И вдруг песня оборвалась. Не закончилась, а именно оборвалась, словно кто-то заткнул рот невидимому Доктору в динамиках. На секунду в зале повисла тишина, а затем вокруг стала разливаться музыка. Чертовски красивая и очень грустная мелодия. Игорь знал её. Под эту музыку он танцевал свой первый настоящий танец с настоящей женщиной. Одновременно с музыкой стал нарастать недовольный гул толпы, Игорь понял, что кроме него эта музыка не нравится больше никому. Но он слышал лишь музыку, она становилась все громче, и толпа уже не могла заглушить её.
— Танцуй. — услышал Игорь вдруг знакомый нежный голос, — просто слушай музыку и танцуй.
Игорь явственно ощутил приятные цветочные нотки духов с примесью паров легкого алкоголя и чего-то ещё безумно приятного и такого родного. Эльвира Юрьевна была рядом. Он не видел её, но точно знал, она рядом. Здесь, вокруг него, в этой музыке. В этой самой песне.
— Танцуй, Игорь. Просто слушай музыку и танцуй. Игорь. Игорь...
Игорь проснулся, оттого что мама нежно теребила его за плечо. Она вроде и старалась его разбудить, но делала это так, как будто разбудить боится. Просто сидела рядом на кровати и аккуратно, то ли трясла, то ли наоборот убаюкивала. Но Игорь проснулся.
— Игорюш, там мама Женьки Вареника звонила, плачет, ищет его. — Мама старалась говорить тихо, будто всё еще боялась разбудить сына, — он два дня уже дома не появляется. Не знаешь, где он? А то она там вся в истерике. А вы же друзья, может, знаешь чего?
Игорь поднялся и сел рядом с матерью.
— Нет, не знаю. Я давно о нём ничего не знаю.
— Вот и я ей говорю, — всё так же почти шепотом продолжила мама. — Дома, говорю, Игорь всегда, а Женька так уже сто лет у нас не был. Совсем дорогу забыл. Вы поругались, что ли? Чего случилось, сына? Может, знаешь, с кем он дружит или у кого бывает? А то она просила узнать у тебя, переживает вся, плачет.
— Нет, не знаю, мам. Ты прости меня, если что. Прости, мам.
— Ты чего это, сына? — мама испугалась, — ты чего?
— Да ничего. Всё в порядке. Просто прости. Я тебя очень люблю, но иногда забываю об этом. Вы же у меня самые родные и близкие, ближе нет никого. Прости.
— Да ты чего это? — на глазах у мамы выступили слёзы, — чего случилось-то?
— Всё хорошо. Успокойся. — Игорь постарался как можно нежнее улыбнуться и приобнял мать, — всё хорошо! Пойду я Вареника поищу. К парням зайду, может, знают чего.
— Поздно ведь уже. Куда ты?
— Я недалеко, пробегусь по тем, кто рядом живет, поузнаю чего. Может, найду дурака варёного.
—Только ты недолго, смотри. Поздно уже. Мама Женьки, если будет звонить, я ей скажу, чтобы позже перезвонила. Хорошо?
— Хорошо, мам. Хорошо.
Где искать Вареника, Игорь не представлял. Он не знал, с кем он может быть и где. Единственное, что Игорь помнил, это то, что Женька упоминал гараж Генки Рыжего, мол, они там часто зависают. Гаражный кооператив находился буквально за домом, поэтому Игорь решил пройтись и посмотреть.
Вообще Игорь больше хотел просто прогуляться, проветриться. Он не знал, что сказать Варенику. Даже если найдет его сейчас и что дальше? Что сказать? Иди Варёный домой, там мама твоя волнуется, переживает. Нельзя так с родителями поступать, совсем нельзя. Так, что ли? Бред. Не станет его Вареник слушать. Сейчас точно не станет, у него уже другая жизнь, чужая. Они с Игорем друг другу чужие.
Отчуждение между близкими всегда прорастает незаметно, как сорняк. Вроде маленький и безобидный, а потом хлоп! и захватывает всё поле. Так и отчуждение. Сначала это просто легкие обиды и молчание, затем тайны и недомолвки, вскоре тебе уже и не хочется разговаривать с человеком как раньше, делиться с ним чем-то сокровенным. А однажды вдруг понимаешь, что уже и не помнишь, как ты вообще с ним раньше общался, о чем вы разговаривали, что у вас общего, и есть ли оно, это общее.
Вы уже чужие, между вами выращенное вами же поле сорняков из упрямого молчания и нежелания говорить. Поле, которое перейти тяжело, для многих просто невозможно. А некоторые и не стараются переходить, просто ищут себе нового близкого. Так вот устроено всё, близких превращаем в чужих, чужие вдруг становятся близкими. Бесконечный цикл.
Игорь понял вдруг, что Эльвира Юрьевна именно поэтому в школе была Депресукой. Ведь он сразу догадался тогда, что у себя, в своей квартире, она обычная живая женщина, настоящая. Лишь в школе и с окружающими она была злобной Депресукой. Она отказалась участвовать в этом круговороте чужих и близких. Терять кого-то для неё было слишком тяжело, просто невыносимо. Но она уже знала, что стоит кого-то впустить в свою жизнь и однажды его придётся потерять, а это больно. Поэтому она никого в свой мир не впускала, не позволяла стать близким. Когда в жизни нет близких, то в ней и чужие не смогут появиться, вот что она сделала. Правильно ли? Игорь не был уверен. Для Эльвиры Юрьевны это, может, был и вариант, у неё близких, к сожалению, не осталось, и терять было некого, а у Игоря шанс еще был. У него близкие есть, пока еще есть, а значит и шанс избежать отчуждения между ними еще возможен, и этот шанс в руках Игоря.
Гараж номер сто четырнадцать оказался в самом конце кооператива. Игорь никогда прежде не бывал в этом городке из одинаковых металлических грязно-зеленых коробок, не приходилось. Но пятнадцать минут плутаний между рядами гаражей привели его, наконец, к нужной двери. Замка на двери не было, из щели бил неяркий свет, а, значит, внутри кто-то точно был. Игорь гулко ударил кулаком в дверь, та оказалась незаперта и от удара распахнулась. Вареник оказался здесь.
Женька лежал на старом потрепанном диване в углу гаража, он спал беспробудным пьяным сном. О том, что Вареник пьян, Игорь сразу догадался по перегару, заполнявшему весь гараж, казалось даже, что пары алкоголя перебивают запах бензина. Хотя гараж видимо уже давно использовался не по своему прямому назначению, бензина здесь не было вовсе, по крайней мере, Игорь не увидел никаких канистр. Возле дивана валялись пустые бутылки от дешевого вина и несколько смятых жестяных банок водки «Черная смерть». Было ясно, что пьет Вареник давно и явно не один, хотя никого в гараже больше не было. В самом углу, прямо на полу, стоял включенный в сеть видавший виды двухкассетный магнитофон. Пленка закончилась, но автостоп не срабатывал, заставляя кнопку включения истерично дергаться и щелкать.
Игорь подошел к дивану, нагнулся над кассетником, чтобы выключить, и замер. Он не ожидал этого здесь увидеть, совсем не ожидал. В углу из-за оборванной спинки дивана торчал картонный конверт. Самодельный картонный конверт для пластинки с нарисованной синим фломастером буквой «К» посередине. Игорь узнал бы его из миллиона. А еще он знал, что здесь этого быть просто не может.
