дернулась, что было мочи. Дернулась и проснулась.
В реальности все оказалось иначе. Староста ее не душил. Женщина сама себя душила. Своим собственным весом пережав горло, зажатое в деревянных колодках. Наемница опять дернулась, но теперь наяву, а не во сне. Наяву это тоже не помогло. Деревянные тиски держали крепко. Два глубоко вырытых в землю столба, надежно удерживали колодки, установленные, во дворе дома старосты села Пирожок, где сейчас приходили в себя три обнажённых пленника.
– Доброго утра, голуба моя, – дружелюбно поздоровался Карпыч.
Щуплый, седеющий староста сидел на лавке неподалеку и смотрел на трех своих бывших гостей, ныне ставших его пленниками.
Раздался хриплый кашель. Трица повернула голову вправо и увидела совершенно голого гнома с обгоревшим гребнем волос на голове. Бипа тоже проснулся и теперь яростно рычал, кашлял и тряс свои колодки, проверяя их прочность.
– Дрожащие руки, – прохрипел гном. – Дрожащие, бурить твои штольни, руки! Сытые морды и дрожащие руки! Как я сразу не догадался, что вы долбанные гномоеды!
– Жадность – всякому горю начало. – с доброй улыбкой пожурил староста. – Не печалься уважаемый гном. И более разумных сумел я обдурить и в силки свои заманить.
– Я тебе эти силки знаешь куда засуну!? – заорал в ответ Бипа и опять попытался освободиться. – Изо рта вылезут!
– Не лай, недомерок. – строго произнес Карпыч, мрачнея лицом. – Отыщи в себе отвагу годно принять поражение. Все на тебя дивятся. Вся родня моя.
Гном ответил отборным ругательством, в котором сумел емкими словами и во всех подробностях описать, при каких обстоятельствах будет рад встретиться с каждым из членов упомянутой родни и, что с ними сделать во всех позах.
Взбешенная подобными подробностями жена старосты подскочила к Бипе и, больно схватив гнома за волосы, прошипела ему в лицо:
– Молви еще хоть слово про мою родню, и я избавлю твой рот от языка, гадкий карлик!
Гном оскалился и смачно плюнул в лицо Марии. За что получил удар ногой в зубы и замолчал, кашляя и сплевывая кровь.
– Завали хлебало, брат. – посоветовал пришедший в себя Нюх, прикованный рядом в такие же колодки. – Береги силы.
– Поучи меня руду грузить! – распухшими губами и слегка шепелявя огрызнулся Бипа, но ругаться прекратил.
– Где еще двое? – спросила арт-три. Трица крутила головой и озиралась по сторонам, насколько позволяли колодки – Парень и девочка. Сожрал, злодей?
– Жаль, но нет, – ответил староста и недовольно поморщился. – В свой час придет и их черед.
– Сбежали значит. – фыркнула Трицитиана, не скрывая довольной ухмылки.
– Убегли. – кивнул Карпыч, а затем хищно улыбнулся. – Только места у нас дикие, глухие. Тикать некуда. Сыщем, голуба моя, куды дитяткам деваться.
– Дитяткам!? – опять фыркнула наемница. – Ну-ну, удачи. – добавила она с презрением.
– А ты дюжая, – не обращая внимания на тон собеседницы, продолжил староста. – Ох, дюжая, голуба моя. Сколько медовухи с маковым молоком вылакала. Ох, богато. А с ног не валилась. Я уж и не знал, почто тебе складывать. Все выдумал, что мог. А ты не засыпаешь. Ох, извела старого… – пожаловался он.
– Не нравится занятие – бросай и ищи новое. – пожала плечами арт-три. – А не бросил так не жалуйся. Ноешь хуже бабы.
Карпыч нахмурился и мрачно посмотрел на женщину, закованную в колодки.
– Почто тебе, скитальцу перехожему, знать о том, як деревню прокормить, як дитяток малых взрастить в суровом краю нашем. – с легкой обидой в голосе ответил староста. – Земля камениста, мертва, урожаи скудны. Зверя, и того не сыщешь. Дети хворы народятся, помирают.
– А гузно от лавки оторвать и переехать – ноги отвалятся? – с насмешкой спросила Трицитиана.
Пожилой мужчина насупился и, таки, поднял свою пятую точку от лавки, на которой сидел. Медленно подошел к пленнице и, сложив руки на груди, посмотрел сверху вниз.
– За чужой щекой зуб не болит, голуба моя. – назидательно ответил Карпыч. – Это ты бродяга бездомная села на коня и шукай ветра в поле. А шоб несколько семей, да со скарбом переселить – тут средства велики требы. – он развел руками. – Мы люди простые, медяк в кишени и то лишний не сыщется. Мог бы переехать – давно переехал.
– Вижу мужик ты не глупый, хваткий, хозяйственный… – задумчиво протянула Трица, рассматривая стоящего перед ней собеседника так, как умеют рассматривать только женщины.
Староста аж приосанился от таких слов. А арт-три тем временем продолжила деловым тоном:
– Предложение у меня к тебе имеется.
– Слушаю, голуба моя. – ответил Карпыч, располагающе улыбаясь.
– Скрывать не буду – жить очень хочется. Так хочется, что готова тебе последнее отдать. – она понизила голос. – Есть у меня тайник в горах. Десятую часть добычи там оставляю. Накопилось изрядно. На новую жизнь всему селу хватит.
Староста тяжело вздохнул и присев на корточки рядом с пленницей ответил:
– Живу я в нашем селе с нарождения. Столько гостей перевидал, столько от пленников наслушался… всего и не упомнишь. Але один в памяти зацепился. Из благородных был. Весь в шелка наряжен, в золото. Книжник кажись, разумный – мочи нет. С роднею подорожничал, при слугах. Его схватили, слуг схватили, а жинка с дитем утекли. Так представляешь сей благородный присоветовал мне слугу своего послать на поиски жинки. Хитростью сюда привести и обменять евойну жизнь на жизнь жинки с дитятком. Мол он старый да жесткий, а те молодые да смачные.
Трицитиана ничего не ответила, а Карпыч продолжил, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Я согласился, слугу выпустил. Тот через день вправду поворотился с бабою и дитем. Разумеешь, яки гнусный тип?
– И что ты сделал? – спросила пленница. – Отпустил книжника?
– Да як можно, голуба моя, – удивился староста. – Гнид эдаких на свете сохранять. Удавили мы разумника этого и бабу его. А дитя сберегли, як родное взрастили. Нежданой кличем.
– Тебе деньги нужны или нет? – прямо спросила женщина.
– Надобны, голуба моя, шибко надобны. – покивал Карпыч и поднялся на ноги. – Не станем мы поспешать, резать тебя будем не поспешаючи. Успеешь и про друзей, шо утекли поведать, и про схрон в горах. Все кажут, коли режем.
Светло-голубые глаза арт-три блеснули холодным огнем бешенства. Каким-то невероятным образом Трица извернулась в колодках и попыталась достать ударом ноги старосту. Но тщетно. Тот явно был готов к подобному повороту событий и вовремя отскочил в сторону.
– Буде тебе буде… – усмехнулся Карпыч, отходя подальше. – Затрепыхалась птаха в силках. – он повернулся к дому и позвал. – Неждана, сердце моя, тащи корыта – вскоре родичи соберутся, час начинать.
– Так ты, плесень балочная, шапито удумал устраивать!? – возмущенно прошепелявил разбитыми губами Бипа. – На кой хрен? Прирезал бы по-тихому в сарае – чик-чик
