Признается, что безумно хочет позвонить матери, поздравить. Хоть та и не турчанка, и недолюбливает Восток. Позвонить со словами: «Я люблю тебя»… Сомневается: «Нет, лучше не надо…» Она могла бы выплеснуть внутренний порыв на волю, развеять его на соленом ветру, но боится отдать мечту в руки поступку. «Хочу остаться в сказке: побыть еще немного здесь, не думая о том, кто и где меня ждет. А звонок маме стал бы погружением в реальность — в отчужденную реальность…» Мирумир знает, что туда нужно возвращаться, рано или поздно, но растягивает время. «Вдохни в меня сил, чтобы там я сумела отстоять необходимость возвращения сюда».
Обида на мать по-прежнему живет в ней. Только с годами меняет оттенки — светлеет. Мирумир уже не играет роль послушной девочки. «В наших отношениях нет лицемерия. Искренни и я, и она. Нет, это не терпимость — просто-напросто мы отказались друг от друга, оставаясь на одной сцене, в одной пьесе. Но у нас честные отношения, без игры в „дочки-матери“ напоказ… Мы — люди разных жизненных платформ, хотя и связаны свыше. Такое бывает, Светусвет. Она считает, что я живу не так, как должна жить. Я считаю, что она ждет от меня того, чего не стоит ждать. Думала, что не смогу простить маме определенных поступков. Однако время многое смягчает».
Вертит мобильный в руках. Пальцы дрожат на кнопках. Не решается. «Я могу злиться, возмущаться, но стоит мне услышать мамин голос… и я готова ей все простить. Готова обнять ее крепко-крепко! Но она смыкает руки на груди, не подпуская меня к себе. Между нами — невидимое стекло разочарований. Говорит: „Я вырастила слюнтяйку, а не дочь“… Она выполняет „материнский долг“: перечисляет деньги мне на карточку, посылает ко мне домработниц, через бабушку передает подарки. Я для нее дочь согласно бумагам, а не частичка души».
Мирумир распускает волосы, закидывает заколку в сумку. «Как бы я ни говорила, что отношения с мамой меня мало волнуют, а все равно переживаю. И чем старше становлюсь, тем больше тоскую по ней. Не по ней даже, точнее, а по мной же созданному образу матери. В реальности его нет. Я нарисовала маму, о которой мечтала с детства. Маму, которая не ударит по коленке с криком: „Не мотыляй ногами!“ Маму, которая не заберет из детского сада с двухчасовым опозданием. Маму, которая не будет унижать родную дочь, сравнивая с дочерью соседки. Я ее не считаю виноватой в чем-либо, но, видимо, во мне еще живет та недолюбленная девчушка. Грусть из детства возвращается… Когда-нибудь у меня будет дочь. И я непременно исправлю ошибки мамы. Быть может, моя девочка будет обделена в дорогих игрушках, но она никогда не будет обделена любовью. Никогда…»
Мирумир неожиданно набирает номер. На том конце провода отзывается недовольный женский голос. Любимая нажимает отбой. В ее глазах дрожат невыплаканные слезы…
20
…Постигает закон счастья через собственные понятия. Злится, когда всю многогранность чувств сводят к нескольким словам. Она верит в то, что счастье Саши может быть не похоже на счастье Сани. «У нас всех всё по-разному. Хотя бы на уровне чувств. Кому-то приносит счастье внезапный поцелуй под весенним дождем, а для кого-то счастье — это пачки евро в чемодане из кожи ската… Счастье не поддается обобщению».
Мы лежим на зеленой траве парка Эминёню. Закатали красно-синий плед под головы. Не понадобился: сегодня +26. Лето приближается. Она откусывает с хрустом зеленое яблоко, я общипываю виноград — чилийский, не вполне бордовый и совершенно безвкусный. Спрашиваю: «А что для тебя счастье?» Она закладывает руку под затылок. Щурится под лучами щедрого солнца. Из тенистой глубины парка кто-то пускает солнечных зайчиков, они скачут по темным местам, одежде… «Для меня счастье — это ждать и дождаться». У счастья нет синонимов. Его можно описать только через собственные ощущения.
«…Сначала мы искали счастье в сказках, рассказанных перед сном, в своем мирке под теплым одеялом, в запахе плюшевого мишки под боком. Потом — в первой победе на Олимпиаде по литературе, в невинных школьных романах, в тревожных песнях Цоя. Затем наше поколение девочек пыталось найти счастье под бирками громких марок, в ненужных отношениях с пустыми фатами, в книжках под кричащей обложкой, которые мы демонстративно выкладывали на столики первых кофеен. Только сейчас я не ищу счастья: оно рядом, и во мне… Большинство людей счастливы настолько, насколько они решили быть счастливыми».
Жалуется на отсутствие «распродаж счастья». «А что, почему не бывает скидок на счастье? Цены на него вечно завышены, вне зависимости от сезона! Надо пожаловаться в Союз свободных потребителей… А если серьезно — мы, как правило, платим за счастье дорогую цену. Вот и лично я, за теперешнее счастье…» — «Все долги погашены, любимая. Don't worry, be hарру[22]…»
Мирумир поднимает голову с подушки, кладет ее на мой живот. «Знать, что рядом тот, кто любит, — вот в чем счастье. Все до банального просто». Мы оба надеваем очки, погружаемся в идиллическую весеннюю полудрему…
* * *
…Она шла к счастью ложными путями. Неудивительно — ведь путеводителем был ум: прагматичный «агрегат», находящийся под давлением массовых заблуждений. Идти по Судьбе в компании ума достойно сожаления и ведет к ошибкам.
«В какой-то период я перестала верить сердцу. Мне казалось, оно обрекает на невезение. Это похоже на мороженое, съеденное в холодную погоду: идешь на поводу у желания, а в результате заболеваешь ангиной. Тяжело выздоравливаешь и зарекаешься есть эскимо на морозе… Я вот тоже в один день зареклась прислушиваться к сердцу. Махнула на него рукой, решила жить умом. Это выглядело как-то правильно. Люди, живущие по уму, многого добиваются — ну такого, общепринятого. Карьера, статус, деньги… Я же дурой была, не понимала, что те, кто доверяет исключительно своему уму, теряют сердце. А сердце — в нем жизнь…»
Дорога к счастью никогда не бывает короткой. На долгом пути, полном туманных образов и идей, важно не отступиться от цели — обрести себя. И в этом счастье. Она же шла мимо полуразрушенных заборов человеческих мечтаний. По хрупкому грунту совсем не великих, но очень важных побед обычных людей. «Всегда надо идти вперед. Вопреки усталости, боли, разочарованиям. Верная цель формируется в пути… Я с детства любила пешие прогулки, будто предчувствовала, что еще не одну пару обуви сношу по дороге к счастью. Нападала грусть — шла гулять с дождем. Переполняло счастье — шла гулять с солнцем. Нельзя замыкаться в чувствах. Конечно, бывают моменты, когда хочется запереться на все замки. Для переосмысления. Главное — выкарабкаться из водоворота прошлых обид…»
Она научилась прощать, не жалеть о допущенных ошибках. «Отпускаю боль утраты, как бы трудно ни было. Возвращаюсь на финишную прямую — и вперед, в путь. За очередной мечтой… Наша жизнь — постоянное движение, останавливаться можно только для перекура. И тут важно не забыть заказать к сигарете кусочек клубничного пудинга…»
21
…Аэропорты — параллельная реальность. Другая энергетика. За кажущимся хаосом — отработанная схема. В этой реальности ежеминутно воспаряют и приземляются надежды. Аэропорты — шумные муравейники человеческих судеб. В их полутемных залах кто-то кого-то ожидает, провожает. Десятки людей сидят рядками на прохладных одноцветных скамейках, теребя книжки билетов. Мысленно заглядывают сквозь смотровое стекло в салоны взлетающих самолетов, надеясь, что хоть один из них держит курс на счастье. Однако действительность надеждам потакать не собирается. В действительности существует конкретный рейс, и ты в ожидании посадки гадаешь, верный ли выбран путь. Получится ли найти там то, что не удалось разыскать здесь?..
Мирумир улетала из Шереметьево с трещинами на сердце. Ехала в аэропорт со слезами, дрожащими под затемненными очками-авиаторами. Ранним утром понедельника, по сырым от дождя дорогам, в терзаниях запутанных причин. Из колонок доносилось шипение сбившейся радиоволны, на лобовом стекле дворники боролись с небесными каплями. «Автосовесть» пискляво предупреждала о превышении скорости. Об опасности Мирумир не думала — спешила убежать туда, где время не убивает веру. Добраться до аэропорта, из которого, если повезет, удастся начать путь к счастью. «Уезжала с минимальным количеством вещей. Не хотела, чтобы что-то напоминало о прошлых сомнениях… Москва разделена на два поля: территория обретения желаемого и территория захоронения несбывшейся мечты. Я хоронила. Себя прежнюю…»
Она сбежала в Стамбул, запихнув в рюкзак живописное издание «Тысяча и одной ночи». Чем дальше отдалялась от дома, тем яснее перед глазами представал Восток. Шумный, пестрый, контрастный. Никогда раньше Мирумир не мечтала оказаться в этом таинственном царстве. Возжелала и решилась неожиданно, увидев за неделю до отъезда в книжном на Тверской яркую обложку «Тысяча и одной ночи». Багдадский рынок-карнавал, переполненный заморскими торговцами. Корабль Синдбада-морехода, причаливший к неведомо-прекрасному острову. Чувственная Шехерезада у трона грозного Шахрияра услаждает слух султана, вплетая одну сказку в другую… В тот же миг в памяти Мирумир ожили грезы из детства. Когда-то мечтала вырасти такой же красивой, как Шехерезада, жить в мире восточной сказки, где все сплошь экзотические сады, роскошные гаремы, ослепительные самоцветы, драгоценная парча… С годами дети вырастают, а мечты нет. Их суть остается прежней: разыскать счастье…
