class="p1">— И ничего я не грущу, — сказал он. — Я в полном порядке.
Но потом ему и в самом деле взгрустнулось.
— Год назад, в Рождество, когда я был дома, я никак не думал, что ровно через год буду справлять это Рождество где-то посреди моря.
Уж больно мудрено у него получилось, но он должен был высказаться.
— Ну и что? — весело откликнулся Коллинз. — Когда я жил в Орегоне, я тоже никогда не думал, что буду ходить в море. Мой старик торговал лесом в окрестностях Юджина. Он хотел, чтобы я пошел по его дорожке, но мне хотелось мир посмотреть, вот я и уехал. Но может, когда-нибудь я и вернусь. Обзаведусь хозяйством, семьей, — он замолк.
Эти слова навевали на него тоску. Затем он встал, и они вместе вышли на палубу.
Ночь была холодной и ясной. Тучи рассеялись, и вдали, за колышущимися черными водами, были видны горные пики Аляски, высвеченные светом звезд.
Джим тоже был навеселе. Он полной грудью вдохнул холодный воздух.
— Отличная ночка, — сказал он, но Коллинз был занят одним: пытался сохранять равновесие.
Они направились в свою каюту. Каюта, освещенная несколькими голыми лампочками, имела форму треугольника и была заставлена двухъярусными койками. В воздухе висел тяжелый запах, неизбежный, когда на слишком маленьком пространстве обитает слишком много людей. Джим спал на верхней койке, Коллинз — под ним.
Со стоном «Ах, как я устал!» Коллинз опустился на койку.
— Сил нет, — сказал он, сняв ботинки и вытянувшись на койке. — Дождаться не могу, когда доберемся до Сиэтла. Ты ведь там еще не был, да?
— Только проходил.
— Ну, тогда я покажу тебе все тамошние злачные местечки. Меня там всюду знают. И найдем тебе девчонку, чтоб не какую-нибудь, а высший класс. Ты каких любишь?
Джиму стало не по себе.
— Не знаю, — сказал он. — Да любых.
— Ну, ты даешь! Нужно быть поразборчивее, а то подхватишь еще что-нибудь. Вот я еще ни разу ничего не подхватил. Пока.
Он прикоснулся к деревянной спинке своей койки.
— Мы тебе найдем блондиночку. Блондинки самые лучшие. Шведку какую-нибудь. Тебе нравятся блондинки?
— Конечно.
Вдруг Коллинз приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Джима:
— Слушай, а ты случайно не девственник?
Джим покраснел и не нашелся, что ответить. Молчание говорило само за себя.
— Черт меня возьми! — Коллинз был доволен собой. — Я и не думал, что когда-нибудь встречу девственника. Ну, тогда мы тебе поищем что-нибудь как раз для такого случая. И как же это тебе удалось? Ведь тебе восемнадцать, да?
Джим смутился. Он проклинал себя за то, что не солгал. Ведь все врут, когда речь заходит о таких делах.
— Не знаю, — сказал он, стремясь сменить тему. — Дома не было случая.
— У меня есть на примете одна девчонка. Как раз для тебя. Майрой зовут. Профессионалка, но миленькая и чистая. Не курит, не пьет, а потому что не курит и не пьет, следит за собой. Уж с ней-то ты трипперок не подхватишь. Я тебя с ней познакомлю.
— Я не прочь, — сказал Джим.
Он выпил немало пива, и его эта идея воодушевила. Он иногда мечтал о женщинах, но чаще всего он мечтал о Бобе, что угнетало его, когда он задумывался об этом.
— Я тебе все покажу, — сказал Коллинз, раздеваясь. — Я тебя научу проводить время. Уж я-то знаю, что к чему.
2
Когда Коллинз и Джим сошли на берег, уже стоял вечер. На Коллинзе был коричневый пиджак в красную клетку, а на Джиме — серый, который стал ему тесноват в плечах. Он еще продолжал расти. Оба были без галстуков.
На такси они доехали до центра. Джим хотел сходить в кино, но Коллинз сказал, что у них на это нет времени.
— Сначала найдем себе комнату, — сказал он.
— Я думал, что мы остановимся у девушек, о которых ты говорил.
Коллинз сделал выразительный жест рукой:
— Может, их и в городе сейчас нет, откуда мне знать? А может, их всех уже разобрали на этот вечер. Снимем сначала комнату, и тогда у нас будет, куда привести тех, кого мы найдем.
— А ты знаешь, где найти комнату?
— Можешь не сомневаться.
Они нашли то, что искали, недалеко от набережной, на улице, застроенной зданиями из красного кирпича. Тут было множество баров, заполненных озабоченными моряками.
За столом в конце длинного лестничного пролета с неровными ступеньками сидел лысый морщинистый мужчина, владелец отеля «Риджент».
— Нам нужна комната на ночь, — сказал Коллинз, выпятив нижнюю челюсть — этот, мол, знает, о чем говорит.
— На двоих?
Коллинз кивнул, а за ним и Джим.
— Плата вперед, по два доллара с человека, — сказал лысый.
Они заплатили.
— И чтобы никакого шума, пьянки и женщин. Вы, ребята, закон знаете. Вы не моряки?
— Моряки, — ответил Коллинз, опять выпятив челюсть.
— Я тоже был моряком, — сказал лысый, и голос его стал мягче. — Но я больше не хожу в море.
Он провел их на два лестничных пролета вверх, затем по темному сырому коридору в маленькую комнатку. Войдя, он зажег свет. В комнате было чисто, хотя на стенах кое-где облупилась краска. В середине комнаты стояла большая железная кровать. Единственное окно выходило на кирпичную стену ближайшего дома.
— Будете уходить, ключ оставьте у меня на столе, — сказал хозяин. Он оглядел комнату, остался доволен тем, что увидел, и вышел.
— Ну что, здорово? — Коллинз сел на кровать, которая скрипнула под ним.
Джиму было не по себе. Ему приходилось ночевать в местах и посквернее, но он время от времени спрашивал себя, будет ли у него когда-либо комната не хуже той, что была у него в Вирджинии — чистая, со знакомыми стенами.
— Пошли, — сказал Джим, направляясь к дверям. — Я голоден.
— Я тоже! — Коллинз лукаво подмигнул Джиму, давая понять, какого рода у него голод.
Они шли по темным улицам, напуская на себя вид крутых, когда им встречались моряки, и свистели, когда им подмигивали девушки. Хорошо было бродить по Сиэтлу свежим зимним вечером. Он остановились перед каким-то ресторанчиком. Неоновая реклама зазывала на спагетти.
— Вот оно, — сказал Коллинз. — То, что нам надо.
— Тут есть девушки? — спросил Джим.
— А как же иначе?
Они вошли внутрь. В большом зале была занята только половина мест. Черноволосая официантка провела их в кабинку.
— Ну, детка, что у нас есть? — подмигнул ей Коллинз.
Официантка протянула ему меню:
— Вот смотри, — отрезала она и удалилась.
— Ишь, какие мы гордые, — прокомментировал Коллинз, и Джим понял, что неотразимость его приятеля, вероятно, вещь мифическая.
— Я бы вообще запретил женщинам работать. Во
