Когда две монашки, шурша рясами, появились в палате, Клер подумала, что они ошиблись комнатой.
– Я не католичка, – начала она, но высокая монашка прервала ее:
– Черт, ну и жара в этих дурацких костюмах! И как они их только носят. – И она повернулась, чтобы закрыть за собой дверь.
Малчек громко расхохотался, глядя на растерянное выражение лица Клер. «Монашки», на самом деле две женщины-полицейские, быстро разоблачились. Одна, с темными волосами и сложенная примерно как Клер, останется в палате вместо нее. Другая, высокая блондинка, ненадолго останется в комнате, после того как Малчек и Клер уйдут, а затем будет, как обычно, проверять посетителей.
Малчек коротко объяснил:
– Сестры Матвея все время навещают госпиталь. Они принадлежат к ордену сестер милосердия. И у меня возникла идея. Я был сегодня утром у настоятельницы и объяснил ей наши проблемы. Поскольку я славный мальчик-католик, она была рада помочь, – он показал рукой на облачения. – Монашки ходят, соединив руки, значит, мы можем легко держать Вашу руку неподвижной. Повязку на ребрах не будет видно под одеждой. Чепец и платок изменят форму и выражение лица – да и большинство людей никогда не смотрят монахиням на лица. Но мне все же придется позаимствовать у Вас немного тонального крема для моей верхней губы и подбородка, на всякий случай.
Когда после долгих мучений Клер удалось облачиться в одежды, она не могла оторвать глаза от своего отражения в зеркале. На виду остался лишь треугольник ее лица, очерченный со всех сторон ослепительно белой льняной тканью. Вокруг него загибались летящие негнущиеся крылья, а серые складки материи спадали с ее плеч до пола. Видны были лишь кончики ее туфель. Там, где обычно была талия, тяжело свисали четки из черных бусин. Когда она сжала правой рукой неподвижные пальцы левой, на виду остались лишь костяшки.
– Это невероятно сложное одеяние, правда? Столько слоев, столько разных кусочков.
– Я думаю, достаточно сложное, чтобы охладить пыл самого настойчивого средневекового монаха, – прокомментировал Малчек от окна. – Оно не очень-то изменилось за последние пятьсот лет.
Почему-то ему костюм шел гораздо больше, чем Клер. Его худое лицо под чепцом не было искажено тугими льняными лентами. Теперь, когда не было видно его густых волос, в глаза бросался узкий нос и упрямый разрез рта. Она легко могла вообразить, как он без малейшей улыбки сжигает книги и портит молодых девственниц.
– Многие одеяния изменились, – автоматически возразила Клер. – Некоторые современные монахини совсем не носят ряс – они носят бермуды в жару и завивают волосы на бигуди.
– К счастью для Вас, сестры Матвея все еще консервативны в этой области.
Он пропустил свои тяжелые четки через пальцы, покрывая свои большие и явно мужские руки необъятными рукавами.
Инъекция, которую сделал доктор в распухшее колено Клер, практически устранила боль, и Клер могла идти не хромая. Он предупредил ее, что скоро действие лекарства прекратится. Это было болеутоляющее средство, вроде тех, что втыкают игрокам в футбол, когда никто не смотрит.
– О'кей, – отрывисто сказал Малчек из глубин крылатого чепца. – Пора двигаться.
– Так скоро, – запротестовала она, внезапно охваченная паникой перед выходом из привычной утробы больничной палаты.
– Если, конечно, ты не хочешь досмотреть, как Доктор Велби выберется из очередной неприятности? – сказал он саркастически, имея в виду телевизионную программу, которую смотрела девушка, остающаяся вместо Клер. Ее голова уже была перебинтована и она в халате Клер забралась под одеяло.
– Эй, послушайте, – весело окликнула она с высокой кровати. – Мне кажется, он ждет ребенка.
– Тогда рейтинг передачи, несомненно, поднимется – проворчал Малчек. – Так, теперь держать глаза долу и лицо без выражения. Шагайте так ровно и гладко, как только можете.
– У монашек лица с выражением, они улыбаются, – возразила Клер.
Льняные ленты заставляли ее говорить, не двигая челюстью.
– Наши монашки – злюки, – пробурчал Малчек, и они бок о бок выскользнули в холл.
Пройти через больничный коридор и вестибюль оказалось довольно легко. Но уже через несколько минут Малчеку стало ясно, что с Клер не все в порядке. По-видимому, ей досаждали сломанные ребра, чего он не учел. Ходьба же давалась ей довольно легко: инъекция все еще действовала. И Малчек изо всех сил сдерживал сильное желание ускорить шаги, чтобы следовать роли. Через некоторое время ему пришлось замедлить темп еще больше, чтобы она успевала. Хотя Клер не жаловалась, он чувствовал, как она старалась не дышать громко, и слышал слабый стон в ее горле каждый раз, когда усиливалась боль.
– Попробуйте помолиться, – тихо сказал он мучающейся Клер.
– Меня ударит молнией за богохульство, – выдохнула она.
Под рясой по его коже бежали мурашки от ощущения, что за ними наблюдают, но он ничего не мог поделать.
В конце концов он остановился, потянув ее за рукав, и они притворились, что рассматривают витрину с большими часами. «Могло быть и хуже, – подумал он. – Если бы мы случайно остановились перед порномагазином». Он воспользовался окном, чтобы оглядеть улицу. Ничего необычного, только пешеходы и проезжавшие автомобили. Затаился ли Эдисон где-то рядом?
– Может, возьмем такси, – взмолилась Клер.
– Монахини ходят пешком. Это полезно для души. Мы не так уж далеко от дома настоятельницы. Вы сможете там отдохнуть несколько часов. Когда наступит темнота, мы вывезем Вас в грузовичке для белья. Держитесь, осталось пройти кварталов шесть.
– О, Иисус, – вздохнула она.
– А вот это было совсем неплохо! – насмешливо одобрил Малчек. – Станиславский бы Вами гордился.
Ее ответ не соответствовал роли.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Малчек установил смены по двенадцать часов, чтобы ограничить движение вокруг «тайного дома». Он поставил четыре автомобиля для наблюдения на улицах, по два на каждую, организовал доставку продуктов (из магазинчика-кулинарии, который принадлежал бывшему капитану розыскной бригады), и развлечение (коробка книжек в бумажных обложках, цветной телевизор и шесть колод карт). Два детектива и женщина-полицейский находились в доме, и по двое человек в каждой машине.
Он намеревался ждать Эдисона снаружи.
Газеты были переполнены сообщениями о смерти американского посла в Мехико-сити, предположительно застреленного одним из анархистов, которые осаждали центральный вход в посольство, в то время как посол уехал в аэропорт, пройдя через заднюю дверь. Приписав убийство анархистам, газеты строили догадки, кого вместо убитого посла его партия выдвинет кандидатом в президенты.
Малчек запросил по телетайпу полицию Мехико-Сити о копии баллистического заключения. (Так как убийство произошло вне пределов посольства, дело находилось в ведении полиции Мехико, а не секретных служб. По крайней мере, официально.) Полученные данные подтвердили и его догадку. Нарезки и желобки на пулях в точности соответствовали двум из его картотеки, обе из которых были использованы Эдисоном в убийствах, год и три назад. Одна в Денвере, другая в Пало-Ално. Малчеку на данный момент было известно об одиннадцати оружиях Эдисона.
– Могли бы и не устраивать этот чертов маскарад, – пожаловался он Гонсалесу. – Его даже не было в городе.
– Ты этого не знал. Все было сделано верно.
– Да уж конечно, – он рывком открыл ящик стола.
– Тем не менее пока она в безопасности.
– Я удивляюсь, что ты сам не ведешь наблюдение.
– Для этого существуют инспектора и сержанты, – заявил Малчек, засовывая между других бумаг телеграмму из Мехико. – Блестящие администраторы, как ты и я, обязаны находиться здесь и читать сообщения.
– Что-то раньше я не замечал в тебе страсти к бумажной работе.
– Самый быстрый способ спасти Клер Рэнделл – это пригвоздить Эдисона до того, как он сделает очередную попытку, так? Теперь, когда мы запустили в обращение его портрет, мы, пожалуй, сможем его взять, если правильно все скоординировать. Вот я и координирую.
– В ФБР очень заинтересовались.
– Готов поспорить, – Малчек остановился, чтобы бросить взгляд за окно.
Было пасмурно и прохладно, солнце не показывалось с того момента, как они отвели Клер в «тайник».
– Мы же не единственный штат, который хочет его поймать. Он не гордый, убивает где попало. Феды говорят, что они за ним охотятся по поводу убийства Сприндера, пять лет назад.
– Он где попало не убивает, Гонзо. На восточном побережье – еще ни разу. А федам он еще нужен за убийство сенатора Санчеса.
– Я не знал, что это его рук дело. Феды об этом не говорили.
– Я говорю, что это он. Его грязные отпечатки так и лезут в глаза: «высокая женщина», которая оставила пакет, проводка из нержавеющей стали, коробка самых лучших сигар, узелки на веревке – двойные рифы. Он всегда ими пользуется. Будь уверен, это Эдисон.
