– Ань, успокой…
Зря он так! Нельзя взволнованной женщине говорить «расслабься», «не обращай внимания» или «остынь» – это слова-запалы, что поджигают короткий бикфордов шнур терпения. Триггеры, на которые девушки реагируют и в два года, и в сто два одинаково – психуют. Правда, во младенчестве это крик, а в старости – остервенелое ворчание. Но итог один: мужику моментально после его «совета» становится от этого во сто крат хуже, чем было до сакраментальных слов.
– Кто тебе позволил трогать мой комп! – Я прищурилась.
– Я подумал, ты не будешь возражать, – отозвался этот смертник, впрочем аккуратно закрывая ноут и откладывая его в сторону.
– Представь себе, возражаю. Очень. Могу даже матом! А сейчас – на выход. Ночлежка закрыта!
Я ринулась прочь из зала, чтобы лично выпроводить наглеца из квартиры. Вот только не успела.
В коридоре, у распахнутой настежь двери в спальню, прямо напротив входа, Ник нагнал меня, схватил за руку.
– Постой! Ань, ну погоди же ты!
Вот только, когда женская решимость уйти встречается с мужским желанием удержать, произойти может все что угодно. От ссоры до брака. Это уж зависит от силы чувств. В нашем случае перевесила сила земного тяготения. Я развернулась на пятках, волосы хлестнули по лицу, а потом я полетела на встречу с полом.
Ник, ухвативший меня за плечо, попытался удержать, но я, инстинктивно вцепившись в него, лишь сделала хуже. Мы оба потеряли равновесие и таки грохнулись на ламинат. Причем я снизу, пребольно ударившись затылком. Так, что звездочки в глазах заплясали.
Его дыхание коснулось моих губ. Так близко оказались наши лица – их разделяла всего пара сантиметров. И еще – целая стена. Стена тишины. Доля секунды, на которую наши взгляды встретились. Моя злость. Его беспокойство.
Наверное, я все же сильно приложилась, потому как мозг переклинило. Иначе с чего я вместо того, чтобы тут же оттолкнуть этого гада, высказав все, что о нем думаю, сама себя оборвала на еще только первом зародившемся в горле звуке гневной тирады?
А может, виной всему глаза Ника, в которые хотелось смотреть долго и без стеснения? Их затягивающая, манящая темнота и янтарный огонь, бушующий в самой глубине. Этот взгляд не впивался в меня, не сверлил, не требовал, не пронзал, не ранил. В нем были лишь раскаяние и… забота. А еще что-то такое, отчего мое сердце пропустило удар.
– Аня, прости, – звук хриплого голоса разорвал тонкую, но натянутую до предела нить.
– Лучше слезь с меня, а уж потом извиняйся, – я фыркнула, возвращаясь в реальность, где время и не думает замедлять свой бег, а жизнь и вовсе бьет ключом. Причем газовым, разводным. С размаху. По голове. А у судьбы на такой случай, увы, касок не предусмотрено.
– Если встану – ты будешь меня слушать? – как-то уж слишком проницательно вопросил Ник. Я даже удивилась: в каких-то вопросах он недогадлив, а тут… прямо просчитал мою реакцию.
– Нет. – Отрицать было бессмысленно.
– Я так и думал, – невесело усмехнулся он, но все же каким-то образом переместился так, что вес его тела больше не давил, но вот решись я сбежать – сильно сомневаюсь, что получилось бы. – Потому что сам поступил бы точно так же.
Когда лежишь лопатками на полу, а над тобой нависает сильное мужское тело, открыто высказывать, все, что думаешь о наглеце, кипя при этом гневом, – не сильно разумное решение. Но я просто не смогла сдержаться.
– Я уже десять раз пожалела о нашей встрече!
И брыкнулась с силой, отринув все доводы логики, что ни к чему хорошему это не приведет. И, судя по шипению Ника, угодила в чувствительное место. Но он даже не шелохнулся. Лишь лицо стало непроницаемым.
– Я честно предупредил, что у меня дерьмовый характер. Я привык решать не только за себя, но и за других. И не только на работе. Поэтому…
– Это ты так извиняешься? – дошло до меня.
– Еще нет, но я пытаюсь. – Ник прищурился.
– Угу. Предварительно оглушив и зафиксировав жерт…
– Аня! – он все же не выдержал. – Я пытаюсь тебе объяснить, что я не хотел… Вернее, хотел. Мне был позарез нужен твой комп. И поверь, я ничего такого с ним не сделал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ничего?! Ты как минимум его взломал! – Я еще раз брыкнулась, из чистой вредности целя в то же место. Но Ник был настороже. И увернулся не только от пинка, но и от брошенного в него гневного взгляда. Сволочь!
– Это было необходимо!
– А если бы тебе было необходимо кого-нибудь убить и спрятать тело? Ты бы его этой ночью приволок в квартиру?
– Не говори ерунды! Я бы выкинул его в мусорный бак, и вообще, Ань, хватит меня пинать.
– Я еще и не начинала. Вот сейчас…
– Сама напросилась. – С этими словами меня… нет, не скрутили, не оглушили и даже не попытались как-то навредить здоровью. Только нестабильной женской психике. Потому как меня поцеловали.
Губы жесткие. Со вкусом дикой мяты и лайма. Пьянящие, как виски. Это был поцелуй-волна. Остужающий ярость, подхватывающий, как щепку, и уносящий далеко. Прикосновения стали откровеннее. Его пальцы задрали футболку, коснувшись ребер, и меня словно током ударило.
Я вздрогнула – то ли от удовольствия, то ли осознав наконец, что происходит, и… не я одна. Ник отстранился так же резко, как и обрушился на меня.
Мы оба тяжело, часто дышали, словно пробежали стометровку, на старте которой стоял снайпер, целясь в наши спины.
– Успокоилась? – противореча логике, вопросил Ник. Его голос был хриплым и надсадным.
М-да, однако и способ он выбрал, чтобы успокоить психующую меня. Хотя, признаю, действенный. Нет, я, конечно, понимаю, что стаканчика воды и пустырничка под рукой у Ника не оказалось, но все же…
– А сам как думаешь?
– Ну зато теперь ты захочешь убить меня хотя бы за дело. – Он сглотнул.
Я лежала на полу. Надо мной навис Ник. И в наших венах бился сумасшедший пульс. Да-да, у Ника он тоже шкалил: я видела бешено бьющуюся венку у него на виске.
И задумалась: я окончательно сошла с ума или еще есть шансы на нормальность?
– Ань, извини, – раздалось усталое. – Я действительно часто поступаю как эгоист. Привык руководствоваться логикой и плевать на чувства. Свои и других. … Я сейчас уйду. Мне жаль, что все так получилось.
– Тебе действительно лучше уйти, – произнесла, про себя добавив: для нас обоих. Слишком много эмоций принес с собой Ник. А они – последнее, что мне сейчас, после измены Стаса, было нужно.
– Да, – мрачно согласился Ник и сглотнул.
Я почувствовала, как его тело напряглось, готовое подняться, и… именно в этот момент в замке провернулся ключ, входная дверь распахнулась, и…
– Это не то, что вы подумали! – первое, что успела лихорадочно произнести я опешившим родителям, груженным сумками с осенними дарами сада.
– Анечка, а как же Стастик?.. – растерянно произнесла мама. Пакет выпал из ее рук. Яблоки – румяные, сочные, наливные – покатились по прихожей и лестничной клетке.
Ник, тут же вскочив и протянув мне руку, помогая подняться, невозмутимо ответил:
– Я за него! – ничтоже сумняшеся отозвался Ник.
И тут же получил локтем в бок, а я на ультразвуке прошипела:
– Слушай, тебе никто не говорил, что, играя на чужих нервах, можно легко сыграть еще и в ящик?
– Я всего лишь хотел морально тебя поддержать!
– Поддержать? У тебя отлично получилось столкнуть меня в пропасть родительского гнева, – прошипела я и уже гораздо громче произнесла родителям: – Мам, пап, это Ник. Я упала, а он помогал мне подняться… И вообще, мы опаздываем в ЗАГС!
От последнего заявления вздрогнули сразу трое: родители и Ник. И я запоздало сообразила, что фраза «у меня сегодня свадьба» на неокрепшие от близкого знакомства с операторами умы действует оглушающе. И хотя родители знали, что я часто снимаю торжества, но в свете только что увиденного и услышанного от Ника, видимо, единодушно решили: в этот раз я буду по другую сторону камеры. Невеститься, так сказать.
Пришлось срочно пояснить:
– В смысле, мы сегодня снимаем молодоженов! Ник – мой ассистент. Будет отражатели и стойки держать.
