Все взгляды скрестились на восковой фигуре в подранной тоге, которая лежала рядом на возвышении. Обычные жители Рима по театрам не ходили. Там бывали только патриции. А тут им показали выдающееся представление. Форум облетел вздох, в котором слышались боль и облегчение.
Марк Антоний собрал медленно ворочающиеся мысли. Он давил на толпу, подзуживал ее, но полагал, что рассчитал все верно. Они уйдут в мрачном настроении, разговаривая друг с другом. Они не забудут его друга, и будут презирать Освободителей до конца своих дней.
– Подумать только, – вновь заговорил он, уже мягче. – Цезарь спас жизни многих из тех людей, которые были здесь, в театре Помпея, в мартовские иды. Многие обязаны ему своим богатством и должностью. И однако они убили его. Он стал первым в Риме, первым в мире, но это его не спасло.
Он вскинул голову, когда из толпы раздался крик.
– Почему они до сих пор живы?!
Марк Антоний открыл рот, чтобы ответить, но вместо него это сделали десятки голосов, проклинающих убийц Цезаря. Консул поднял руки, призывая к спокойствию, но одинокий голос стал искрой в сухом лесу, и шум все нарастал – сотни и сотни рук указывали на здание Сената, весь Форум вопил от ярости.
– Друзья, римляне, соотечественники! – проорал Марк, но рев толпы проглотил даже его сильный голос. Те, кто стоял сзади, проталкивались вперед, и первые ряды уже давили на центурионов.
– Стоять! – прорычал один из них и, оттолкнув тех, кто пер на него, достал гладий. – Пора уходить. Ко мне, парни. Берем консула в круг и сохраняем спокойствие.
Но толпу не интересовало возвышение, на котором стоял консул. Она продвигалась к опустевшим ступеням здания Сената.
– Подождите! – прокричал Антоний, отталкивая центуриона, который пытался увести его с возвышения вниз. – Они еще слушаются меня. Дай договорить!
Камень, прилетевший ниоткуда, оставил вмятину на панцире центуриона, сбив его с ног. Толпа принялась выворачивать булыжники, которыми вымостили Форум. Центурион, которому досталось, лежал на спине, хватая ртом воздух, тогда как другие возились с кожаными ремнями, чтобы снять с него броню.
– Слишком поздно, консул! – рявкнул Оппий. – Я лишь надеюсь, что ты добивался именно этого. Уходим. Или ты будешь стоять и смотреть, как нас всех убьют?
Полетели новые камни. Марк Антоний видел движение в толпе, бурлящей, словно кипящая вода. Тысячи разъяренных мужчин собрались на Форуме, и многим более слабым предстояло погибнуть под ногами других еще до того, как из них вышла бы злость. Консул выругался.
– И я того же мнения, – кивнул Оппий. – Но что сделано, то сделано.
– Я не могу оставить его тело, – в отчаянии воскликнул Марк. Он пригнулся, уклоняясь от камня, и увидел, как быстро распространяется хаос. Толпу больше ничто не сдерживало, и Антоний внезапно ощутил страх: а вдруг затопчут и его?!
– Хорошо. Выводите меня отсюда, – согласился он.
Консул унюхал запах дыма, и по его телу пробежала дрожь. Одни боги знали, какие он высвободил силы: он помнил прежние бунты и весь ужас, который они несли с собой. Уходя в плотном окружении центурионов, Марк Антоний оглянулся на тело Юлия, брошенное и одинокое. На возвышение уже карабкались люди, вооруженные ножами и палками.
Горький запах влажного пепла висел в воздухе по всему Риму. Марк Антоний, одетый в чистую тогу, ждал во дворике у Дома девственниц за храмом Весты. Но ему казалось, что от одежды идет запах горящего дерева, облепивший его, как туман. Весь город пропах им, он проникал повсюду.
Внезапно потеряв терпение, Марк вскочил с мраморной скамьи и принялся кружить по дворику. Две весталки наблюдали за ним, столь уверенные в неприкосновенности, гарантированной их статусом, что даже присутствие римского консула не вызывало у них тревоги. Они посвятили жизнь богине, хотя и ходили слухи о том, что они творили на празднествах в честь Боны Деа[4], опаивая мужчин вином и возбуждающими снадобьями, прежде чем убить их. Марк Антоний мрачно глянул на весталок, но те лишь улыбались и вели негромкую беседу, игнорируя наделенного властью мужчину.
Верховная жрица Весты точно рассчитала, насколько хватит у консула терпения, потому что вышла к нему буквально за мгновение до того, как важный посетитель собрался уйти, или вызвать солдат, или сделать что-то еще, лишь бы не ждать, будто жалкий проситель. Он вновь присел, уставившись в никуда и мысленным взором просматривая ужасы предыдущих дня и ночи.
Женщину, которая подходила к нему, Антоний видел впервые. Он поднялся и чуть поклонился ей, пытаясь сдержать раздражение. Она была высокого роста и носила греческое платье, оставляющее открытыми ноги и одно плечо. Локоны густых темно-медных волос облегали ее шею. Взгляд Антония опустился чуть ниже, и ему показалось, что он видит на белой материи крошечную капельку крови. По телу консула пробежала дрожь: не хотелось и думать, в каком ужасном ритуале участвовала весталка, пока он ждал.
На Форуме еще лежали мертвые тела, и в нем кипела злость, но он нуждался в благоволении верховной жрицы и поэтому заставил себя улыбнуться, когда она заговорила.
– Консул, для нас твое появление – редкая радость. Меня зовут Квинтина Фабия, и я слышала, что твои люди прилагают все силы, чтобы навести на улицах порядок. Случившееся так ужасно…
Низкий голос и правильное произношение весталки укрепили его первое впечатление. Женщина принадлежала к роду Фабиев, благородной семьи, которая в любой год могла рассчитывать на верность десятка сенаторов. Вся жизнь Квинтины прошла среди власть имущих, и раздражение уже покидало Марка Антония.
– Надеюсь, здесь проблем не возникло? – спросил он.
– У нас есть охрана и другие способы защитить себя. Даже погромщики знают, что этот храм лучше обходить стороной. Какой мужчина посмеет нарваться на проклятие богини девственности и увидеть, как его достоинство становится бесполезным стручком?
Она улыбнулась, но консул по-прежнему ощущал запах мокрого пепла и не хотел вести разговоры ни о чем. Его раздражал и тот факт, что в храм ему пришлось прийти самому, хотя дел и так более чем хватало. Но его посыльных весталки просто разворачивали на входе.
– Я пришел за завещанием Цезаря, – сказал Марк. – Как я понимаю, оно хранится здесь. Если ты передашь его мне, я вернусь к своей работе. Солнце уже садится, а эта ночь может оказаться хуже предыдущей.
Квинтина покачала головой. Брови чуть сошлись над ее темно-карими глазами.
– Консул, я готова сделать все, что в моей власти, чтобы помочь тебе, но не это. Последние волеизъявления людей хранятся у меня. Я не могу отдавать их.
Марк Антоний пожал плечами, закипая гневом.
– Цезаря убили, женщина! – воскликнул он. – Его тело сожгли на Форуме вместе со зданием Сената, так что в его смерти можно не сомневаться. Когда ты отдашь мне его завещание, если не сегодня? Весь город ждет, чтобы его зачитали.
Его злость не произвела на жрицу никакого впечатления. Она улыбнулась, глядя поверх его плеча на двух женщин, сидевших на соседней скамье. У Марка Антония возникло желание схватить ее и тряхнуть, чтобы вывести из летаргического сна. Полфорума уничтожено. Сенату пришлось собраться в театре Помпея, потому что здание, где заседал высший государственный орган, сожжено, а к нему все равно относятся, как к слуге! Его большие кулаки сжимались и разжимались.
– Консул, ты знаешь, почему основан этот храм? – мягко спросила Квинтина.
Антоний покачал головой. Его брови недоуменно приподнялись. Неужели она не понимала, что ему нужно?
– Его воздвигли, чтобы хранить в нем Палладу, статую Афины, которая когда-то была сердцем Трои, – рассказала весталка. – Богиня выражала свое благоволение Риму, а мы уже многие сотни лет ее хранительницы, ты это понимаешь? Мы видели бунты и беспорядки. Мы видели, как угроза нависала над стенами Рима. Мы наблюдали, как армия Спартака проходила мимо, и на наших глазах Гораций всего лишь с двумя солдатами защищал мост против целой армии.
– Я не… какое отношение имеет все это к завещанию Цезаря?
– Речь о том, что в этих стенах время течет медленно, консул. Наши традиции восходят к основанию города, и я не собираюсь менять их из-за нескольких мертвых погромщиков и консула, который думает, что может отдавать здесь приказы!
Ее голос внезапно стал жестким, и Марк поднял руки, словно пытался успокоить разозлившуюся женщину.
– Очень хорошо, у вас традиции, – согласился он. – Тем не менее я должен получить завещание. Прикажи принести его мне.
– Нет, консул, – жрица подняла руку, предупреждая его протесты. – Оно будет зачитано вслух на Форуме в последний день месяца. Тогда ты его и услышишь.
