– Нет, – сказал я.
– Ты что-то предлагаешь?
– Я возьму тебя с собой на Землю.
– Я не могу.
– В таком случае, пойдем со мной.
– Куда?
– В Тиреллиан. Я должен поговорить с Матерями.
– Ты не сможешь! Сегодня вечером Церемония в Храме!
Я расхохотался от злобы.
– Церемония, посвященная богу, который сбил вас с ног, а потом двинул ногой по зубам?
– Он все еще наш Бог, – ответила она. – Мы все еще его народ.
– Как вы напоминаете моего папеньку! – произнес я с отчаянием. – Но я все-таки пойду, и ты пойдешь со мной, даже если мне придется всю дорогу нести тебя на руках. И ты не сможешь вырваться, ведь я сильнее тебя.
– Но не сильнее Онтро.
– Какой еще Онтро?
– Он тот, кто остановит тебя, Гэллинджер. Он – Десница Малана.
4
Я направил джипстер той дорогой, которой добирался всегда. Я ехал к М'Квайе. Бракса, сидящая в тускло освещенной кабине с розой в руках, теперь, словно ребенок, баюкала на коленях цветок и молчала. На ее лице застыла святая сосредоточенность покорности и покоя.
– Матери сейчас в Храме?
Лицо Браксы не изменилось – оно хранило отблеск божественного света.
– Да, – ответила она отрешенно, – но ты туда не войдешь.
– Посмотрим.
Я развернул джип и помог ей выйти.
Я вел ее, крепко держа за руку, а она двигалась, словно сомнамбула. При свете взошедшей луны глаза ее были такими, как в тот день, когда я впервые увидел ее. А пальцы в моей руке – слабыми и беспомощными. Я открыл дверь и вошел вместе с ней в комнату, полную сумерек и тишины. И в третий раз за этот вечер я услышал крик Браксы:
– Не трогай его, Онтро! Это Гэллинджер!
Прежде мне не доводилось встречаться с мужчинами Марса, и я не имел никакого представления о том, как они выглядят.
На Онтро пришлось смотреть снизу вверх.
Его обнаженный торс покрывали бугры родимых пятен и шишковатые наросты.
«Нелады с железами», подумал я.
До сих пор я считал себя самым высоким человеком на Марсе, но, похоже, ошибался – в Онтро было верных семь футов. Теперь становилось понятным, откуда взялась моя гигантская кроватка!
– Убирайся, – спокойно сказал он мне. – Она пусть войдет, а тебе здесь делать нечего.
– Мне нужно взять свои книги и вещи.
Он протянул левую руку, и я посмотрел в том направлении, куда он указал. Все мои пожитки были сложены в дальнем углу.
– Я должен войти, мне необходимо поговорить с М'Квайе и Матерями.
– Ты не войдешь.
– От этого зависит жизнь твоего народа.
– Уходи, – проревел Онтро. – Возвращайся домой к своему народу, Гэллинджер. Оставь нас!
Мое имя в его устах звучало так непривычно, словно принадлежало не мне, а кому-то другому. Сколько ему лет? Триста? Четыреста? Был ли он стражем Храма всю свою жизнь? И зачем? От кого нужно было его охранять? Мне не понравилось, как он двигается. В прошлом мне уже приходилось встречать людей с таким же отточенным ритмом движений.
– Уходи, – повторил гигант.
Если они довели свое боевое искусство до такого же совершенства, как танец, или если их боевое искусство являлось частью танца, то моя проблема могла стать неразрешимой.
– Иди, – повернулся я к Браксе. – Отдай розу М'Квайе. Скажи, что это от меня, и еще передай, что я скоро приду сам.
– Я сделаю, как ты просишь. Вспоминай меня на Земле, Гэллинджер. Прощай.
Я не ответил, и она исчезла в темноте, унося с собой цветок.
– Ну сейчас ты наконец уйдешь? – спросил Онтро. – Если хочешь, я скажу ей, что мы дрались и ты почти победил, но я неожиданным ударом сбил тебя с ног, а затем отнес на ваш корабль.
– Нет! Или я пройду мимо тебя, или перешагну через твое тело – в любом случае тебе не остановить меня.
Онтра слегка присел и развел руки в стороны.
– Грех поднять руку на святого, – недовольно проворчал он, – но я остановлю тебя, Гэллинджер.
Моя память была подобна окну, заполненному туманом. Но внезапный порыв ветра развеял его. И я вернулся на шесть лет назад.
Я был студентом факультета восточных языков Токийского университета. Два вечера в неделю я посвящал отдыху – занятиям джиу-джитсу. Я вспомнил себя в один из таких вечеров в стойке кодокана посреди тридцатифутового круга, в кимоно, перечеркнутом коричневым поясом. Я был ик-киу, на одну ступень ниже черного пояса. Коричневый иероглиф у меня на груди гласил «джиу-джитсу». Я овладел одним из приемов этой борьбы, невероятно подходящим к моим данным, которым и побеждал в поединках.
Но в жизни я никогда не применял этот прием, к тому же у меня лет пять не было никакой практики. Я чувствовал себя совершенно не в форме, но попытался сосредоточить всего себя в «цуки-но-кокоро» – «сердце луны», представляя себя луной, целиком отразившейся в Онтро.
И голос из прошлого сказал мне:
– Хаджиме – начинайте.
Я принял стойку неко-аси-даси – кошачью, и в его глазах мелькнуло удивление. Он осторожно отступил назад, а я в это мгновение сделал шаг ему навстречу.
Мой коронный удар!
Левая нога взлетела вверх, словно лопнувшая пружина. В семи футах над полом она встретилась с его челюстью в тот самый миг, когда он пытался уйти от удара.
Голова Онтро запрокинулась, и он упал как подкошенный. Улыбка исчезла с его губ. Все идет как надо, подумал я. Мне очень жаль, старина.
Но когда я перешагивал через поверженного гиганта, он, хотя и был без сознания, каким-то образом схватил меня и повалил на пол. Ни за что бы не поверил, что после такого удара у него еще останутся силы продолжать бой. Я был вынужден ударить снова.
Его рука обхватила мою шею прежде, чем я успел что-то понять.
Ну нет! Нельзя погибать так бесславно!
Казалось, на моем горле сомкнулся стальной обруч. И тут я понял, что действия его могучего тела не более чем рефлекс, выработанный бесконечными годами тренировок. Однажды я уже видел такое. Человек умер из-за того, что в бессознательном состоянии продолжал поединок, а его соперник решил, что нокаута нет, и ударил еще раз.
Но случается это редко, очень редко. Я уперся локтями в его ребра и откинул назад голову. Хватка ослабла, но недостаточно. Мне очень не хотелось, но пришлось сломать ему мизинец. Руки разжались, и я освободился. Он лежал неподвижно, лицо его было бледно, как мел. Все лучшее в моей душе стремилось к поверженному гиганту, защищавшему свой народ, свою религию и виновному лишь в выполнении приказа. Как никогда я был зол на себя за то, что не прошел мимо Онтро, а перешагнул через него.
Я подошел к своим вещам, уселся на ящик с аппаратурой и закурил.
Нельзя входить в Храм до тех пор, пока не успокоится дыхание и пока мне не придет в голову, что сказать им.
Как убедить целый народ не совершать самоубийства. А вдруг…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
