Лесник смотрел в сторону и нервно потирал руки.
– Ограда, миледи. Она местами провалилась, там ее и заяц перепрыгнет, не то что олень. Олень… они все разбежались.
– И давно загон для оленей в таком состоянии?
Глядя себе под ноги, лесник бормотал что-то невразумительное.
– Говори отчетливо, – сказала она. – И смотри на меня, когда разговариваешь.
Мэг редко говорила со слугами таким тоном. Но еще реже она сталкивалась с ложью с их стороны. Однако сейчас лесник ей не лгал. Просто потому, что лживые слова застревали у него в горле.
– Я… Этот ветер… – мямлил он.
Его бледно-голубые глаза с мольбой смотрели на Мэг, вызывая невольную жалость.
– Добрый человек, кто заставил тебя лгать мне? – спросила она мягко.
Руки, загрубевшие от тяжелой работы, взывали к доброте Мэг.
– Хозяин, – в конце концов прошептал лесник.
– Он слишком слаб, чтобы встать с постели. Ты был в его покоях, и он приказал тебе обмануть меня?
Лесник с такой силой затряс головой, что его волосы разлетелись в разные стороны.
– Сэр Дункан, госпожа. Он велел мне.
Мэг оцепенела.
– Что сказал тебе Дункан?
– Не давать приезжим оленины.
– Да. Понимаю.
И она действительно поняла.
И это огорчило Мэг. Она была рада, что Дункан вернулся из крестового похода, поскольку его брат Руфус не был заинтересован в сохранении мира с Генрихом. Не имело значения, что Мэг совсем не нравилось быть заложницей странного норманнского рыцаря, если это принесет мир северным землям и кровопролитие будет остановлено. Постоянная война с английским королем – и между честолюбивыми саксонцами, потому что рыцари, такие как Дункан, уже не могли жить без «крестовых походов», – разоряла жителей поместья Блэкторн и разбивала их надежды на лучшее будущее.
Вассалы винили во всех своих бедах хозяина, шептали о мести колдуньи леди Анны своему жестокому мужу. Мэг тоже винила своего отца за разоренные поля, на которые он не обращал внимания, будучи одержим идеей остановить растущее влияние англичан, выдав дочь замуж за Дункана из Максвелла по прозвищу Шотландский Молот.
«Ах, Дункан, не уступай моему отцу. Иначе это приведет к бедствиям и голоду, луга окрасятся кровью, и многие славные воины сойдут в могилу до срока».
– Миледи?
Голос лесника звучал неуверенно. Дочь хозяина смотрела на него спокойно и властно. Она казалась гораздо старше своих девятнадцати лет.
– Ты можешь идти, – произнесла Мэг сдержанно. – Спасибо, что сказал правду, хотя, боюсь, уже слишком поздно. Подумай, как поймать оленя. На свадебном пиру должна быть оленина, чего бы это ни стоило.
Лесник в знак почтения дотронулся грубыми пальцами до лба, но почему-то не уходил.
– Что-нибудь еще? – спросила она.
– Дункан, – просто ответил лесник.
– Он не хозяин замка Блэкторн. И не станет им. А я хозяйка. И я останусь ею.
Лесник взглянул в сузившиеся зеленые глаза Мэг и благоразумно решил, что пусть хозяева сами разбираются между собой. Он лучше будет охотиться.
– Да, хозяйка.
«Этой борьбе необходимо положить конец, – говорила себе Мэг. – Иначе оставшихся в живых не хватит на то, чтобы хоронить мертвых, не говоря уж о том, чтобы пахать землю. Если еще один урожай погибнет, замку Блэкторн придет конец».
Что-то пушистое нежно прикоснулось к ноге Мэг и отвлекло ее от мрачных мыслей. Она посмотрела вниз и увидела, что Черный Том поднял мордочку и смотрит на нее.
– Не сейчас, Том. Сначала я должна повидать Дункана.
Черный Том облизнулся и направился к амбару. Мэг от души пожелала ему удачи. Она сомневалась, что в амбаре было столько зерна, чтобы соблазнить хоть одну мышь покинуть свое поле, где у нее была пусть и скудная, но все же пища. И, закрывшись капюшоном от пронизывающего ветра, Мэг направилась в замок.
* * *
– Церковь даст согласие на ваш брак, – произнес лорд Джон хрипло. – Все, что вы должны сделать, это отнять золото норманнов. И, главное, их жизни!
Зловещая улыбка исказила лицо Дункана, напоминая о крови викингов, которая перемешалась в нем с шотландской кровью, и теперь эта смесь бурлила, как река, вышедшая из берегов.
– Да будет так, – заключил он. И засмеялся.
Бледные губы лорда Джона тронула улыбка, которая была холоднее, чем камни замка. Его внебрачный сын был похож на него – те же карие глаза и красноватые волосы; оба они были воинами, которые ни о чем не спрашивали и не знали пощады.
– Пошли известие своим людям, – продолжал лорд Джон. – Пусть они смешаются с гостями на брачной церемонии в часовне. Потом…
Внезапно Джон прервался – приступ кашля сотрясал его хилое тело.
Дункан подошел к постели и приподнял отца, помогая ему переждать мучительные минуты. Он поднес кружку с элем к сухим губам старика и поддерживал его, пока тот не выпил почти все.
– Вам нужно отдохнуть, – предложил отцу Дункан.
– Нет. Послушай меня. Буду я жить или умру, ты должен сыграть свадьбу до того, как сюда понаедут норманны! Ты должен! И только после этого…
Снова кашель помешал ему продолжать. Когда он утих, Дункан опять поднес к губам старика кубок; но теперь он добавил еще две капли снадобья, которое приготовила Мэг, чтобы облегчить боль.
– Успокойтесь, – сказал Дункан. – Я слушаю. Что вы задумали?
Неожиданно легким жестом Дункан отбросил со лба прядь волос, поседевших за один год, когда недуг сразил лорда Джона.
– Найди Мэг, – проговорил Джон хрипло. – Она должна это знать.
– Я пошлю за… – начал Дункан.
– Не нужно, – сказала Мэг, входя. – Я уже здесь.
Она сняла крестьянское платье. Сейчас на ней была длинная нижняя туника из легкой розовой шерсти и внешняя, зеленого цвета, украшенная богато расшитой лентой. В отличие от тех, что носили другие женщины, туника Мэг даже не касалась земли, так как девушке не хватало терпения постоянно подбирать подол. Ее узкая талия была перехвачена шарфом, который крест-накрест обвивал ее бедра и завязывался спереди, придерживая полы одежды, когда она собирала травы.
– Зачем вы звали меня? – спросила Мэг.
Она смотрела то на пышущую здоровьем фигуру Дункана, то на бледную тень, в которую превратился отец. Она заметила, что маленькая бутылочка с лекарством открыта, и быстро взглянула на Дункана.
– Только две капли, – произнес он, поняв ее немой вопрос.
Она сжала губы.
– Он принимал лекарство перед обедней.
Все находящиеся в комнате знали, что лекарство было очень сильным. От шести капель человек засыпал без снов. В три раза большая доза могла его убить. Такому тяжелому больному, как ее отец, следовало давать снадобье с большой осторожностью.
