родственники. А еще в пещере бегает, какой-то придурок с ружьем. Надо соблюдать осторожность, — думал я шагая от станции «Басаргина» к знакомой скале.
3
Скалу я нашел быстро, там, в снегу, даже следы еще виднелись. Лаз пришлось расширять, заледенело все, видно теплый воздух изнутри выходит. Полчаса поколотил ледорубом, и можно стало ползти, рюкзачок-то теперь маленький был. После яркого зимнего дня и вдруг оказаться в полной темноте, это нечто… Глаза привыкали долго, фонарик не хотел включать, но вот темнота стала не такой густой и тишину ничего не нарушало. Я начал осторожно спускаться по пологому склону. Свет, идущий от лаза, постепенно тускнел и отдалялся и вскоре я нырнул под свод туннеля. Тут уже можно было включить фонарик. Слава богу, в туннеле никого не было, и я довольно быстро двинулся в путь, однако, фонарик прикрыл тряпкой, чтоб не слишком далеко светил, а перед выходом из туннеля вообще выключил и двигался осторожно, почти на ощупь.
Выйдя из туннеля, я услышал голоса, пришлось вернуться в арочный свод и замереть. Разговаривали два мужика, причем в сильном подпитии. Суть их беседы сводилась к тому, что их работа по охране этого объекта очень трудная и важная, а платят за нее очень мало, потому что их начальник пассивный гомосексуалист… Ну, понятно, это вольный перевод с матерного языка на русский, поскольку дословно их беседу привести нельзя. Я же старался определить их местонахождение, и это мне удалось, когда один из них закурил. Они находились наверху, как раз рядом с тем лазом, который вел в изнаночный мир. А мне надо было подняться из провала по веревке по довольно крутой стенке. Высота метра четыре, немного, и задача нетрудная, если бы не эти два … Ну как их еще назвать!
На подъеме они меня и без ружья уделают. А если брякнуться с четырехметровой высоты на камни, то уже и не встать… Задачка… Я сидел и слушал их беседу, а что еще оставалось делать? Вскоре понял, что у них тоже проблема. Пиво кончилось, а душа требовала продолжения банкета. Далее начались препирательства кому бежать за добавкой. Наконец, один из них крякнув, начал протискиваться в щель, которая вела в изнаночный мир. Ну и дела! Интересно бы понаблюдать, за этим голубчиком… Протянет денежку, а его под белы руки и в ментовку, а там… Не завидую я дяденькам милиционерам.
Впрочем, мне тоже пора. Под шумок я уже взялся за веревку и начал осторожно подниматься. Свет становился ярче, отверстие для выхода было как раз над головой. Оставшийся охранник стоял ко мне спиной и облегчал свой мочевой пузырь прямо в провал, где я недавно находился. Я рывком выбрался на ровную поверхность, как раз когда этот мужик повернулся ко мне.
— Ты чего!.. — недоуменно промычал он. — Ты, ваще, кто?
Вдруг он что-то вытащил из за пояса и бросился на меня. Я пригнулся и в ответ ударил его головой в живот. Удар был не сильный, но он неловко взмахнул руками и с диким воплем полетел в провал, а под ноги мне упала железяка. Машинально подняв ее, я узнал пистолет Макарова и сунул его в карман. Ну не оставлять же этим раздолбаям.
После этого мне ничего не оставалось, кроме как самому вылезти в изнаночный мир. Собственно я так и планировал сделать. Выбравшись, я обнаружил множество следов вокруг и начал обходить скалу, чтоб выйти к тому месту, где мы с Никитой вошли в этот мир. Пришлось подниматься на скалу, затем двигаться по карнизу с великой осторожностью. Наконец, показалась щель, обледеневшая настолько, что мне явно не удастся пролезть. Снова пришлось поработать ледорубом…
Далее началось все сначала. Глаза долго привыкали к темноте, затем я прислушивался, спрятавшись за выступом. Наконец с облегчением убедился, что здесь-то я один. Отдышавшись и успокоившись, я уже не спеша стал пробираться к выходу в свой мир. Я бы даже сказал к лучшему из миров, и при этом, ничуть не покривив душой. Лучший из миров это тот, в котором ты родился. Кто это может оспорить? Такие мысли бродили в моей голове, когда я двигался по карнизу, держась за страховочный трос, а потом шел по проходу, беззаботно подсвечивая фонариком дорогу.
Щель выхода в мой мир льдом не заросла, к великому моему удивлению. Мне даже показалось, что ее совсем недавно очистили ото льда и, что еще более странно, я узнал следы собственных трудов по очистке прохода ото льда. А ведь прошло двое суток. Впрочем, главный сюрприз был впереди. Едва я вылез из щели и взглянул вниз со скалы, как увидел Никиту. Он вид имел довольно замученный, словно пробежал стометровку со своим рюкзаком на спине.
— Никита! — заорал я.
Тот обернулся и вытаращился на меня с видом крайнего изумления. Через полчаса он уже обнимал меня так, словно год не виделся.
— А где Анна? — с тревогой спросил он.
— Дома, наверное, — удивленно ответил я.
— Ты что, бросил ее в пещере с этим придурком?
— Ты о чем, вообще?! Я проводил ее до дома и даже переночевал в квартире ее родителей…
Короче, нет смысла пересказывать наш диалог с Никитой, поскольку был парадокс со временем при переходе из одного мира в другой. Мы с Никитой в этом скоро разобрались, правда, коэффициент замедления-ускорения определить не удалось, да и вообще с теоретическим обоснованием этой чертовщины ничего не выходило. Правда, не очень-то мы и старались.
Пока мы возвращались на станцию «Басаргина», я рассказывал Никите о своих впечатлениях, об Анькином мире, но почему-то не стал хвастаться подарками. Хотелось самому сначала с ними разобраться. Никита, конечно, заметил, что я без рюкзака. Тот школьный рюкзачок, до кучи подаренный Анютой, он сразу высмеял. Я даже обижаться не стал, но уже в электричке, когда ехали в Ельск, показал ему подаренные часики браслет. Никита сразу онемел, а потом мы с ним всю дорогу ими забавлялись. Научились мерить пульс, сатурацию, хотя и не знали, что это такое, измеряли пройденный путь по шагам и метрами, пытаясь удостовериться в правильности результатов. В итоге пришли к выводу, что если и есть погрешность, то невелика.
— А ведь браслетик-то женский, — неожиданно сказал Никита. — Подаришь своей Мальвине?
Я задумался… Да, было о чем подумать. Еще пару месяцев назад, на вопрос: есть ли у тебя девушка, я без колебания мог ответить: да, есть. А сегодня я бы сказал: «а черт его знает!» С Мальвиной, которую, вообще-то звали Ирина, но чья-то
