всех сторон окружили бедняжку. Чувствую её дикий страх, который неприятно просачивается прямо через мою кожу, проникая куда-то внутрь меня. Не его ощущать мне хочется. Всё тело простреливает дикое желание её защитить. Кидаюсь к ней, вдыхая её запах. Как наркоман, бля!
Не было такого раньше, чтобы так явно чувствовал дурманящий аромат обычного человека. Ладно, девушки. Всегда множество эмоций наблюдаю в городе на их лицах: удивление, желание, раздражение… Но, чтобы так остро чувствовать хоть одну из них — такого не случалось. Мы частенько ездим за провизией на машинах, живём почти, как и обычные люди, только обособленно. Примерно в трёхстах километрах отсюда находится наша небольшая деревня, прямо в густом лесу. Там тихо и спокойно. Люди к нам не суются. Нет ни охоты, ни туристов, никого, кто мог бы помешать нам существовать в этом месте.
— Съебались! — рявкаю я, недовольный своими ощущениями и реакцией на девчонку. Она явно в течке или скоро будет, поэтому и чувствую её так остро. — Цела? — спрашиваю я и поднимаю её за руки, не в силах сдержать улыбки. Девушка настолько милая, словно ангел. Запутанные светлые волосы лежат на хрупких плечах и упругой груди. Красивой, сука, груди! Вижу её соски сквозь тонкую ткань. Она испугана и жмурится до сих пор. — Глаза открой! — приказываю я. Ужасно хочется увидеть их цвет. Зелёные? А может, как у меня или Кира — серые или голубые? Мы хоть и близнецы, но глаза у нас разного цвета, как и характеры. Кажется, девушке чуть за двадцать. Не могу контролировать себя, снова нюхаю её и рычу. — Что за…? — недовольно произношу я. Вместе с рыком хотел завопить «Моя!», но вовремя остановился, увидев Дыма за её спиной.
А он словно одержимый, тоже свирепо вдыхает её аромат и просит её себе по праву охоты. Я первый нашёл добычу, но могу и отказаться от неё в пользу другого охотника. Он тоже не понимает, что с ним. Её запах кружит голову нам обоим, о чём Дым и сообщает мне, не понимая, что именно в ней вызывает в нас такую бурную реакцию. Он думает, что это всё течка. На что девчонка дерзко отвечает ему, уводя его в нокаут одними словами.
Дым, смотрю, прихуел немного, но отступать не собирается. И она бьёт его по ноге. Тот начинает рычать в ярости. Никто не смеет проявлять неуважение к Альфе клана. Такого не прощают.
— Совсем ненормальная! — шиплю я, притягивая её к себе. Димон покраснел уже, как бык. Он кротких любит, а этой палец в рот не клади. В защитном жесте прижимаю её и… всё, бля, поплыл, как ссаный медвежонок. А она отвечает! Её тело отвечает на мои прикосновения! Внутри чуть ли не бабочки порхают от её мурашек, которые я ощущаю всем своим нутром. В ней начинает проявляться желание. О, Боже! Если у неё без желания к сексу такой аромат, то что же будет со мной, если я учую её потребность к себе? Я не смогу удержаться и оттрахаю её прямо на этом холме, покрытом тёмным мхом! Мне, Чернову Ярославу, зверю, который вечно всё контролирует, просто рвёт крышу. Чувствую, что она расслабилась в моих руках и успокоилась. Но, что-то сбивает меня с толку. Зверь внутри меня ничего не понимает, принюхиваясь. Что? Не верю! Нет! Твою мать, только не это! Наматываю её волосы на кулак и нюхаю шею, проверяя. Блядь! Нет, не так. Бля-я-я-ядь! — Она не может быть твоей, Дым. Она уже выбрала, — чуть не выплёвываю я эти слова. Зверь внутри готов был взреветь! На ней чей-то чужой запах, хоть и слабый. И не Жира вовсе. Нет, тот тоже есть, но он поверхностный. Тот, что я почувствовал — это другое. Она замужем, возможно, или просто есть пара. Скорее всего, это всё быстро выветрится: через неделю или две, потому что он не глубокий. Но всё равно, мы же не насильники! Нет! Если девушка выбрала себе в партнёры кого-то другого, это её желание и выбор. Только её. Я не в праве востребовать её себе. Тем более — пометить. Так же, как и Дым или кто-либо другой. Она несвободна.
— Врешь! — рычит Димон, не веря мне. Не чует чужака на ней. Или просто её запах затмил его разум.
— А у тебя нюх ещё хуже, чем я думал! — говорю ему.
Рычит, блядь, как ненормальный, готовый наброситься на меня! Я на него! Нельзя! Не моя! Не его! Девчонка задрожала в моих руках и засмурыжила своим носиком. Плачет.
Защитить! Сберечь! Всё равно моя!
* * *
Анна
— Не. Твоя! — рыкает тот, что позади, крепче сжимая меня в своих стальных объятиях. Боже мой милостивый! И почему я трясусь, как осиновый лист в его руках? Да, мне страшно, несомненно, но не совсем страх в данный момент одолевает меня. Я не понимаю, почему моё тело жаждет прикосновений этого грубияна. Почему хочу услышать от него: «А моя!». Но не слышу ничерта! Точнее слышу! Но не от него…
— Чернов! Она моя! Мо-о-оя! — орёт где-то в лесочке Аркадич, быстро приближаясь к нам. Чтоб его черти драли, этого Бориску, козлина сраная! Несётся через крапиву, которая выше его, шикает и чертыхается, весь красный, как бурак, капельки пота стекают по широкому облысевшему лбу и вискам, под самым носом которого над расплывшейся губой собралось целое маленькое озерцо, пока он добежал до меня, часто перебирая своими пухлыми коротенькими ножками, бедняжечка! Так жалко вдруг его стало, когда увидела этого колобочка. Видимо, у меня слабость на таких вот лузеров, которых хочется пожалеть. Одышка у него страшная, не хватало, чтобы помер прямо здесь! Но злость от его заявления меня всё же распирает больше, чем жалость к нему.
— Я не твоя, тупой ты придурок! — возникаю я, резко разворачиваясь в руках Ярослава, чтобы только не видеть противного Бориса. Медленно поднимаю взгляд. И всё! Я пропала, твою ж мать! Моё сердце разбито вдребезги навсегда и бесповоротно. Мой взгляд цепляется за мужчину, которому принадлежит самый потрясающий бархатистый голос, который я запомню навеки. Он очень статен, высок и силён. И ещё больше, чем я могла себе представить, пока стояла к нему спиной. Метра два, не ниже! Огромные бицепсы чуть не рвут чёрную футболку с выбитым белым черепом, что на нём надета. Его русые короткие волосы очень контрастируют с загорелой кожей. Виски выбриты почти под ноль и их украшают какие-то витиеватые чернильные рисунки, которые спускаются к шее и ниже
