– Лида!
– Миша!
Помнит, помнит мое имя. Случайно ли это? Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. Он весь был какой-то сияющий: блестели на солнце отросшие каштановые волосы, сияла белизной улыбка, в глазах мелькали солнечные зайчики. Рука его была теплая, я даже ощущала толчки крови в кончиках его пальцев, скорее угадывала теплоту легкого загара и нервную утонченность стройной фигуры.
– Не ожидал тебя здесь увидеть! – воскликнул Миша.
– Да и я тоже. Тебе идет форма.
– А ты из какого отряда, дай посмотреть на эмблему. «Спартанка», надо же.
Он взглянул на часы и предложил:
– До линейки еще есть время. Погуляем, спартанка?
Мы развернулись и пошли по улице, с каждым шагом удаляясь от очереди за мороженым, где остались наши попутчики.
Помню ли я, о чем мы разговаривали? Об отрядной жизни. Об экзаменах, о погоде (какой веселый денек сегодня!), о сладостях. Миша упомянул о выставке картин Святослава Рериха, но я плохо разбиралась в живописи и честно призналась в этом. Миша как-то странно посмотрел на меня и перевел разговор на другое. Наконец вспомнили вечеринку, обстоятельства нашего знакомства, Аську («она сейчас работает на кафедре – клеит наглядные пособия»), а потом вдруг замолчали, очевидно, вспомнив о несостоявшемся свидании, и от этого нам обоим стало неловко. Паузу нарушил Михаил. Он усадил меня на скамейку и спросил чуть дрогнувшим голосом:
– Лида, только честно, почему ты тогда не пришла?
– Так ты приходил? – воскликнула я радостно удивленно.
– Конечно, мы же договорились! Я как дурак проторчал там 2 часа, даже милиционер в метро стал обращать внимание.
В его интонации чувствовалась обида и, хотя меня порадовало известие о том, что он все же приходил, но я не спешила обольщаться: где-то существует Лена, она объективная реальность… После того, как мы расстались, они вместе пришли к Асе. Ася врать не будет, ей-то зачем?
И все же нужно было объясниться до конца, расставив точки над «i». Может быть Михаил не в курсе, что мне известно о существовании Лены, и он пытается задурить мне голову, а может быть, чем черт не шутит, я ему понравилась?
Однако он ожидал ответ, и я рискнула поразить его откровенностью. Чтобы подавить внутреннее смущение, я постаралась расслабиться: облокотилась о спинку скамейки и развернулась вполоборота.
– Ты хочешь, чтобы я ответила честно? – медленно выговаривая слова, переспросила я. – Изволь. Я не пошла потому что не могла предположить, что ты всерьез собирался встретиться со мной.
Видно было, что он удивлен моим предположениям.
– Я объясню, – продолжала я, уловив его удивление. – Мне стало известно одно обстоятельство: то, что ты встречаешься с девушкой еще со школы.
– И тебя смутило это обстоятельство?
– Смутило. Я не хотела вносить раздор в ваши отношения, а потом… – я замялась – а потом я не хотела быть использованной.
Он вдруг резко развернулся и схватил меня за плечи. Его глаза впились в меня взглядом, он слегка покачал головой, как будто не веря своим ушам.
– Как ты сказала? Что ты имела в виду – быть использованной?
Мне некуда было деваться от его пристальных глаз цвета крепкого чая, в которых я пыталась угадать и растерянность, и всполохнувшуюся вновь обиду, и чувство какого-то странного превосходства, и еще целую гамму чувств, но не было сил в них разбираться: его руки сильно, до боли сжимали мои плечи, и, вероятно, гримаса от этой боли появилась на моем лице. Я попыталась освободиться, но Михаил притянул меня к себе. – Ну хорошо. Скажу все до конца, только отпусти мои плечи, будь добр… Ты мне понравился, не скрою, но Аська мне сказала, что у тебя есть Лена… И я подумала, что ты покрутишь со мной короткий роман и вернешься к ней, а я привыкну к тебе… и мне будет больно…
Я опустила голову, чувствуя жгучий стыд оттого, что он узнал, что небезразличен мне, и узнал от меня. И о потаенной ревности к счастливой Лене мог догадаться! Сейчас он посмеется надо мной и уйдет и будет горд собой от сознания еще одной победы.
Боже мой! Когда же я ума наберусь? Нельзя, нельзя ни перед кем открывать свои чувства – это все равно, что вывернуть наизнанку всю кожу – это болит, кровоточит, как одна сплошная рана.
Но Михаил не смеялся. Он приподнял мой подбородок и грустно сказал:
– Лида, я разве дал тебе повод плохо обо мне думать? Ты не захотела со мной встретиться, ты даже мне ни одного шанса не дала. А потом… Неужели ты думаешь, что до нашей встречи у меня никого не было, и я только сидел и ждал тебя. Хотя… может быть, я действительно ждал тебя?
Эти его слова успокоили меня, но наш разговор был прерван сигналом к построению: начиналась линейка. Мы договорились встретиться после.
Еще командир не дал команду «вольно», а Миша уже махал мне рукой.
– Идем, я тебя познакомлю со своими друзьями.
Его друзья ожидали нас в Гатчинском парке, расположившись на траве под старыми деревьями. Это были 2 девушки (одна из них – толстушка из очереди за мороженым) и два парня. Миша представил мне каждого, я тоже назвала свое имя. Мы расселись полукругом возле газеты, на которой была разложена снедь из ближайших магазинов. Один из парней открывал бутылки «Байкала» – был раньше такой напиток, чем-то похожий на «Пепси-колу». И хотя все было мило на этом пикнике, но я томилась в тревожном ожидании от того, что мне еще скажет Миша, да и скажет ли? А пока мы поддерживали общий веселый разговор и вели себя как старые добрые знакомые.
Перекусив, Мишины друзья собирались покататься на лодке, и мы присоединились к ним. Оказывается, здесь в парке находились красивые озерца, а на них лодочная станция. Достать лодку в воскресный день – проблема, но сегодня исполнялись все мои желания, и вот уже Миша взялся за весла, и мы оказались с ним наедине, отплыв подальше от берега. Я делала вид, что любуюсь живописными окрестностями, но пейзажи меня мало волновали в сей момент: я ждала продолжения разговора.
Мишины друзья причалили на зеленый островок среди озера и оттуда сигналили нам. Мы отправились к ним. На островке каждая парочка держалась обособленно, и мы не стали им докучать, а остановили лодку возле прибрежных зарослей. Миша достал пачку сигарет и закурил.
– Когда мы вернемся в Ленинград, я убью Аську, – неожиданно сказал он.
– За что ей такая немилость?
– За то, что она дала тебе ненужную информацию, да еще в выгодном ей свете. Короче, за болтливый язык. Неужели при современном цейтноте я могу позволить себе роскошь встречаться сразу с двумя девушками? И неужели я не разобрался бы. ю кто мне нравится больше, ты или Лена?
– Не обижайся, Миша. Ася здесь совершенно ни при чем. Она считала, что я должна знать правду.
– А я и говорю правду. К Женьке я пришел с Леной, и уйти мы должны были вместе. А ты сначала не произвела на меня впечатления, я еще подумал, чья-нибудь младшая сестра напросилась, из седьмого, ну от силы из восьмого класса. Ну вот, я и стал наблюдать, как будет вести себя школьница на взрослой вечеринке. А потом понял, что ты не школьница, но почему-то продолжал наблюдать за тобой. Просто ты не такая, как девчата из нашей компании – я же их всех знаю кого с первого класса, кого даже с садика, знаю, кто что скажет, кто кому симпатизирует. Скучно, когда все знаешь наперед… Я, конечно, продолжал бывать в нашей компании, считал для себя предательством забыть старых друзей, но поэтому приходилось терпеть скуку. И тут появляешься ты, и Женька вьется около тебя, и я готов убить его за это, и сам не понимаю, кто ты такая, откуда ты взялась, и почему это мне до тебя есть дело? А когда вы ушли, я понял, что он хочет споить тебя, а дальше смотря по обстоятельствам. Знаешь, Женя у нас Дон Жуан, он любит хвастаться своими победами и обожает юных простушек.
– Понимаю, – прервала я его монолог, – «А кстати, та вчерашняя молочница…» Миша, так ты меня пытался предостеречь?
– Нет, скорее его. Я же не знал о тебе ничего, а вдруг бы ты не поблагодарила меня за вмешательство, но Женьку-то я знаю как облупленного. Он-то должен был понять, что нам известны его полеты, и я, например, не одобряю…
– Не одобряешь что? Его выбор или поведение?
– Ни то, ни другое. Ну не мог я допустить, чтобы ты и он… Я пошел за вами, но Лена меня задержала, а когда я от нее отделался, ты уже собиралась домой.
Я горько усмехнулась:
– Боже мой! Слышала бы это Лена! Ты пытался от нее отделаться, но я и сама могу постоять за себя.
– Не смеши меня, – сказал он с досадой, – ты была точь-в-точь маленький пьяный щенок.
– Понятно. Семиклассница, пьяный щенок – что еще? Если это так, зачем ты потащился за мной? Рассчитывал, что тебе удастся то, что не удалось Женьке?
Мишины глаза округлились от внезапного изумления. Он молча докурил сигарету, а потом неожиданно спокойно сказал:
