я твердым тоном произнесла, что в родной академии как-нибудь не заблужусь и донесу документы до нужного места сама. Удивительно, но дивный гад спорить не стал. Только сухо сообщил, что сегодня в четыре часа я должна буду прибыть к зданию консульства фэйри с вещами и быть готова отправиться в Долину Холмов. А для того, чтобы я беспрепятственно смогла пройти через охрану, Заноза даже выдал мне пропуск – серебряную плаcтинку-медальон на цепочке – и сообщил номер кабинета, в котором будет меня ждать.
На этом мы и расстались. Я пошла относить бумаги, Заноза – просто пошел. Хотелось бы, чтобы куда подальше, но, сдается, проcто по своим дивным делам.
В канцелярии половину бумаг у меня забрали, вторую – украсили кучей печатей и штампов и вновь вручили мне. Когда я вышла со всеми документами, хроносы показывали одиннадцать. И я поняла, что жутко голодна. С утра из-за активности одного фэйри, который умудрился раздраконить своей невозмутимостью Катафалка, я не успела позавтракать и сейчас… Купюры, услужливо подкинутые мне в кошелек, пришлись как нельзя кстати.
На них в ближайшем от академии кафе на колесах я купила большую порцию закрутки. Она представляла собой лепешку, в которую были завернуты листья салата, тонко нашинкованные огурцы, капуста, жаренная ломтиками картошка и копченая курочка. Много курочки. И все это под фантастически вкусным соусом, который пропитал все слои.
Этот сытный рулет, горячий, только что поджаренный с обеих сторoн до хрустящей корочки у лепешки, исходивший паром и невероятно аппетитным ароматом, был умопомрачительно вкусный. Я жевала его с наслаждением и в этот миг была безгранично, почти запредельно счастлива.
А вокруг буйством красок цвела, пела, распускалась сама жизнь. Отра, в Новогодие скованная льдом, сейчас вновь несла свои воды к заливу, последний снег давно растаял и
