может быть потенциальный клиент, а им отказывать нельзя, она рванула к трубке. Чаще всего оказывалось, что это какой-то очередной придурок-проситель, но все же попадались и гении.
В то самое время, когда Аля переживала возмутившую ее просьбу еще немного повременить, Света ждала момента передышки. Момент настал, и секретарь, следя за реакцией шефа от двери, молча указала ему на телефон. Александр взвился с места и схватил трубку:
— Алло.
В трубке пискнуло, и очень знакомый — вспомнить бы, откуда — голос сказал:
— Привет.
Спор перешел на новый виток…
— Я, наверное, не вовремя… — залепетала Аля, которая совсем забыла, что надо говорить, — это…
Он вспомнил. Удар сердца пробил рубашку, вышел сквозь пиджак со спины и с глухим шлепком вернулся в грудную клетку.
— Александра. Я узнал.
И снова робкое:
— Привет.
Спор набирал скорость…
— Может, стоит перезвонить в более удобное время…
— Говори… Что-то случилось?
— Да… нет, я, наверное, потом…
Спор достиг апогея, и Александр отвлекся. Ему чрезвычайно важно было не потерять нить беседы, которую беседой назвать можно было уже с большим трудом.
Дым заполнил комнату, голоса были подобны грому, но внезапно острый конфликт пошел на убыль, рациональное зерно все ж было найдено, и его тоже нужно было не упустить. Аля молчала, окончательно запутавшись в своих словах и мыслях, не понимая, почему молчит на другом конце Александр. И тогда она, набравшись смелости, попросила его перезвонить, и даже переспросила противно-тонким дрожащим голосом:
— Точно перезвонишь?
А он… он не услышал вопроса, лишь только вопросительную интонацию в ее девчачьем голоске и в запале согласился с нею. Даже не разобравшись, на что же он только что согласился.
— Да-да, хорошо, — уверенно ответил он. Сейчас ему все было хорошо.
Она повесила трубку.
А Александра вновь затянуло торнадо переговоров. Сам себе пометив, что надо бы позвонить девушке и расставить все точки над «и», он увлеченно довершил переговоры. И все же, все же, где-то в глубине, на краю сознания была какая-то мысль, она царапала поглощенного работой Алекса, не давая полностью погрузиться в процесс и насладиться им. Что? Ах, да. Она позвонила… И снова легкий толчок сердца. Странное волнение. Так что же делать?
А Аля снова осталась ждать. Ведь она все ж докатилась до крайней степени смелости и попросила ей перезвонить, и он сказал — хорошо. Весь вечер она улыбалась и вспоминала даже не слова, но интонацию, его манеру речи, теплоту его голоса.
Было еще одно маленькое чудо, что радовало ее необычайно, как бы он ни был занят, а она чувствовала, что занят он все же был очень и очень — Александр ее вспомнил, сразу же. Ведь это о многом говорит! Да, определенно, о многом!
На следующий день Аля, с самого раннего утра, находясь вся в предвкушении звонка, она репетировала слова, понимала, что все равно будет молоть чепуху, и ждала-ждала, практически не выпуская из рук мобильный. Так, в восторгах и волнениях, прошел день. Наступил вечер. Он не позвонил.
Вечером утомленная Александра гадала, что могло произойти, почему, и как так получилось. Может, она что-то не то сказала, а может ему пришлось срочно уехать, и у него нет возможности оттуда позвонить, а может… Но проходили дни, постепенно надежда угасла, осталось раздражение, сменившееся разочарованием.
Она поняла, что никто не позвонит. И затихла.
Она страдала. Скорее не от обиды или огорчения. Скорее от ничтожности собственного существования. Она не просто замахнулась на мечту, она посмела взлететь и упала… Сломалось все, что могло сломаться. Каким-то чудом она еще продолжала функционировать, но это была лишь оболочка. Никчемная физическая часть, бездушная и бессмысленная ветошь, забытая в углу мироздания — вот кем ощущала себя Аля.
Она не могла думать о нем. Эти раздумья причиняли ей боль. Она не могла не думать о нем. Так было еще больнее. Бабушка с печалью наблюдала, как тает внучка. В конце концов, она купила путевку на юг, но девочка категорически отказалась ехать. И занялась… рисованием. У нее, как ни странно, получилось. Нет, она не утонула с головой в творчестве, ей просто понравилось смешивать на бумаге несколько цветов, иногда она видела в этих цветах образы и рисовала их. Так на свет появились несколько рисунков космоса, глубин моря и бесконечные поля, наполненные солнечным светом. А потом она нарисовала его глаза и поняла, что сегодня утром что-то должно измениться. И она позвонила его брату. Просто, не приготовляясь и даже без волнения, она набрала номер и через секунду такой знакомый голос произнес:
— Алло.
Вот тут она растерялась.
— Алло, я вас слушаю. — Человек на том конце провода не повышал голоса и не выказывал нетерпения, и она немного пришла в себя.
— Здравствуйте, могу я услышать Александра?
— Здравствуйте, — произнес незнакомый брат и замолчал, будто раздумывая.
— Вообще-то можете, но не так быстро, как вам хотелось бы. Я его помощник, Влад, может быть, вы хотите ему что-то передать? Представьтесь, пожалуйста, и мы вместе придумаем, чем я могу вам помочь, пока Александр занят.
Голос был дружелюбным, он располагал к себе, хотя и говорил заученными фразами, но ничего наигранного в нем не было. Однако в нем явно не хватало твердости и решимости голоса Александра.
И все бы ничего, но Аля не знала, чем ей можно помочь. Наоборот, она знала, что ей ничем помочь нельзя. С языка готовы были сорваться какие-то глупо-обличительные фразы: «Спросите у своего брата, почему он не позвонил; скажите своему брату, что он плохо поступил со мною; или вообще — скажите ему, чтобы он влюбился в меня!»
Она в смятении молчала.
— Алло. Вы еще здесь? Я, кажется, знаю, кто вы, — голос в трубке стал вначале чуть раздумчивым, а потом в нем проявились насмешливые нотки, но Аля не знала, что он стрелял наугад.
— Мне кажется, тут не обошлось без некоей сестры милосердия…
Он не успел договорить, она отключилась, бросила телефон и кинулась вон из дома. Ей было стыдно и противно — надо же, до чего доводит внезапная влюбленность. Звонить куда-то в небытие и там, о, ужас, терпеть насмешки и от кого! От какого-то гадкого чужого голоса, который даже и близко не похож на голос Александра! Нет, так нельзя! Пора взять себя в руки!
И она действительно взяла. Не оставляя времени и сил на душевную боль, она рисовала, работала, дружила, помогала и жила, жила во что бы то ни стало.
Только один-единственный близкий человек, Алина бабушка, знала и видела, как нелегко ее
