глазок. Брянцев постарел. Лыс, глазаст (глаза навыкате), неприятен.
— Чего зыркаешь, Жека? Открывай!
И нагл.
Я открываю, он вваливается, шумный и громоздкий. Шуршит пакетом с выпивкой, скрипит башмаками, пахнет хорошим дезодорантом. Давненько у меня дома не было такого кавардака.
— Куда звонок дел?
— Подростки срезали. У них новая забава, кто больше звонков срежет.
Я вру. Звонок срезал я сам, когда у меня был короткий приступ мании преследования. И звонок срезал и в темноте сидел с пистолетом в руках. Все было, пока не нашел свою манеру спасения от сумасшествия.
Никто не знает, поверил Брянцев или нет. Да и плевать.
Расположились на кухне, разлили скотч, выпили молча как два алкаша.
— Они хотят, чтобы ты вернулся! — выпалил гость.
— И Бурдюк тоже?
— Инициатива принадлежит целиком Бурдюкову.
— Я списан.
— Знать, поторопились. Ты лучший специалист по фалангистам. Про вчерашнюю бойню в Париже слышал?
— В федкалах ничего не было.
Он усмехнулся.
— Как ты назвал федеральные каналы? Ты случаем в Несогласные не переметнулся? А то давил-давил, а потом бац-и переметнулся в стан врага.
— Я никого не давил. Я вышел в тираж. По состоянию здоровья. Вы ведь знаете.
Он покивал головой, сделал скорбное лицо.
— Конечно, знаю. Выражаю искреннее соболезнование. Я тебе пытался звонить, но ты был вне зоны доступа.
Вот ведь незадача. Ему плевать на то, что случилось, и на меня по-большому счету плевать, и всегда было плевать, а сказал дежурную фразу и разом выбил почву из-под ног. Ведь я не верю ни единому его слову, а слезы на глазах уже выступили.
Я вынужден был встать и промыть глаза водой из-под крана. Мне было стыдно. И перед кем? Перед этим толстокожим генералом? Перед парнем, у которого всегда все хорошо? Который не боится сойти с ума? И который пришел к бывшему подчиненному, который балансирует на краю бездны? Зачем? Чтобы столкнуть его туда?
— Зачем я вам сдался?
— Подробности бойни знаешь?
— В общих чертах. Посмотрел пару подпольных серверов, которым нету веры. Да они и сами ничего не знают. Кто был в ударной группе? Зелепукин, Шнейдер, Веснянский?
— Сэм Зелепукин.
— Выжил? Убит?
Брянцев разлил скотч еще на пару пальцев в бокалы.
— Дальше могу говорить, если ты только согласишься.
— Соглашусь, куда же я денусь!
Как я клял себя потом за эти слова.
Но и воскрес я тоже благодаря им.
* * *
Брянцев по обыкновению зыркнул выпученными глазами. Так зыркают, когда гадость хотят сделать.
— Надо подписать бумаги.
— Завтра приду в офис.
Была надежда выпроводить его и больше никому не открывать, пока не кончатся продукты. Хорошо бы с голоду сдохнуть.
Но у него был козырь.
— Не хотелось тебе говорить, но раз уж ты с нами, так уж и быть, — он с притворным сожалением вздохнул. — Там был Жуст.
Перед глазами словно раздернули кровавые шторы.
— Ну и что? — сказал я спокойно.
— Ничего. Ты должен знать.
— Где бумаги?
— Все свое ношу с собой.
Он вынул из кармана ворох бумаг, пахнущих хорошим парфюмом. Если бы я носил документы в кармане, они неминуемо бы помялись и потеряли товарный вид. У Брянцева они имели вид идеальный. Ровные белые прямоугольники.
Подпись в договоре. Подпись в приказе. Подпись о неразглашении. Проездные документы. Командировочные. Удостоверение СК.
— О, и фотография почти свежая!
— Фирма веников не вяжет! Извини, оружия не положено.
— Раньше выдавали.
— Но ты ведь ни разу его не применил.
В его словах сквозило «Сейчас все по-другому, и то, что тебя вызвали, не должно никого обманывать. Ты сбитый летчик, потерявший кондицию псих одноразового использования. Ты нужен, пока чуешь фалангистов по запаху. А уж Жуста просто обязан вычленить среди миллиона лягушатников. Потом ты снова вернешься в свою нору или в дурдом. Вот такой вот расклад, Жека».
Мы допили виски, и Брянцев слегка поплыл от выпитого, а еще больше от успеха. Он сделал самого Жеку Вершинина. Тот сказал, что не вернется, а вот он смог его переубедить.
Кстати, легко. Пара фраз. Вовремя упомянутый Жуст. И опля. Жека в клетке.
— Я знал, что ты согласишься, — пьяно дыхнул Брянцев. — И знаешь, когда я это понял? Когда ты накрыл на стол.
На столе стояли 3 рюмки. Третья пустая, я в нее не наливал, но исправно сполоснул и приготовил.
— Еще раз соболезную.
— Пошел к черту! Ты вернул меня в пекло! — вырвалось у меня.
— Разве ты не хотел вернуться?
Он ушел, оставив мне эти последние слова, словно тавро корове поставил. Я смотрел на качающуюся в пьяном угаре дверь.
Я понял, почему он не оставил мне оружие.
И еще я понял, что прикончить Жуста они мне не дадут. Они в этом уверены, и в этом кроется их главное заблуждение.
* * *
Сила воли не распространяется на сны, и они вволю мучают меня.
Началось все со стука баскетбольного мяча. Сильные звонкие удары об асфальт, с мячом играет 12-ти летний мальчик.
— Папа!
— Сейчас, Саня! — я распахиваю окно.
Санек в розовых шортиках и бейсболке с захватанным козырьком робко застыл в другом конце двора. Лишь убедившись, что я его вижу, начинает движение. Он всегда был осторожным. Исключая тот самый случай. Но это запретная тема. Если я начну думать в этом направлении, то испорчу сон.
Сын вдруг пропадает. С тревожным писком на телефон приходит смс со штормовым предупреждением.
— Иди встреть Сашку и без сына не возвращайся! — то ли в шутку то ли всерьез говорит супруга.
Я хочу сказать, что вот же он, но вижу лишь пустой двор. Небо затягивают мрачные тучи, наползая словно танки под Прохоровкой.
Натягиваю плетенки на босу ногу и выбегаю. У подъезда никого. Предгрозовой ветер со все наливающейся силой шумит в ветвях деревьев, гонит вдоль бордюра пыльную муть. Где же Санек?
И тут мальчонка выскакивает из-за угла дома, напротив. Шортики развеваются на худеньких ножках, он напуган. Увидев фигуру у своего подъезда растерянно тормозит. Через секунду радость узнавания, ножки работают с утроенной скоростью.
Все это было в реальности. Уходя, супруга бросила обидные слова, в смысл которых я вникал уже потом. Днями и неделями. Смаковал месяцами.
— Ты был плохим отцом! — говорила она, словно словами по щекам хлестала. — Ты никогда с ним не занимался! Ты даже не смог выбить ему инвалидность!
Достала она с этой инвалидностью.
Хотя штука довольно выгодная. Освобождение от армии опять же. Как раз в Африке Фаланга выступила в очередной раз.
Я довольно подробно запомнил главного детского врача, ведающего выдачей индульгенций. У Санька обнаружились серьезные проблемы, инвалидность
