– Он где попало не убивает, Гонзо. На восточном побережье – еще ни разу. А федам он еще нужен за убийство сенатора Санчеса.
– Я не знал, что это его рук дело. Феды об этом не говорили.
– Я говорю, что это он. Его грязные отпечатки так и лезут в глаза: «высокая женщина», которая оставила пакет, проводка из нержавеющей стали, коробка самых лучших сигар, узелки на веревке – двойные рифы. Он всегда ими пользуется. Будь уверен, это Эдисон.
Гонсалес наблюдал за ним, стоявшим у окна, тонким и натянутым от ярости.
– Да ты уже все про него знаешь! До последней детали. Тебе надо быть рядом с девушкой, а не сидеть здесь и только взвинчивать себя. Мимо тебя он в этот дом и коробки сигар не пронесет.
Малчек не ответил. Его глаза следили за чайкой, которая то падала вниз, то взмывала вверх с потоками воздуха между зданиями, закручивая белые круги на фоне грязного неба.
Он не мог объяснить свое нежелание закрыться в «тайнике» с Клер Рэнделл. По логике, его место было там где могли пригодиться его особые таланты. Просеивать рапорты может кто угодно. Черт, да он и сам мог это делать там не хуже, чем здесь, но Клер Рэнделл чем-то задевала его и заставляла чувствовать себя неуютно. Казалось она наслаждается тем, чтобы как-нибудь его зацепить и всегда выбирает то, что нужно, чтобы его уколоть. Это было почти сверхъестественно. Каждый раз, когда он делал попытку вести себя по-человечески, она наповал сражала его своими остротами, держа на расстоянии. Он чувствовал, что злость только повредит его работе, а рядом с ней он был сердитым девяносто процентов времени.
Гонсалес смотрел на Малчека, стоявшего у окна, и ждал, пока тот сам придет к нужному решению. Это было логично, а Майк всегда отличался логикой. В большинстве случаев. Гонсалес был свидетелем того, как Майк поднимался по ступенькам службы в департаменте, шаг за шагом. Одно время тот даже работал у него инспектором. Сейчас Майка считали в департаменте ледяным, чуть лишенным юмора, сверхкомпетентным и справедливым до самых мелочей по отношению к своим подчиненным. Хорошим людям, работавшим с ним, он всегда нравился, и они сами не понимали почему. Слабые и нечестные терпеть его не могли и тоже никогда до конца не понимали почему. Он не строил из себя праведного судью, но было трудно смотреть в сторону, если он смотрел тебе прямо в глаза.
– Я думаю, ты сможешь отсюда координировать, – раздался неохотный голос Малчека.
– Ты знаешь, что я могу.
– Теперь мне придется менять расписание, а я его идеально разработал.
– Ну-ну, – Гонсалес уставился в потолок, его желудок заурчал.
– О, черт, ты прав, – проворчал Малчек, оборачиваясь. – Но ты представляешь себе, как скучно там сидеть.
– До тех пор, пока не появится Эдисон. Справятся с ним твои инспектора и сержанты? – Гонсалес отвел взгляд от лампы и усмехнулся в полыхающие глаза Малчека.
Когда Малчек и Гроган прибыли в «тайник» чуть раньше девяти, они без объявления вошли в гостиную.
Пост снаружи их пропустил, но из чистого любопытства Малчек открыл отмычкой замок входной двери. Цепочка не была надета. Звук телевизора заглушил их шаги, и он, подойдя, сердито выключил громкость.
– Этот дом предназначен для того, чтобы быть безопасным, а вы здесь цирк устроили. Что если бы это был Эдисон? Вы все уже были бы покойниками.
Он угрожающе повернулся к двум детективам, которые расположились в мягких креслах, скинув ботинки. За одно это им полагался как минимум выговор по службе. Но гнев застрял у него в горле.
Клер Рэнделл смотрела на него, свернувшись в парчовом кресле. Ему показалось, что с тех пор, как он последний раз ее видел, она стала меньше, миниатюрнее, за исключением глаз. Они были огромные, затененные, испуганные.
Она забылась, поглощенная программой, глупым комедийным сериалом, и его резкое и неожиданное вторжение вывело ее из транса. Ее застывшая поза напомнила ему лемура на ветке, пойманного лучом фонарика. Что-то в нем странным образом перевернулось, и гнев испарился.
– Вы двое, убирайтесь к черту! – рявкнул он детективам. – И не возвращайтесь сюда утром. На доске найдете себе новые задания. Если у вас есть вопросы, я буду на месте в десять, тогда и поведаете мне о своих проблемах.
Они надели ботинки и исчезли, обмениваясь по пути взглядами. Малчек подошел к креслу и посмотрел сверху вниз на Клер.
– Вы видели доктора с тех пор, как Вы здесь? Выглядите как смерть.
– Вечно Вы мне льстите, – смогла сказать Клер без особого вызова в голосе.
Он повернулся к офицеру-женщине, которая вышла из кухни с тряпкой в руке.
– Позвоните в управление и скажите Баннерману, чтобы немедленно приехал, – он снова посмотрел на Клер. – А Вы идите спать.
– Я не хочу спать.
– Если я говорю «идите спать», то Вы идете в Вашу чертову кровать без разговоров, – произнес он сквозь зубы. – Быстро. Иди с ней, – добавил он, обращаясь к женщине-полицейскому. – Я сам позвоню Баннерману.
Женщина кивнула и подошла к софе. На мгновение в глазах Клер вспыхнула непокорность, но тут же погасла. Ссутулив плечи, она поднялась и последовала за женщиной как робот, избегая встречаться взглядом с Малчеком.
Тот напустился на Грогана:
– Я считал тебя надежным человеком. В конце концов, я думал, что ты хороший коп. Почему ты не доложил мне о ее состоянии? Все, что я слышал в твоих докладах – «ситуация не изменилась, объект в порядке», – чушь собачья. Она лучше выглядела даже после того, как полторы мили прошла пешком от госпиталя! У тебя что, глаз нет?
Гроган упрямо сказал:
– Она плохо спала, вот и все.
– Или ела. Она, вообще, ела? Что-то не похоже. Малчек подошел к телефону и, не дожидаясь ответа
Грогана, начал набирать номер.
– Она не арестантка, Дэйв, – продолжал он. – Мы приставлены, чтобы о ней заботиться, а не… Дайте мне кабинет медицинского эксперта, говорит лейтенант Мал чек.
Он протянул руку, чтобы подправить неряшливую стопку журналов, которая съезжала к телефонному аппарату.
– Это Малчек, Боннерман на месте?
Позади него Гроган переключил телевизор на другой канал. Беспорядочные, односложные выкрики дерущейся толпы наполнили комнату. Спустя мгновение, в трубке заговорили.
– Боннерман? Это Майк Малчек. У меня к тебе дело. Нужно чтобы ты взглянул на кое-кого. Ты можешь сейчас подъехать? – он продиктовал адрес и нетерпеливо выслушал короткую лекцию, произнесенную на другом конце провода мягким укоризненным тоном. – Я знаю, знаю, но Надо придурок, а эта леди нуждается в легкой руке.
Он послушал еще и улыбнулся.
– Да, я слышал, что ты больше не делаешь штатским аборты на дому. Ну давай приезжай! Я закрою глаза на очередной прокол в правах твоей жены.
Голос в трубке продолжал журчать. Когда Малчек повесил трубку, ему уже расхотелось пинать телевизор. Если Боннерман так же подействует и на Клер Рэнделл, он почувствует себя еще лучше.
На следующее утро Клер долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тысячам частых ударов капель дождя за окном. Это был ровный звук сильного ливня, который зарядил на целый день, окутывая дом серебряной завесой, наполняя комнаты вечерней прохладой еще до полудня.
Ей было не по себе от непрерывного шепота за окном. Он напоминал ей, что она в ловушке, даже погода не хотела выпускать ее отсюда. Подняв руку, чтобы взглянуть на часы, она с удивлением увидела, что стрелки показывают всего лишь семь утра. Выпив многочисленные таблетки, которые ей дал вчера вечером доктор, Клер намеревалась проспать как минимум до обеда. Но она чувствовала себя лучше, несомненно лучше. Даже рука болела не так сильно – она подняла ее, не вспомнив о ране. По правде говоря, это был первый полноценный сон с тех пор, как она появилась в этом доме.
В гостиной никого не было и шторы все еще были задернуты. Комната выглядела по-другому, чем вчера вечером, как-то прибраннее. Лампы все еще горели, но телевизор поблескивал в углу молчаливым слепым глазом, отражая ее тапочки и подол халата, когда она проходила мимо. Клер распахнула дверь в кухню.
Там стоял Малчек, одетый лишь в брюки и чертыхающийся в изнеможении на кофейник. На длинной тонкой цепочке у него на шее висела золотая медалька. Его тело оказалось далеко не худым, как считала Клер, а узкогрудым и с хорошо сбитой мускулатурой, выделяющейся под слегка загорелой кожей. Он был босиком; длинные густые волосы, дико взъерошенные, падали на глаза.
При звуке открывающейся двери Малчек мгновенно обернулся, автоматически хватаясь рукой за висевшую на левом бедре кобуру с револьвером. Потом, бросив испепеляющий взгляд, сказал:
– Предлагаю предупреждать меня свистом, если Вы намереваетесь слоняться по дому рано утром.
– Извините.
Он убрал руку с кобуры, затем поднял ее опять чтобы неловко провести по волосам. Его взгляд смягчился.
