Семенов отошел за ствол, чтобы его не было видно со стороны аллеи. Он подождал, когда объект удалится на тридцать шагов, а потом пересек аллею и припустил к улице короткой дорогой прямо через парк. Через три минуты он уже сидел в машине и выковыривал из пепельницы вожделенный окурок. Выпустив в потолок первый клуб дыма, Семенов завел двигатель и включил обогреватель. Дворники смахнули с лобового стекла налипшую там обильную влагу. Отсюда, из машины, отлично был виден выход из парка, где вскоре должен появиться объект.
«А если он не появится? – кольнуло вдруг острое подозрение. – Может, он засек меня и, развернувшись, спокойно отправился по своим темным делам?»
Он едва не выскочил из машины, но тут же приказал себе сидеть и не суетиться. Лобовое стекло запотело, и Семенов вытер его рукавом пиджака. В открывшейся прогалине он увидел патлатого, спокойно вышагивающего своими длинными ногами вдоль улицы навстречу «Жигулям».
– Вот и умница, – тихо произнес Семенов, вытирая вспотевший лоб.
Он спрятал окурок в кулак. Объект дошел до телефонной будки, сложил зонтик и вошел внутрь. Сняв трубку, он повернулся к Семенову спиной и оперся о стекло. Семенов, обжигаясь, докуривал последние миллиметры своей «Примы», разглядывая его яркую ветровку из какой-то невиданной американской болоньи и сдвоенное W на задних карманах джинсов. Разговор длился совсем недолго.
Все, что произошло после того, как патлатый повесил трубку, запечатлелось в мозгу Семенова кадрами из фильма ужасов. Когда-то он видел один из фильмов Альфреда Хичкока на закрытом просмотре для сотрудников Московского Управления – в целях ознакомления с враждебной идеологией. Черно-белые кадры, чужая непонятная речь… и от этой непонятности кажущиеся странными и непредсказуемыми действия героев, а над всем этим – невидимый, растворенный в дожде морок, предчувствие, обещание больших неприятностей…
Одновременно произошли две вещи: Семенов увидел приближающееся сзади такси – раз, объект вышел из будки, не раскрывая своего зонта, – два. Иностранец слегка взмахнул рукой, такси остановилось. Патлатый сел в машину. Семенов включил передачу и потихоньку тронулся следом, отчетливо чувствуя какой-то подвох. На тесной двухрядной улочке не было практически никакого движения, а уж о том, чтобы поймать здесь наудачу такси, не могло быть и речи!
Патлатый заранее вызвал сюда машину, это ясно, как дважды два. Возможно, еще с утра. А раз так, то никакой он не безобидный турист, как гласит навешенный на него ярлык! В лучшем случае – это ушлый проходимец, надумавший встретиться с кем-то из неизвестных Комитету русских знакомых или продать фарцовщикам виски, доллары, а может, джинсы… А в худшем… Об этом даже думать не хотелось!
Такси повернуло на проспект Вернадского, где встречные полосы разделял газон с невысокой металлической оградой, проехало на черепашьей скорости не больше сотни метров и остановилось. Объект тут же выскочил из салона и быстрым шагом пересек улицу в неположенном месте, легко перемахнув заборчик. Семенов, выругавшись, рванул в третий ряд, подрезав груженный песком «ЗИЛ», с визгом присевший на переднее шасси. Разделительный газон Китайской стеной встал между Семеновым и патлатым, и тянулся он беспрерывной линией аж до самого светофора, мигающего где-то вдали. Семенов, еще на что-то надеясь, бросил вперед свой «жигуль», но в левом зеркале он увидел припаркованное на другой стороне улицы такси и садящегося в него патлатого в яркой ветровке из невиданной американской болоньи. «Гад. Опять такси. Опять заранее позаботился», – пунктиром пронеслось в голове Семенова.
Он включил аварийку, остановил машину и вышел, чтобы разглядеть номера такси. По второй полосе, заслонив от него машину, шел автобус. Когда автобус прополз дальше, такси на месте уже не было. «Птичка улетела – место сгорело», – вспомнил он поговорку детских лет. Вот дела!
Семенов поднял воротник пиджака. Неприятности мелкими холодными каплями сыпались с неба. Он постоял на газоне, упершись взглядом в траву, потом, о чем-то вспомнив, сел в машину и доехал до первого газетного киоска, где вместо обычной «Примы» купил дорогое и пахнущее косметикой «Золотое Руно».
А потом уже потрусил к телефонной будке, чтобы доложить о ЧП.
Тревожная информация поступила дежурному, от него – оперативнику, курирующему седьмую группу, от того – подполковнику Шахову, а потом уже – полковнику Еременко. Начальник пришел в ярость.
– Доигрались, разгильдяи! – рявкнул он так, что Шахов отодвинул трубку от уха. – Объявляю тревогу для отдела! Немедленно поднять все материалы на этого Вульфа! Под микроскопом проверить его документы – паспорт, билеты, визы, печати на пограничном пункте пропуска! Запросить нашу резидентуру в Майами, опросить членов группы, выявить каждый его шаг, каждую мелочь высветить рентгеном! Я же говорил вам, что это искушенный и опытный враг!
– Так точно… – обреченно ответил Шахов.
* * *
Используя минимальный запас слов, Вульф попросил водителя остановиться у почтового отделения и расплатился. Войдя внутрь, он снял куртку, отряхнул ее и, повесив на руку, пристроился в конец длинной очереди в окно № 2. Подождав несколько минут, он на чистом русском попросил стоявшую за ним женщину сохранить его место, пока он сбегает в булочную за батоном (Вульф сказал булошную, на московский манер). У выхода он надел ветровку, но уже другой – неприметной темно-синей стороной наружу. Выйдя на улицу, он прошел квартал, перешел на другую сторону улицы, купил в киоске газету и вернулся к почтовому отделению. Внутрь он заходить не стал, пристроился под козырьком на автобусной остановке, развернул вчерашнюю «Комсомолку» и погрузился в чтение. Пропустив первый и второй автобусы, он зашел в третий, самый забитый. Повисел на подножке, мешая водителю закрыть двери и деловито покрикивая: «Да проходите же там, в середке!»
Соскочил, вернулся под козырек. Уехал следующим автобусом. Через две остановки он вышел, повернул во дворы, дошел до здания школы, огороженного высокой сеткой. На северной стороне, обращенной к кольцу тридцать девятого автобуса, секция ограды была сломана и просто приперта к опоре. Вульф прошел через этот лаз, очутившись в заросшей сиренью части внутреннего школьного двора, служившей учащимся чем-то вроде курительной комнаты и мужского клуба. Похоже, Вульф хорошо знал это место, потому что, продравшись через кусты, он безошибочно вышел к потайной скамейке, изрезанной ножами и покрытой следами от окурков.
Он открыл сумку и достал оттуда некое устройство, видом напоминающее крохотный транзисторный радиоприемник. Но это был не приемник, а микродиктофон, каких тогда не имели даже ушлые репортеры «Рейтер» и «Ассошиэйтед Пресс», работавшие в начале семидесятых с массивными «бобинниками». Вульф прикрыл диктофон от дождя полой своей ветровки и надавил пальцем на скрытую кнопку. Открылась квадратная крышка на панели устройства, внутри лежала магнитная кассета размером меньше, чем спичечный коробок. Вульф внимательно осмотрел ее, вставил обратно и нажал кнопку голосовой активации. Диктофон он положил в карман и негромко продекламировал:
– Когда же, наконец, восставши…Из сна, я снова буду – я…Простой индеец, задремавший…в священный вечер у ручья…
Он извлек диктофон из кармана, прослушал запись. Первое слово записалось с середины, на глухих согласных звук немного расплывался, но в общем и целом слышимость была на уровне. Вульф снова спрятал диктофон, сел на скамейку. Сел и замер, как ящерица на мокром и скользком валуне. Сырость пробирала до костей, но он умел терпеть, особенно когда ждет.
Тихо стучал по листьям дождь. Гудели машины на проспекте, и этот ритмичный гул можно было принять за шум крови в висках. Со стороны жилого массива доносились голоса, но они были далекими и расплывчатыми, как радиопередача из Люксембурга.
Через десять минут послышались шаги и шорох листвы. К скамейке подошел молодой человек в легкой болоньевой куртке.
– Добрый вечер. Дядя Коля велел передать вам привет, – сказал молодой человек.
Его лицо было скрыто под капюшоном, голос прозвучал глухо и не совсем внятно. Возможно, он просто волновался. Он и должен был волноваться. Ведь это у Кертиса Вульфа подобных ситуаций было много, а у этого юнца – первая.
– Добрый, – ответил по-русски Вульф и встал со скамейки. – От хорошего человека хорошие вести слышать всегда приятно.
Они пожали друг другу руки.
– Меня зовут Курт, – сказал Вульф. – Для русского языка и уха это привычно. Можете звать меня дядя Курт…
– Очень приятно.
– Присаживайтесь. Как поживает дядя Коля?
– Да ничего вроде… Нормально.
– Карбюратор своей «Волги» починил?
– Наверное. Ездит.
– Он еще не продал дачу?
– Да вроде нет…
