— Нет у меня свидания, — фыркнула Гейл, недовольная, что отец затронул эту тему.
Морис вытянул ноги.
— Приятно возвращаться домой. Сегодня вечером, я, так и быть, отдохну.
Гейл загасила сигарету и встала, наклонившись вперед, чтобы, по обыкновению, поцеловать его в макушку.
— Так здорово видеть тебя дома, папочка! — радостно проговорила она.
Немного погодя, вернувшись в столовую, Гейл была озадачена тем, что заварки в чайнике совсем не убавилось. Странно, подумала она. Отец обожал этот напиток. Обычно он выпивал не меньше трех чашек чаю. Задумавшись, она позвонила, чтобы Бинз убрал поднос.
После завтрака Гейл загорала в саду позади дома. Беседка была уютной и теплой даже зимой. Гейл любила старые липы и тихую красоту сада.
Она упивалась теплым летним солнцем и думала об отце. Его утомленный взгляд тревожил ее. Папа выглядел не очень-то счастливым для человека, вернувшегося домой после деловой командировки за границу. Поездка и упорная работа могли утомить его, или там что-то еще произошло? Что бы это могло быть? Чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась — отец любит свою работу и не собирается бросать ее ради спокойной жизни. Постепенно наводящий дрему гул пчел и приятное пение птиц успокоили ее, и она решила, что никакие перемены не угрожают ее счастливому существованию.
Вечером, во время переодевания к ужину, она уже весело напевала. На ней было изумительно белое платье, без излишних украшений, так шедшее к ее золотым волосам. Гейл накрасила губы новой помадой бледного оттенка и наложила на веки светлые тени под цвет своего лака, покрывающего ногти.
Было около семи вечера, когда она спустилась вниз, ожидая приятной встречи с отцом. Внезапно она остановилась посредине лестницы, потому что увидела, как Бинз открывает входную дверь и впускает в дом высокого, широкоплечего мужчину. Дыхание ее остановилось — она увидела темноволосую голову Ланса ван Элдина.
Он был в вечернем костюме и смотрел в ту сторону, где стояла Гейл и глядела прямо на него, без улыбки, ошеломленная его внезапным появлением. Настенный светильник над головой девушки освещал ее волосы, превращая их в золотистый ореол. Волосы спускались по плечам мелкими завитками, а глаза приобрели глубокий синий цвет от испуга и чувства уязвимости, которыми было переполнено сердце Гейл.
Он поймал ее взгляд и не отводил своих загадочных, с искорками иронии глаз.
— Добрый вечер, мисс Пемблтон. Я полагаю, вы оправились после того неприятного случая?
Прежде чем Гейл смогла ответить, дверь зала распахнулась, и появился ее отец, уже одетый к обеду. Увидев гостя, он шагнул вперед, приветливо улыбаясь. Они сердечно пожали друг другу руки, в то время как Гейл изумленно смотрела на них.
— Приятная встреча, Ланс! — воскликнул отец.
— Рад видеть вас дома, мистер Пемблтон, — отозвался тот.
Морис Пемблтон взглянул на дочь и вновь обратился к Лансу ван Элдину:
— Так вы уже встречались с моей дочерью. Что там насчет неприятного случая? Какое-то происшествие или что еще?
Гейл поспешно спустилась вниз, и Ланс встретил ее пристальным взглядом. Но, игнорируя его, она поспешила сказать отцу:
— Ничего страшного, папа. Я пошла на демонстрацию «Долой бомбы», ситуация приняла несколько неожиданный поворот, и мистер ван Элдин отвез меня домой.
Красноречивым взглядом она попросила Ланса подтвердить ее версию. Достаточно долго он медлил, затем небрежно произнес:
— Ваша дочь дружит с моим сводным братом Тэдди, его тогда с нею не было.
— Так что вы прибыли вовремя. Благодарю за заботу о моей дочери. Вы, конечно, останетесь на обед?
— Извините, но так случилось, что я зашел за Хильдой Ламберт — сегодня мы с нею ужинаем, — невозмутимо сказал Ланс.
Гейл была неприятно удивлена тем, как изменилось выражение лица ее отца. Он быстро справился с неожиданной новостью, но все же приметила его обиду на то, что Ланс уводит Хильду. Она почувствовала пронизывающий холод, как от северного ветра, в тот момент, когда чувства отца приоткрылись ей и она увидела, что он действительно влюблен в Хильду Ламберт.
Гейл ясно осознала: бесполезно бежать к бабушке за советом, бесполезно бороться с судьбой или говорить себе «не может этого быть». С его стороны было совершенно нормально влюбиться в одинокую женщину. Катастрофой это было только для нее, Гейл.
Гейл замерла, но какое-то движение сзади заставило ее обернуться. Хильда Ламберт, очень привлекательная в сиреневом вечернем платье, прикрытом на плечах меховой накидкой, спускалась по лестнице. Ее темные волосы были аккуратно уложены, а косметика наложена весьма искусно. Хильда выглядела совершенно спокойной. Гейл с облегчением подумала, что Хильду пригласили на обед, следовательно, отец не будет предлагать им обоим остаться.
— Вы пришли раньше, Ланс, — сказала Хильда тоном, говорящим о давнишних дружеских отношениях между ними. — Ланс настойчиво приглашал меня, мистер Пемблтон. Надеюсь, вы не будете возражать.
Морис, не показывая своих истинных чувств, бросил на нее осторожный взгляд.
— Я — возражать? Почему же? Вечер — ваше личное время, — сказал он спокойно.
Но Гейл знала, что в душе он огорчен. С тревогой она следила за его лицом, когда он посмотрел на дверь, закрывшуюся за ними. Гейл нежно взяла отца за руку, чтобы увести его в столовый зал.
— Не надо о них думать, папа, — проговорила она как можно легкомысленнее.
— А? Что ты сказала? Извини, — произнес он и быстро продолжил: — Я не спросил, как поживают бабушка и дедушка. У них все было хорошо, в то время как я уезжал?
С леденящей пустотой в сердце Гейл уверила его, что у них все в порядке. Когда он уселся в свое любимое кресло, она налила ему вина. Затем, плеснув себе томатного сока, она подошла к проигрывателю и поставила одну из его любимых пластинок. Послышалась мягкая музыка, и Гейл опустилась на пол около его стула.
Вечер, которого она так ждала, был разрушен. Чудные звуки симфонии Гайдна не нашли отклика в ее душе. Отец также слишком глубоко погрузился в свои мысли, чтобы слушать. Гейл была угнетена и даже не курила.
Морис Пемблтон задымил сигарой и заметил, что дочь не курит.
— Что, никаких сигарет? Ты бросила курить? — поддразнил он.
— Сегодня вечером ни одной, — ответила она с тяжелым сердцем.
— Не больна ли ты, моя дорогая?
Гейл сжала зубы, представив, как он обнимает Хильду и с любовью глядит ей в глаза, забыв про свою дочь.
— Конечно нет, ты ведешь себя, как наседка! — Она знала, что эти слова его рассмешат.
Гейл всем сердцем хотела бы откровенно поговорить с отцом, но у нее не хватило смелости. Вместо этого она заметила:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
