Домна Пантелевна. А зашумит, так прикрой.
Матрена. Что его прикрывать-то! Наш самовар и зашумит, так не скоро кипеть-то сберется; уж он поет-поет на разные голоса, надсажается-надсажается, а все толку мало; а раздувать примешься, так он хуже, ровно тебе на смех. У меня с ним брани немало бывает.
Домна Пантелевна. Измучилась я в театре-то; жара, духота, радехонька, что выкатилась.
Матрена. Да, вестимо, летнее дело в четырех стенах сидеть, а народу, поди, много?
Домна Пантелевна. Полнехонек театр, как есть; кажется, яблоку упасть негде.
Матрена. Ишь ты! Чай, в ладоши-то трепали-трепали?
Домна Пантелевна. Всего было. Поди-ка погляди самовар-то да сбери в ее комнате! Постой-ка, кто-то подъехал. Саше бы еще рано.
Матрена отворяет дверь, входит Великатов. Матрена уходит.
Явление второе
Домна Пантелевна и Великатов.
Великатов. Здравствуйте, Домна Пантелевна!
Домна Пантелевна. Здравствуйте, Иван Семеныч! Что это вы вздумали…
Великатов. Дело есть, Домна Пантелевна.
Домна Пантелевна. Так до завтра бы. А то поздно, неловко как-то, у нас об эту пору мужчины не бывают.
Великатов. Не беспокойтесь, Домна Пантелевна, я Александру Николавну дожидаться не стану; а про нас с вами никто дурного не скажет.
Домна Пантелевна. Ах вы, проказник!..
Великатов. Стало быть, тетенька, вам и опасаться нечего.
Домна Пантелевна. Да какая я вам тетенька?
Великатов. А что ж, разве бы я в племянники вам не годился?
Домна Пантелевна. Да уж чего еще лучше! Совсем молодец, поискать этакого красавца!
Великатов. А я вам, Домна Пантелевна, деньги привез за бенефис.
Домна Пантелевна. Вот благодарю, вот уж покорно благодарю! Самое это для нас нужное, самое необходимое; потому, Иван Семеныч, первое дело: долги. Как без них проживешь? Возможно ли?
Великатов. Невозможно, Домна Пантелевна.
Домна Пантелевна. Все мы люди.
Великатов. Все человеки, Домна Пантелевна.
Домна Пантелевна. Они, долги-то, у нас хотя и маленькие, а все-таки, ежели который человек с совестью, так беспокойство.
Великатов. Беспокойство, Домна Пантелевна, беспокойство. (Передавая пакет с деньгами.) Вот, отдайте Александре Николавне.
Домна Пантелевна. Благодарны, оченно вами благодарны, Иван Семеныч! Чаю не прикажете ли?
Великатов. Покорно благодарю; не могу, увольте от чаю, Домна Пантелевна! Как-то в душу ничего нейдет, особенно чай; так все словно тоска какая-то, Домна Пантелевна, все словно я не в себе.
Домна Пантелевна. Пахондрия.
Великатов. Действительно, Домна Пантелевна, пахондрия.
Домна Пантелевна. Денег много, а дела нет, вот она и привяжется.
Великатов. Как раз угадали; от этого от самого.
Домна Пантелевна. А то отчего ж бы вам тосковать-то.
Великатов. Это точно, что не от чего. А тоскую, Домна Пантелевна, вот и мечешься на ярмарке-то из трактира в трактир. Поверите ли, вот уж другую неделю все два раза в день пьян… Так думаю, Домна Пантелевна: либо это на меня напущено, либо уж богу так угодно.
Домна Пантелевна. Одиночество.
Великатов. Одиночество, Домна Пантелевна; золотые ваши слова; и разговору больше нет, что одиночество.
Домна Пантелевна. Изберите подругу жизни!
Великатов. Где взять прикажете?
Домна Пантелевна. Женитесь, возьмите барышню хорошую; за вас всякая пойдет, хоша бы самого высокого роду.
Великатов. Боюсь, тетенька.
Домна Пантелевна. Что вы, помилуйте, чего бояться, что тут страшного?
Великатов. Скучнее станет.
Домна Пантелевна. Ах, нет, это вы напрасно. Как же можно! Совсем разница женатый человек, нежели холостой.
Великатов. На фортепианах они очень любят играть; а я этого терпеть не могу.
Домна Пантелевна. Все-таки музыка. Ну, а холостому какое удовольствие? Окромя, что выпить с приятелями, никакой ему другой радости нет в жизни.
Великатов. А хозяйство, Домна Пантелевна? Как вы об этом скажете?
Домна Пантелевна. Ну, конечно, ежели кто хозяйство свое ведет…
Великатов. За мной этот грех водится. У меня в деревне домик хороший, комнат в сорок, лошадей довольно, садик разведен чуть не на версту, с беседками, с прудами…
Домна Пантелевна. Значит, все заведение вполне, как следует быть у хорошего помещика?
Великатов. Все вполне, Домна Пантелевна. Коли скучно, выдешь на крыльцо, индейские петухи по двору ходят, все белые.
Домна Пантелевна. Белые! Ах, скажите, пожалуйста!
Великатов. Закричишь им: «Здорово, ребята!» Они тебе отвечают: «Здравия желаем, ваше благородие!»
Домна Пантелевна. Приучены?
Великатов. Приучены. Ну, и утешаешься. По крышам, по заборам павлины сидят, хвосты-то на солнышке так и играют.
Домна Пантелевна. И павлины? Ах, батюшки мои!
Великатов. Выдешь в парк погулять, по озеру лебеди плавают, всё парочками, всё парочками, Домна Пантелевна.
Домна Пантелевна. Да неужто лебеди? Вот рай-то! Хоть бы глазком взглянула.
Великатов (взглянув на часы). Так мы хорошо, приятно с вами, тетенька, разговорились, что расставаться не хочется; поговорил бы и еще, да некогда, извините, дело есть.
Домна Пантелевна. Уж и я бы поговорила, такой вы для меня приятный… Этакого милого, обходительного человека я и в жизнь не видывала…
Великатов. От бенефиса вашего я, Домна Пантелевна, деньги нажил, так позвольте вам подарочек предложить. (Уходит в переднюю и выносит сверток в бумаге и подает Домне Пантелевне.)
Домна Пантелевна. Что же это такое?
Великатов. Платочек.
Домна Пантелевна(развернув бумагу). Да какой платочек, помилуйте — скажите, это целая шаль, я сроду такой и не нашивала. Да сколько ж она стоит-то?
Великатов. Не знаю, мне даром досталась, у купца у знакомого взял по-приятельски.
Домна Пантелевна. Батюшка, да за что же это? Право, уж я и не знаю, что мне… Да уж я вас поцелую, уж позвольте, родной мой… душа моя не вытерпит.
Великатов. Сделайте одолжение, сколько вам угодно.
Домна Пантелевна целует его.
Прощайте! Александре Николавне засвидетельствуйте мое почтение. Может быть, не увидимся. (Уходит.)
Домна Пантелевна провожает его в переднюю, потом возвращается.
Домна Пантелевна. Откуда этакие люди берутся! Батюшки мои! (Надевает платок.) Да я его и не сниму теперь. (Смотрит в зеркало.) Барыня, ну как есть барыня! Вот человек-то! А то что у нас за люди! Не глядели б глаза мои на них. Ведь вот есть же люди. (Прислушивается.) Кто там еще?
Входит Нароков с венками и букетами.
Явление третье
Домна Пантелевна и Нароков.
Нароков. Вот бери, на! Вот лавры твоей дочери! Гордись!
Домна Пантелевна. Эка невидаль! Куда нам эти веники-то! На что они!
Нароков. Невежество! Эти венки — знак восторга, знак признательности таланту за счастие, которое он доставляет. Лавры — это диплом на почет, на уважение.
Домна Пантелевна. Сколько небось истрачено на этот хворост! Лучше бы деньгами. Деньгам-то уж мы бы место нашли, а этот ворох… куда его? В печку, только и всего.
Нароков. Деньги-то ты проживешь, а это у тебя всегда на память останется.
Домна Пантелевна. Ну да, как же, нужно очень всякий хлам беречь! Нынче же за окно выкину. Ты вот смотри! (Показывает ему шаль и поворачивается перед ним.) Вот это подарок! Мило, прелестно, деликатно.
Нароков. Ну, всякому свое, я тебе не завидую; вот дочери твоей завидую. Я себе несколько листиков на память возьму. (Отрывает несколько листков.)
Домна Пантелевна. Да хоть все бери, не заплáчу.
Нароков (вынимает из кармана лист бумаги). А вот это передай Александре Николавне.
Домна Пантелевна. Что еще? Записка от кого-нибудь? Уж и так надоели с этими глупостями.
Нароков. Это от меня… это стихи… И я в Аркадии родился.
Домна Пантелевна. Где, Прокофьич, где?
Нароков. Далеко: ты там не бывала и не будешь никогда. (Показывает Домне Пантелевне стихи свои.) Вот видишь, бордюрчик: незабудки, анютины глазки, васильки, колосья. Видишь вот: пчелка сидит, бабочка летает… Я целую неделю рисовал.
