Уже через два дня после начала операции «Багратион», а именно 25 июня 1944 года, город Чаусы был освобожден. Значит, немцев в итоге выбили с их мощных позиций очень быстро, и они не успели уйти оттуда сами. Это давало шанс, что очень много трофеев было брошено именно там, на местах боев. Держа все это в голове, я и ехал в Белоруссию, полагаясь на удачу и на то, что мне удастся за небольшое отведенное на копание время разобраться с особенностями местности и найти хороший нетронутый пятачок с хламом войны.
Мы выехали рано утром из Москвы, до Вязьмы мчались по так хорошо знакомому мне Минскому шоссе. В Вязьме свернули налево и доехали до Рославля. Там свернули на развязке направо и далее по прямой дороге ехали дальше, пересекли границу с Белоруссией и пообедали на обочине запасенными из дома бутербродами, вареными яйцами и картошкой. От этого места мы проехали примерно 35 км до города Кричева, потом еще примерно столько же до Черикова. Еще час плутаний по местным дорогам, и мы въехали в пункт назначения еще засветло. Общий километраж за день составил почти 600 километров. Перед самой деревней я обратил внимание на знак радиационной опасности, который стоял прямо на опушке. «Интересные места», – подумал я и стал смотреть, насколько далеко этот район от Чернобыля. Судя по карте автодорог, расстояние от этой деревни до города Припять на Украине и расположенной близ него ЧАЭС по прямой было всего-то 270 километров.
Родственники Ламкина в деревне встретили нас хорошо, мне отвели отдельную кровать в комнате детей, а самих обитателей взрослые взяли ночевать к себе в спальню.
Впереди у нас было две недели, и первые несколько дней мы решили потратить на посещение местных достопримечательностей, как их понимали сами местные. Мы за один день побывали в Могилеве, посетили рынок автозапчастей, поездили по центру города. В конце дня я все-таки начал спрашивать у хозяев про войну и про места боев, но ничего внятного от них добиться не удалось. Они просто были не в курсе дела. Насчет знаков «Радиация» на опушке они пояснили, что в том лесу собирать грибы и ягоды не рекомендуется, поэтому они ходят через дорогу в соседний лес. Там знака нет, и вроде как нет и радиации.
Сама белорусская деревня была абсолютно не похожа на то, что называют деревней в России: двухэтажные панельные дома, на окнах многих квартир были установлены спутниковые антенны, всюду был порядок и чистота. Ламкин решил выпить с родственниками за приезд и отдохнуть с дороги, все-таки он все это время был за рулем.
Я же взял металлоискатель и пошел на окраину деревни, чтобы самому увидеть, что же собой представляет белорусский лес. Оказалось, что сразу за дорогой в еловом лесу есть блиндажи. Рядом с ними были установлены самодельные брусья, турники и скамейки для упражнений на пресс. Видимо, местные спортсмены обустроили это место для себя некоторое время назад. Но было заметно, что этими спортивными снарядами давно уже никто активно не пользовался. Я отошел в лес метров на двадцать, включил прибор и начал ходить по площадям. Нужно было разведать место. Сразу же мне стали попадаться гильзы от Маузера, гильзы от трехлинейки, обоймы для патронов и осколки от мин. С одной стороны, это было неудивительно, ведь война в Белоруссии была практически повсеместно, что по 1941 году, что по 1943—1944 годам. Но чтобы вот так с первого раза наткнуться на реальные боевые блиндажи…
Я продолжил ходить по лесу, и везде была одна и та же картина: гильзы, осколки, старые консервные банки. Можно было ожидать найти остатки советских касок, более массивные артиллерийские гильзы, но ничего крупнее винтовочной гильзы я не нашел. В лесу постоянно я натыкался на протоптанные тропинки, люди ходили здесь регулярно, но современного мусора не было! Это было разительным контрастом с российскими лесами, например, с Подмосковьем, где в любом лесу поблизости от жилья обязательно будет локальная свалка строительных отходов или бытового мусора. Тут же не было и намека на подобное. Обойдя лес по периметру и уткнувшись то в дорогу, то в поляну, то в опушку, я вернулся на место захода. Разведка продемонстрировала присутствие военного железа, и теперь нужно было отправиться непосредственно на места самых жестоких боев. Уж там-то точно должны быть более интересные вещи!
Когда я вернулся домой, то местные поведали мне историю о том, как в послевоенные годы жители постоянно ходили в ближайшие леса и собирали металлолом. Теперь стало понятно, почему крупного железа в лесу нет: это все давно подчистили и вывезли.
На следующий день Ламкин загорелся идеей покататься по окрестностям на машине и посмотреть на древнюю архитектуру. Родственники тут же порекомендовали нам съездить в город Мстисласль и заглянуть в расположенный там монастырь. По их меркам, ехать до Мстиславля было недалеко, всего 50 километров. От Мстиславля до российской границы было гораздо ближе, примерно 11 километров. Но Ламкину, вырвавшемуся на свободу и потерявшему голову от низких цен в Беларуси, такие расстояния были нипочем. Мы долго собирались, взяли с собой хорошего знакомого его родственников и выехали в сторону Мстиславля только после обеда.
Ламкин был в приподнятом настроении, местный проводник сидел впереди на пассажирском сидении и показывал дорогу, мы с ветерком катились по пустым местным дорогам. Всего через полчаса мы въехали в Мстиславль, сбавили скорость и стали рассматривать город. Он был очень маленький, аккуратный, низкоэтажный. Буквально на каждом перекрестке можно было увидеть какое-либо старинное здание: колокольню храма, здание торговых рядов, усадьбы. Мы пересекли город несколько раз из конца в конец разными путями, а затем наш местный проводник предложил выехать за город, чтобы посмотреть развалины древнего монастыря, расположенного за чертой города. Поскольку наш проводник не знал точного маршрута, мы подъехали спросить дорогу у местных мужиков, которые сидели за столом и пили пиво. Нам любезно показали дорогу и объяснили, как добраться до этих достопримечательностей. Мы заехали туда, покрутились возле старинных построек, которые сложно было назвать развалинами, и которые явно находились в процессе ремонта и реконструкции.
После этого было решено ехать домой на ужин, ведь нас уже заждались к столу. Ламкин сообщил, что он уже понял все особенности движения по местным дорогам, а наш проводник был навеселе от бутылки пива и все время что-то рассказывал.
Заезжая обратно в город, Ламкин не обратил внимания на дорожный знак «Уступите дорогу», и мы на полном ходу выехали на перекресток. К нашему несчастью, справа по дороге на перекресток выехала другая машина – это был серебристо-серый «Опель». Я сидел сзади за водителем и видел все происходящее, как в кино.
Мы выехали на перекресток, и только тогда Ламкин увидел приближавшийся к нам справа «Опель». Скорость обеих машин была примерно 60 км/ч, мы стремительно сближались прямо посередине перекрестка. Наш автомобиль неумолимо ехал прямо наперерез «Опелю», и в следующее мгновение мы врезались в водительскую дверь другой машины. Капот нашего автомобиля поднялся и сложился, от инерции удара я стукнулся головой о подголовник водительского сидения и отлетел назад. «Опель» отскочил в сторону и проехал по инерции еще немного вперед, остановился на обочине.
Наша машина тоже остановилась. На несколько секунд воцарилось молчание, после чего Ламкин спросил: «Все живы?» Мы с пассажиром откликнулись, ошупывая себя, – все были целы, не считая легкого шока. Потом вышли из машины, а на перекрестке уже стали собираться местные жители, услышавшие удар.
Водитель «Опеля» не был пристегнут, он ударился головой сначала о стойку салона, а затем его отбросило вправо-вперед в сторону лобового стекла. Он головой ударился о правую нижнюю его часть, и на стекле осталась выпуклая вмятина от его головы. Водитель с трудом выбрался из салона, Ламкин нагнулся к нему и спросил, нужна ли ему помощь. Зевак стало собираться все больше и больше. Не теряя времени, я взял у Ламкина фотоаппарат и стал фотографировать место происшествия, положение машин, водителя «Опеля». У нашего автомобиля была разбита передняя часть: бампер, капот, фары. На асфальт вытекал тосол.
Через минут десять появились знакомые и родственники водителя «Опеля», они пробовали отозвать Ламкина в сторону для разговора, но он им громко и внятно сказал, что разговаривать будет только в присутствии инспектора местной ГАИ. Как я понял из перешептываний местных зевак, водитель «Опеля» ранее был лишен прав вождения за нарушение ПДД, он и сейчас явно был в состоянии легкого алкогольного опьянения. Но самая большая неприятность для нас была в том, что это мы нарушили правила, выехав первыми на этот перекресток. Перед ним с нашей стороны был установлен знак «Уступите дорогу», который, правда, был скрыт листвой и вообще не виден. Местные жители знали правила и без него, поэтому ехавшие по этой дороге всегда тормозили на перекрестке. Водитель «Опеля» ехал по своему родному крошечному Мстиславлю и даже не думал ждать опасности с дороги слева, ведь он ехал по главной дороге и не тормозил на перекрестке…
