Снэк ведет себя странно, и я почти уверена, что он, нет — мы, на самом деле, попадем в большие неприятности из-за езды на велосипеде так далеко от дома. Я даже не знаю, как долго нас не было. Когда я допиваю, Снэк забирает у меня из рук посуду и кладет их на поребрик рядом с собой.
— Я избегаю эту поездку так долго, как могу, потому что мне не хочется ехать в Висконсин. Я не в восторге от того, что уезжаю из Даунерс-Гроув на лето. Я… Я не хочу оставлять… тебя. Моя девочка. — Снэк запинается на последних словах, и я почти не могу поверить в то, что он говорит. Но чувствую то же самое.
Я сглатываю, а затем прикрываю свое неловкое возбужденное смущение смехом, в основном потому, что слова Снэка кажутся другими. Серьезными. Он никогда раньше так со мной не разговаривал, за исключением случая, когда впервые назвал меня своей девочкой, когда мы были маленькими. Это было сто лет назад. Сквозь хихиканье я говорю ему:
— У тебя будут большие неприятности. Поправочка: у нас будут неприятности!
Снэк тоже нервно смеется.
— Знаю. — Он снова становится серьезным и приближает свое лицо очень близко к моему. Я чувствую запах мороженого в его дыхании. — И мне все равно. — И с этими словами Снэк целует меня. Его губы крепко прижимаются к моим. Они холодные от мороженого и теплые внутри. И сладкие. Мило.
Я закрываю глаза. Возможно, это наилучшее чувство в мире. Лучше, чем мороженое, или когда Дарт Вейдер признает, что он отец Люка, или… Я не знаю. Думаю, что теряю способность сохранять рациональное мышление. Этот поцелуй не чмок, как мой младший брат целует меня в щеку. Это не грубый поцелуй с открытым ртом, как в фильмах, весь слюнявый и с языком. Это правильный поцелуй.
Когда я отстраняюсь, опьяненная от прикосновения, и медленно открываю глаза, то вижу перед собой мигающие красные и синие огни. Нет, не фейерверк, хотя именно об этом я подумала на секунду, все еще ощущая его губы на своих. Нет, мой первый поцелуй только что засвидетельствовал лучший из Даунерсов Гроувз. Патрульная полицейская машина с горящими мигалками подъезжает к нам, и полицейский выходит и направляется к нам.
— Маркус Снэкенберг? Минни Купер? — Выражение его лица суровое и бесстрастное.
— Да, — отвечаем мы одновременно.
Полицейский качает головой и посмеивается, что приносит облегчение. Возможно, у нас не будет проблем.
— Вы двое заставляете своих родителей волноваться. Бросайте велосипеды на заднее сиденье.
Снэк шепчет мне:
— Твой папа будет так зол! Он будет как Оби-Ван Кеноби!
— Снэк, Оби-Ван — один из хороших парней. Ты называешь себя мальчиком? Ты ничего не знаешь о «Звездных войнах»! Тем более, если у кого и страшный отец, так у тебя. Твой отец — Боба Фетт.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что он холодный, стальной и почти не разговаривает.
Снэк пожимает плечами.
— Есть такое.
Мы со Снэком пошли к машине. Его родители и мой отец ждали на подъездной дорожке. Нас встречают объятиями, слезами, повторными нравоучениями и предупреждениями о том, что, если бы Снэк уже не уезжал, мы бы еще долго не могли видеться.
Снек шепчет:
— Вот, почему я убежал. Этот отпуск похож на гигантское заземление. Запертый в заплесневелой старой хижине с гигантскими комарами, без Нинтендо, компьютера и Минни. — Я слышу его, и его мама тоже, за что он получает шлепок по заду.
Машина Снэкенберга упакована и готова к отъезду, за исключением продуктов Снэка. Колетт стоит у открытой двери машины, постукивая ногой.
— Снэк, возьми свою сумку, чтобы мы могли ехать.
Мистер Снэкенберг уже включил зажигание. Его раздражение из-за задержки, похоже, перевешивает любое облегчение, которое он испытал, когда мы нашлись и закричал в окно: — ПОТОРОПИСЬ!
Мой папа смотрит на меня сверху вниз и качает головой. Когда полицейский выгружает наши велосипеды, папа закатывает велик Снэка в гараж.
Я стою, замерев, прокручивая в голове весь день, особенно ту часть, где мы целовались. Я тру губы пальцами.
Когда папа возвращается, он наклоняет голову и, прищурившись, смотрит на меня.
— Ты в порядке, Мин? — Я киваю, и папа роняет трубку. Он подходит к Колетт, качая головой, и поднимает руки к ушам ладонями вверх.
Снэк выбегает из дома с набитым рюкзаком через плечо. Он на мгновение останавливается передо мной, глядя мне прямо в глаза.
Мое сердце бьется так быстро, и я не могу перестать думать о том, как его губы касались моих. Я знаю, что он тоже об этом думает. Я хотела бы снова поцеловать его прямо здесь, прямо сейчас.
Снэк наклоняется, обвивает свой мизинец вокруг моего и тихо говорит:
— Моя девочка.
Надеюсь, больше никто не слышал. Я надеюсь, что его слова предназначены только для меня.
Момент прерывается, когда Колетт кричит из машины:
— Снэк, давай! Я хочу добраться до наступления темноты.
— Иду! — Снэк отворачивается и направляется к машине.
Колетт еще не закончила.
— Ты сходил в туалет? — громко спрашивает она его.
— Да. — Снэк отвечает без смущения.
— Правда? Ты очень быстро вернулся.
В истинном стиле Снэка последнее слово остается за ним.
— Да, мам, я могу быстро пописать. Это чудо — иметь пенис!
Прежде чем сесть в машину, Снэк поворачивается и подмигивает.
— Это правда. Это потрясающе — иметь член! — Слава Богу, его родители уже в машине.
Смеясь, я преувеличенно закатываю глаза.
— Ты придурок!
Снек громко фыркает и говорит:
— Да, но ты все равно меня любишь. — Затем он поджимает губы, посылает мне воздушный поцелуй и исчезает в машине.
Он и понятия не имеет, насколько прав.
Глава 5: 2014 — Снег
Снэк тянется через весь стол и берет меня за руку, переплетая свои пальцы с моими. Такое знакомое и родное движение.
Именно так Снэк держал меня за руку в детстве — наши пальцы, переплетенные вместе.
— Боже, инцидент на Женевском озере… — Он качает головой, как будто не может поверить в то дерьмо, которое мы обычно проворачивали. — Какое первое свидание, а?
Я недоверчиво разеваю рот.
— Это было свидание?
— Эй, я заплатил за
