– Не заблужусь, – рассмеялся Афанасий, выключая телефон.
С минуту, спускаясь к машине, он колебался, сообщить Лике о своём отъезде или нет. Решил–таки позвонить.
– Хорошо, что ты объявился, – обрадовалась девушка. – Я взяла билеты во МХАТ на «Чайку». Забери меня в семь.
Афанасий облизнул разом пересохшие губы.
– Сегодня не могу, срочная командировка.
– Отложи, – легко заявила Лика.
– Не имею права, важное дело.
– У тебя всегда важные дела, – рассердилась она. – Говоришь, что любишь, а сам всё время норовишь исчезнуть.
– Но я действительно занят! Сходим в театр обязательно, как только вернусь. Дня через три–четыре.
– Или пять, – насмешливо добавила Лика. – Езжай в свою командировку, я с Димой Латышевым схожу.
В трубке раздались гудки.
Афанасий сжал зубы, переживая сердечный спазм, успокоил дыхание, подумал: может, перестать встречаться? Она же в грош меня не ставит!
Вздохнул. Этот вопрос он задавал себе не раз, но стоило увидеть Лику (он представил её ладную фигурку в летнем сарафанчике: полные бёдра, тонкая талия, точёные губы), все сомнения сразу отлетали напрочь.
Он вздохнул ещё раз и приказал себе переключиться на другую тему.
К зданию НИИ «Атом» в подмосковном Королёве он подъехал уже почти спокойным, трезво оценивающим своё положение. Хотя ранка на сердце («Я пойду с Димой Латышевым») зарубцовываться не хотела.
Роман Волков отозвался тотчас же и вышел из центральной проходной института через две минуты, одетый в модную «крылатую» футболку серебристого цвета и белые спортивные штаны. Он был спокоен, сосредоточен и деловит. Сел в машину Вьюгина, протянул руку.
– Слушаю.
– Знаю, что важные решения принимаются не скоро, – начал Афанасий, – но тут особый случай. Я вам верю, поэтому напоминать о конфиденциальности разговора не буду.
Он вкратце передал собеседнику идею привлечь его к операции ФСБ по освобождению провалившегося разведчика. Заметил вспыхнувший в глазах Волкова интерес.
– Согласны?
Роман качнул головой, не торопясь отвечать.
Афанасий сунул в рот мятную лепёшечку жвачки, откинулся на водительское сиденье, искоса наблюдая за профилем висва. Тот поднял бровь, прямо посмотрел на майора.
– У вас неприятности, личные, не так ли?
Афанасий чуть не подавился. Хмыкнул, сожалеющее провожая проглоченную жвачку внутренним взором.
– Допустим. Хотя в принципе это перманентное состояние. Когда–нибудь я вам расскажу одну историю.
– Девушка чем–то вас обидела. – В тоне Волкова не было вопроса.
– Не обо мне речь.
– Извините. – Роман снял с него пресс взгляда. – Могу помочь, если захотите. Но… вряд ли из вашей идеи получится что–то путное.
– Если вы о работе – вас отпустят, не беспокойтесь.
– Звонок из конторы? Чтобы все знали, что я ваш сексот?
– Ну, что вы, всё гораздо проще и прозрачнее, о конторе никто не говорит.
– У вас что, не хватает своих сенсов?
– Таких, как вы, мало.
– Вы же не знаете меня в деле.
– Судя по успешной блокировке польской «колдуньи» во время волейбольного матча, вы очень сильный экстрасенс. Кстати, мы должны были бы знать о вашем существовании, однако никаких сведений не имеем.
Роман усмехнулся.
– Виден не каждый сенс.
– Верно, мы это понимаем. Итак, что скажете?
– Не знаю. – Роман пригладил несуществующие волосы на затылке. – Как говорится – и хочется, и колется, и мама не велит. А если я окажусь несостоятельным?
– Так ведь с нищего и взятки гладки.
– Благодарю за нищего.
– Я просто привёл поговорку.
– Сколько у меня времени?
– Вылет поздно ночью.
– Как вы быстро всё решаете.
– Работа такая.
Лицо Романа затвердело.
– Хорошо, я буду готов. Что необходимо взять с собой?
Афанасий с облегчением перевёл дух.
– Только самые необходимые вещи. Вас экипируют в должном порядке. Ждите, я позвоню.
Волков кивнул и вылез из машины.
Афанасий проводил его оценивающим взглядом. Перед его мысленным взором вдруг проявился призрачный палец, качнулся из стороны в сторону.
Волков исчез за дверями главного входа в институт.
И только после этого Афанасий понял, что уловил ментальный посыл экстрасенса, отреагировавшего на его пытливый взгляд.
4
Осознание в действительности – это Абсолютное Безмолвие. Или – Абсолютная Пустота. Между Явлением и его описанием – стена, стена обусловленности , потому что любое слово, которое могло бы передать смысл осознания , тотчас возвращает человека в обыденность.
Сущность осознающего чиста и прозрачна, ибо она воспринимает Явление, но не цепляется за слова, не преломляет, не искажает их, пропуская через себя. Они суть – ещё одна форма обусловленности , ограниченной прогнозированием, планированием, структурированием непознанного .
Поэтому оставь неуклюжие попытки описать свои ощущения, сопровождающие состояние полусмерти , потому что они не имеют отношения к подлинному осознанию . Чувствуй! – и иди к веданью , которое есть истинная Благость. Ибо знающие не говорят, а говорящие – не знают…
Он очнулся!
Белый потолок, белые стены, белый свет, струящийся отовсюду и не позволяющий определить размеры помещения.
И боль во всём теле, особенно – в области шеи, запястий, предплечья левой руки и щиколоток.
Ылтыын попытался повернуть голову и едва не потерял сознание от этого ничтожного движения. Увидел краем зрения белый кафель на полу, простыню, накрывавшую его тело, край лежака, на котором лежал, пристёгнутый к нему ремнями.
Вернулась память.
Он вспомнил, как его накрыли сиуты – так чужих недобрых шаманов называл отец. Сиутов было много, и они его просто «задавили», ослепив и оглушив «грозовыми» раскатами иннырт – «тонких огней». Он не знал, что за ним охотились специально, иначе вовремя ушёл бы в тундру, на север, где прибежищем мог стать любой камень.
Ылтыын зажмурился, силясь сморгнуть слезу.
Собаки бешеные! Они же сделали его больным и слабым, как белёк! А сил для сопротивления оставалось всё меньше и меньше.
Вспомнилось, как в дом к отцу – жила семья Ылтыына в яранге на берегу Чаунской Губы, в посёлке Итылкуч – прибежала соседка Лизька и с плачем попросила помочь мужу:
– Лежит, рот раскрыл, лицо кверху, не дышит совсем!
Отец Ылтыына – Мынта – был не только шаманом, но и врачевателем. К соседке он взял с собой и сына.
Сосед Фёдор Ляксандрыч действительно лежал на кровати без движения.
Бессмысленные остановившиеся глаза, хрип вместо дыхания, капли пота на лбу. Левая рука поднята вверх, застывшая как столбик. Испуганная жена пытается её опустить, согнуть в локте или в плече, но у неё ничего не получается.
– Пил? – поинтересовался Мынта–шаман.
– Не, совсем со вчёра не пил.
Мало чего понимавший в этом возрасте – ему исполнилось всего пять лет – Ылтыын подошёл ближе, выглядывая из–за спины отца. Показалось, что слева на виске Фёдора Ляксандрыча проступила чёрная сеточка, а в голове мигает огненный язычок.
– Что видишь? – посмотрел на него отец.
– Здесь, – несмело показал пальчиком Ылтыын на лоб больного, – светится, горит, а там паутина чёрная.
– Правильно, – кивнул отец, – инсульт у него, однако.
Взялся одной рукой за локоть торчащей руки, второй сжал запястье и легко уложил руку рядом с телом. Затем накрыл голову Фёдора двумя ладонями, замычал что–то, покачиваясь, закатил ставшие чёрными глаза.
И случилось чудо!
Хрип сменился шумом неровного дыхания, глаза больного прояснились, он застонал.
Ылтыын же увидел и другую картину: чёрная сетка слева на голове стала испаряться, исчезла, по коже побежали мелкие волны, алый огонь в голове посветлел, пожелтел, перестал жечь извилистые лепестки мозга.
Соседка кинулась целовать шаману руки.
– Успокойся, Лизька, – остановил он её, – покой ему нужен, холод, я снадобье дам, пусть растирает голову и пьёт.
– Ой, век буду делать, что скажешь, Мынта!
– Глупости не говори, однако. Пусть не пьёт ничего крепкого, даже пива. Помрёт сразу.
Как выяснилось позже, уже после приезда врача, потеря соседом сознания и проблема с рукой были вызваны кровоизлиянием в мозг. Однако лишь спустя годы Ылтыын понял, что именно сделал отец, и начал заниматься биоэнергопереносом – так это звучало по–научному – серьёзно и упорно, потому что у него тоже раскрылись способности лечить людей прикосновением рук. Ещё позже появилась и другая способность, более редкая – лечить людей с помощью слов и звуков. Если шаманы напевали свои «гимны» интуитивно, не всегда попадая в ритм жизни внутренних органов человека, Ылтыын научился делать это сознательно, создав собственную методику, что впоследствии не раз приносило свои плоды. Особенно – когда он уже работал в ФСБ.
