Я выключил мотор и вышел. Не могу объяснить своей привязанности к дизельным автомашинам или грузовикам, но и те и другие что-то для меня значат – этот низкий, утробный звук мотора, щелканье бензобака под высоким давлением, шуршание сдвигающихся с места шин и встряска всего твоего существа. Возможно, мне это напоминает вождение трактора.
Бесси окинула меня одним быстрым взглядом с ног до головы. То, что она увидела, никак нельзя назвать впечатляющим. Я худ и тонок в кости, около шести футов росту, со светлыми волосами до плеч. Мне тридцать с небольшим, подтянут, но уже со следами усталости на лице, да и во всей фигуре. Я был в джинсах, трикотажной рубашке с коротким рукавом, закапанной соусом, и в кедах. Я зевнул, потянулся и повесил на плечо свой «Кодак». После девяти лет нашего знакомства он стал почти неотъемлемой частью тела, чем-то вроде аппендикса.
– Эй, красавчик, – пропела Бесси, нажав кнопку интеркома.
Я взмахнул рукой в знак приветствия.
– Если что требуется, то дай знать!
Я опять помахал, уже повернувшись, а она наклонилась вперед и грузно оперлась на прилавок, чем подчеркнула тяжесть своей груди. Наверное, по привычке.
Я открыл дверцу «Доджа», взял кошелек, а собачий лай из громкого стал оглушительным, пес, наверное, уже брызгал слюной от ярости. «Молчать, Максимус!» Но собака не обратила на окрик ни малейшего внимания. Я включил газ, и дощечка со словом «Закрыто» застучала на двери, словно от порыва ураганного ветра, а собака быстро забегала между входной дверью и гаражом, стуча когтями и просовывая нос в узкую щель под дверью, она совсем не обращала внимания на команды хозяйки.
– Максимус, не заставляй меня прибегать сам знаешь к чему, – заорала Бесси изо всех сил, – сейчас раздавлю эту чертову кнопку, если не уймешься.
Если Максимуса когда-нибудь дрессировали, то он давно об этом позабыл и продолжал яростно лаять, а я принялся накачивать горючее в бензобак, одновременно поглядывая и на дверь гаража, и на дверцу машины.
Все больше раздражаясь, женщина метнула в рот горсть бекона, стряхнула крошки с груди и схватила другой пульт, лежавший на прилавке, с маленькой антенной и красной кнопкой, наставила пульт на гараж и медленно надавила один раз на красную кнопку указательным пальцем. Лицо ее растянулось в улыбке, но взгляд по-прежнему был прикован к экрану.
За дверью послышался звук прыжка, собака взвизгнула и, очевидно, опрокинула емкость с водой, потому что я услышал стук, словно на пол обрушилось что-то тяжелое, а из-под входной двери вытекло галлонов пять воды. Максимус, теперь жалобно поскуливая, стал жадно лакать воду. «А я ведь предупреждала тебя, глупый ты пес», – взревела женщина, брызгая слюной и непрожеванной едой, а за дверью раздавался все тот же скулеж. Бензин, наверное, был на исходе, потому что из насоса текла тонкая струйка, а точнее, из него капало. В такт капанью раздавалось медленное тиканье счетчика – было ясно, что процедура займет немало времени. Я закрыл втулку и осмотрелся в поисках моющего средства, чтобы смыть со стекол брызги. Не найдя ничего подходящего, я развернул шланг для полива и направил струю на ветровое стекло и решетку радиатора. Максимус тем временем уже немного успокоился, хотя по-прежнему что-то вынюхивал под дверью и жадно лакал воду.
Залив последний, тридцать четвертый галлон бензина, я услышал тихое журчанье и, оглянувшись, увидел тонкую желтую струйку, вытекавшую из-под двери…
Обходя кучи грязи, я вошел в лавочку, о чем известил висевший над порогом колокольчик – такие вешают на шею коровам.
– Добрый вечер, – поздоровался я с хозяйкой. Не отрывая взгляда от экрана с агентом 007, она взмахнула рукой:
– Привет, миленький. Не обращай внимания на Максимуса, он сюда не прорвется, а если все-таки сделает это, то я ему задницу отстрелю.
Всыпав в рот еще горсть шкварок, она махнула рукой влево:
– Туалет занят. Если тебе нужно срочно, то у черного входа есть еще один.
– Нет, спасибо. А кофе свежий? – спросил я, увидев на стойке кофейник.
– Сладенький мой, – и она вытаращила глаза, – здесь ничего свежего не бывает, но если подождешь минут пять, я сварю специально для тебя.
Сняв грелку-колпак с кофейника, я понюхал содержимое:
– Нет, мэм, не надо. Этот вполне сгодится.
– Ну, тогда наливай…
Я налил чашку, поставил ее на стойку и увидел, скосив глаза, мальчугана, который расхаживал около полки со жвачкой. На голове у него, задом наперед, была нахлобучена красная бейсбольная кепка, а на ремне висели два игрушечных шестизарядных кольта. Обут он был в видавшие виды ковбойские сапожки: наверное, снимал их только на ночь.
– Эй, дружок, это твой велосипед там, на авто?
Маленький ковбой неспешно кивнул: он старался не рассыпать пригоршню жвачки, которую заграбастал походя, и в то же время хотел, наверное, утаить ее от того, кто все еще скрывался за дверью туалета.
– Хороший у тебя велосипед, – похвалил я. У мальчика были чудесные голубые глаза.
Ребенок снова молча кивнул и взял еще пакетик жвачки.
– Да, – сказал я, взглянув на часы, – я тебя понимаю: я тоже скорее всего устал бы на твоем месте. Нам обоим уже давно пора видеть сны.
Мальчик опять взглянул на дверь туалета и снова кивнул. И тут из-за двери раздался тихий женский голос.
– Джейс? Жди меня и никуда не уходи. И можешь взять одну жвачку.
Мальчик снова посмотрел на дверь туалета и, запустив руку на полку со жвачкой, вытащил большую упаковку – штук двадцать, не меньше, а в карманах у него было уже полно желтых, синих и красных упаковок, так что некоторые посыпались на пол.
– Это все? – спросила Бесси, не оборачиваясь, а когда она все же встала, ей потребовалось для этого немало усилий и времени. Ростом она была примерно метра полтора или чуть выше, а весила, очевидно, килограмм сто двадцать, почему казалась поперек себя шире. На вид ей было лет сорок пять, и румяна уже не могли замаскировать морщины – свидетельства прожитых ею лет. При малейшем движении раздавался звон ее металлических украшений, такой, наверное, издавала бы рождественская елка, если бы могла передвигаться. На шее у Бесси блестело чуть не с десяток ожерелий, а на каждом запястье – примерно столько же браслетов. На пальцах сверкали кольца, на некоторых по две-три штуки. Одета она была в пропотевшую красную безрукавку, причем лифчик отсутствовал, и в шорты из лайкры. Туго натянутые и прозрачные, они пытались опоясать ее талию, и лифчик при таком наряде явно бы не помешал, чтобы подтянуть грудь. Стена за ее спиной была сплошь упакована пачками сигарет, жевательного табака и порнографическими журналами. Рекламный листок возвещал: «Эластичные трусы – то, что надо, и я сама в этом убедилась».
– Приветик, мой сладкий!
– Вы поздновато открываетесь, – заметил я.
– Милый мой, да мы всегда открыты. Все уик-энды! Все праздники!
Бесси слегка откинула голову назад и, мило улыбнувшись, протяжно пояснила:
– Мы ведь оказываем все услуги! – и, помолчав, осведомилась: – Хочешь, чтобы сменили топливо?
Ее интонация, однако, подсказывала, что имеются в виду вовсе не автомобильные нужды.
– Нет, мэм, спасибо! У меня в этом отношении все в порядке, но хотелось бы выпить кофе и, если есть, не помешала бы плюшка с корицей.
Рядом с кофейником висело еще одно объявление: «Чашка со льдом – бесплатно. Плевательница – 1 доллар». Когда я отвернулся, чтобы его прочитать, Бесси навалилась на стойку всей своей тушей, словно самка кита в телепередаче «Морской мир»:
– Знаешь, смех да и только, но все здешние очень любят жевать лед.
Стены в магазинчике были зеркальные, так что было видно, как она подтянула вверх безрукавку, вытерла рот, схватила тюбик губной помады, лежавшей на кассовом аппарате, и наложила на губы два жирных слоя темно-красного цвета.
– Оно и видно.
Откинувшись назад, Бесси внимательно оглядела мою фотокамеру:
– Большая! – и трижды попрыскала себя двумя разными духами, а потом поднесла к лицу зеркальце и, выпятив губы, словно для поцелуя, тронула их слегка и розовой помадой. – А ты все время носишь с собой эту штуку?
– Да, я редко куда-нибудь езжу без нее.
– Ха, да ты тот еще живчик, – и она хлопнула себя по колену, отчего жирное бедро затряслось, как желе. – Понимаешь, о чем я?
Я улыбнулся, внимательно ее разглядывая: да, она жила стремительно, без оглядки, но ей приходилось несладко, все доставалось с трудом, и эта бензозаправка была единственной ее опорой в мире.
– Да, вроде того.
– А тебе не тяжело повсюду таскать свою камеру?
– Да ко всему привыкаешь, как, например, к очкам. Я и думать об этом позабыл.
Женщина опять перегнулась через стойку:
– Ты, значит, фотограф или кто-нибудь вроде того?
Маленький ковбой уселся на пол рядом с полкой и сунул в рот сразу три пластинки жвачки, бросив фантики на пол. Теперь он с трудом мог закрыть рот, в уголках которого пузырилась розовая слюна.
