Она достала пакет замороженной клубники и буханку чесночного хлеба и поставила их на мраморный остров.
— Передай людям Саттера, чтобы они прекратили кормить всех, кто участвовал в нападении. И их семьи.
— Это сработает. Вот только есть одна проблема. Эти конкретные семьи не пойдут в общественный распределительный центр в средней школе.
— В каком смысле?
— Они получают всю бесплатную еду, которую хотят, от Аттикуса Бишопа.
Рот его матери дернулся. Кожа вокруг глаз натянулась.
— Это проблема только из-за тебя.
Джулиан ничего не мог с собой поделать; он вздрогнул.
— Ты должен был остановить Бишопа несколько недель назад.
Негодование вскипело в нем.
— Я остановил! Я пытался! Откуда мне было знать...
— В этом-то и проблема? Ты никогда не знаешь. Ты никогда не планируешь. Ты никогда не продумываешь все до конца. Ты просто действуешь — необдуманно и опрометчиво, не обращая внимания на последствия. У всех действий есть последствия, Джулиан. Они как домино, одно падает за другим. Если ты не знаешь, куда именно упадет последняя костяшка, значит, ты действуешь вслепую. Самые сильные лидеры — те, которые остаются в живых, те, которые оставляют настоящее наследие — они никогда не действуют необдуманно. Они никогда не действуют вслепую. Они точно знают, что они делают и почему, на каждом шагу. Понимаешь?
— Да! — защищаясь, воскликнул Джулиан, гнев пронзил его насквозь. — Конечно.
Долгое мгновение она молчала. Открыла упаковку чесночного хлеба, вытащила его и поставила в духовку. Она достала большую миску из шкафа рядом с раковиной и высыпала в нее ягоды.
Джулиан ждал с едва сдерживаемым нетерпением. Он переминался с ноги на ногу, сжимая руки в кулаки. Он хотел защититься, объяснить свои действия, возложить вину на кого-то — на кого угодно, только не на себя.
Он старался сдержать свой гнев, прикусив язык так сильно, что почувствовал вкус крови. Он знал, что лучше не отвлекать мать, когда она в таком состоянии — использует свое молчание как оружие, чтобы подавить его.
Сработало, как обычно. Его лицо горело от унижения. Джулиан чувствовал себя маленьким и бессильным, как букашка, корчащаяся под ее большим пальцем.
Наконец, она остановила свой взгляд на нем. Мать поджала губы и опустила брови, ее глаза сделались острыми, как лед. Взгляд выражал сильное недовольство, глубокое отвращение.
Он ненавидел этот слишком знакомый взгляд. Презирал его. На секунду он представил, как стирает это выражение с ее самоуверенного лица. Как это должно быть приятно. Как придаст сил.
Его мать многозначительно вздохнула.
— Гэвин разобрался бы с этой проблемой. Он умел пользоваться скальпелем, а не молотком. Он всегда знал, что делать.
Ревность глубоко засела в его душе. Джулиан вспыхнул.
— Я знаю, что делать!
Она уставилась на него жесткими глазами, оценивая и находя его достойным внимания.
— Правда?
— Я не дурак, — буркнул Джулиан. — Я понимаю, что ты пытаешься сделать. Тот, кто контролирует еду, контролирует и людей.
— Дело не только в этом. Мы не можем позволить себе инакомыслие. Если будем разделены, мы не сможем противостоять внешним атакам, которые обязательно последуют. — Она устало покачала головой. — Вот чего никто не понимает. Люди не хотят понимать. Они хотят безопасности, но не хотят платить за это. Когда поймут правду, будет уже слишком поздно. Они недалеки умом и упрямы, как дети. Они не знают, что для них лучше. Но мы знаем. Я знаю. Я вынуждена принимать трудные решения за них. Вот почему я отвечаю за них. Именно так я должна руководить.
— Если единственное место, где они смогут получать припасы, — это мы, тогда им придется подчиняться, — сказал Джулиан, пытаясь угодить своей матери. — Таким образом мы заставим их делать то, что хотим. Если кто-нибудь снова нападет на «Винтер Хейвен», мы заберем еду. Пусть эти упрямые отцы и матери смотрят, как их дети голодают. Посмотрим, как это понравится людям.
Розамунд разрезала дымящуюся пиццу ножом и выложила два куска на фарфоровую тарелку. К ним она добавила кусок чесночного хлеба, на который намазала масло, и миску с клубникой. Она села на табурет у острова, развернула тканевую салфетку и разгладила ее на коленях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так и не откусив ни кусочка, она уставилась на свою еду.
— Я не понимаю, почему некоторые люди настаивают на том, чтобы действовать вопреки собственным интересам. Я бы хотела, чтобы существовал другой путь.
Желудок Джулиана урчал от голода. Он работал весь день. Прошли те дни, когда он мог свободно забежать в «Макдоналдс» или «Тако Белл».
Мать не поставила перед ним тарелку и не предложила ему кусочек. Он знал, что лучше не просить.
— Другого пути нет, — заявил он.
— Ты прав, сынок. — Она выпрямила свою и без того идеальную осанку. — У нас нет выбора.
— Бишоп отправился на твою спасательную операцию. Пара добровольцев сейчас заведует продовольственной кладовой Кроссвей. Я знаю их. Они не такие, как Бишоп. С ними не будет проблем.
— А когда Бишоп вернется?
— Я с ним разберусь. И с Ноа тоже.
— Ноа позаботится о Бишопе.
Обида пронзила Джулиана.
— Ноа? Почему именно Ноа? Я могу сделать это...
— Я буду решать, что ты можешь или не можешь сделать! — Она бросила на него еще один недовольный взгляд. — Ноа на нашей стороне.
Волна ревности прокатилась по нему. Горечь смешалась с отвращением. Он должен был стать начальником полиции. Он должен управлять этим городом.
А не Ноа Шеридан, его бывший лучший друг.
— Он? Ты в этом уверена?
— Позволь мне самой разобраться с новым шефом полиции. С Ноа нужно больше тонкости. Но он лоялен. Я доверяю ему делать то, что должно быть сделано.
Слова, которые она не произнесла, эхом разнеслись по комнате. Джулиан напрягся.
— Мне ты тоже можешь доверять.
— Посмотрим. — Она нахмурила брови в своей снисходительной, насмешливой манере. — Могу ли я доверить тебе заботу о продовольственной кладовой, или мне нужно привлечь Маттиаса? Как думаешь, на этот раз ты справишься? Сможешь разобраться с этой задачей?
Он проглотил горькую желчь.
— Безусловно.
Его мать проткнула вилкой маленькую замороженную клубнику и поднесла ее к губам.
— Ничто не сравнится со свежесобранной клубникой, но эта все еще имеет сладкую терпкость.
Розамонд медленно, задумчиво жевала. Усмешка исчезла с ее лица. На мгновение она выглядела задумчивой, почти одержимой.
— Во времена великого кризиса мы вынуждены делать то, что должны, чтобы защитить всю общину. Я думала, что того, что произошло, будет достаточно. Что все уже достаточно пострадали.
Она отложила вилку, выражение ее лица смягчилось, и она посмотрела на него теплым, материнским взглядом.
— Ты не единственный, кто совершил ошибку, сын. Я тоже. Мы должны исправить ее сейчас, любыми средствами.
Он вытянулся во весь рост.
— Я готов.
Она кивнула.
— Тогда закончи с этим.
Джулиан уже направлялся к двери, мрачная улыбка скривила его лицо.
Глава 12
Ноа
День двадцать первый
— Еще одну главу? — взмолился Майло.
Ноа Шеридан закрыл книгу.
— Мы уже прочитали четыре главы. Мне нужен перерыв, приятель.
— Перерыв от чего?
— К слову, у меня начинает болеть горло. К тому же, если честно, я немного устал думать о конце света.
Майло выхватил книгу из его рук, любовно погладил обложку и положил ее под подушку.
Квинн разрешила ему взять эту книгу из своей личной коллекции. Книга называлась «Жизнь, какой мы ее знали» и рассказывала о том, как Луна сошла со своей орбиты и, по сути, уничтожила жизнь на Земле.
Как будто кому-то нужен еще один сценарий конца света, чтобы лишний раз переживать.
Ноа и Майло уютно устроились в кровати Майло в их новом доме в «Винтер Хейвене», полдюжины одеял лежали на них.
Солнечные батареи не получали много солнечной энергии уже несколько дней, поэтому они использовали портативные пропановые обогреватели для тепла, а ночью — лампы и фонари. Во многих домах стояли резервные генераторы, которые ополченцы держали с запасом топлива. В этом конкретном доме его не было.
