— Я в этом не сомневаюсь, мистер Граймс. Ни один человек в здравом уме не станет стоять и ждать, пока его выкинут из окна — и ни один джентльмен не допустит, чтобы у него на глазах убили женщину. И тем не менее… — он побарабанил костлявыми пальцами по столу, — тем не менее я считаю нужным посвятить вас в некоторые подробности этого дела. Лучше поздно, чем никогда.
Для начала, сам мистер Альберто проявил преступную беспечность. Прелестная игра слов, не правда ли? Очевидно, он, как обычно, готовил для Верховного Комиссара тем вечером, а сэр Вильям пожелал откушать «пасты»*2 с одним из самых душистых соусов. Как всякий шеф-повар, Альберто пробовал свой соус, причем не единожды. Но настоящий мастер своего дела прежде всего избавился бы от чесночного запаха, прежде чем отправиться в квартиру мисс Мадиган. Тем не менее он там оказался. Как я понимаю, он спрятался в ванной, ожидая, когда она приступит к своему ежевечернему ритуалу открывания окна в гостиной. Полагаю, визит гостей не предвиделся — хотя вряд ли это его бы обеспокоило…
— В общем, так ему, ублюдку, и надо, — мрачно буркнул Граймс.
— Почти с вами согласен, лейтенант. Но все мы только пешки, когда дело касается политики Федерации. Впрочем, Альберто был скорее конем… По-немецки эта фигура называется «скакун» — это подошло бы ему больше.
Альберто был нанят отделом соцэкономических наук и подчинялся непосредственно главе отдела — доктору Барратину. Этот Барратин — без пяти минут математический гений. У него целое здание набито компьютерами — он пытается методом экстраполяции предсказывать судьбу политических течений во всех мирах, в которых Федерация заинтересована. Донкастер, как вы, наверное, догадались, как раз относится к таким мирам, а Лига Жизни — к таким течениям. Согласно расчетам доктора, эта самая Лига Жизни с почти стопроцентной гарантией завоюет значительное влияние, даже власть в том секторе Галактики, причем именно под руководством вашей мисс Мадиган…
— Она не моя мисс Мадиган, сэр. К сожалению.
— Мое сердце просто кровью обливается. Ладно, оставим этот вопрос. Итак, согласно предсказаниям доктора Барратина, всю иностранную и колониальную политику можно выразить в виде системы уравнений. Но, как вам известно, в уравнения порой закрадываются неучтенные факторы. Альберто наняли для того, чтобы он устранял эти факторы, тем самым обеспечив победу уравнениям доброго доктора. Нанимателям Альберто был известен под кличкой… Мечехвост.
— Очень смешно, сэр, — сказал Граймс с каменным лицом.
— А разве нет? — коммодор уже хохотал в открытую. — Когда на Донкастере все получилось совсем не так, как хотелось, Барратин тоже никак не мог понять, что тут смешного, даже когда я ему объяснил. Как известно, на всякий меч всесокрушающий есть щит несокрушимый. Вы, Граймс, оказались неучтенным фактором в уравнении. Вы были с мисс Мадиган, и когда Альберто пытался…ударить ее хвостом, вы прикрыли ее, точно щит. Именно вы — вы, капитан «Щито… мордника»!
Железный Мессия
— Боюсь, лейтенант, что в этом рейсе ваш пассажир не сможет помогать вам на камбузе, — печально сообщил коммодор Дамиен.
— Если это не еще один убийца, я переживу, — отозвался Граймс — Но знаете, как получается, сэр? Обычно тот, кто любит поесть, любит и готовить…
— И готовит. Все время.
Граймс подозрительно взглянул на коммодора. На его вкус, чувство юмора начальника оставляло желать много лучшего. Похожее на череп лицо коммодора оставалось неподвижным, но в бледно-серых глазах проскакивали искорки злорадства.
— Если он сам себе не враг, то поступит по справедливости и будет готовить не только для себя, но и для остальных.
— В жизни не видел офицеров, столь озабоченных своими желудками, как ваши люди на «Щитоморднике», — притворно вздохнул Дамиен. — Все, к чему вы стремитесь — это хоть немного…. прибавить себе веса.
Граймса передернуло. Обвинение было несправедливым — если не учитывать игру слов… На курьерах — маленьких стремительных корабликах — служат в основном младшие офицеры. Но для такой роскоши, как кок, там в буквальном смысле слова нет места, и офицеры по очереди трудятся на камбузе, рисуя в воображении яства адмиральской столовой. В этом отношении экипаж «Щитомордника» не являлся исключением.
— Не сомневаюсь, — продолжал Дамиен, — что мистер Адам с радостью разделит с вами свою… э-э… трапезу. Правда, я не уверен, что кто-либо из вас, как бы ни были разнообразны ваши вкусы, найдет эти яства приятными… или хотя бы питательными… Черт, кто начал эту дурацкую дискуссию?
— Вы, сэр, — честно ответил Граймс.
— Вы никогда не станете дипломатом, лейтенант. Я сомневаюсь, что вы дослужитесь хотя бы до флаг-офицера ФИКС. Конечно, все мы астронавты, жесткие и хлесткие, недалекие и честные, и благородным железом отсвечивают наши руки сквозь прорехи в бархатных перчатках… Хм. На чем я остановился?
— На железных руках в бархатных перчатках, сэр.
— Я имею в виду, до того, как вы меня сбили… Да, ваш пассажир. Его надо доставить с Базы Линдисфарна на Делакрон. Просто высаживаете его там и тут же обратно. — Костлявая рука коммодора подняла со стола крепко запечатанный конверт и протянула его Граймсу. — Ваш приказ.
— Благодарю, сэр. Я свободен, сэр?
— Свободны, как ветер. Немедленно на вылет!
Само собой, «немедленного вылета» не воспоследовало. Тем не менее Граймс довольно быстро зашагал к своему кораблю. «Щитомордник», курьер «серпент-класса», зажатый между двумя большими судами — стройное сверкающее веретено — гордо возвышался на своей крошечной посадочной площадке. «Летающее веретено»… Это прозвище, которое закрепилось за «серпентами», уже не казалось Граймсу обидным. Лейтенант снова залюбовался строгостью и стремительностью его очертаний. Нет, этот кораблик он не променял бы ни на что — даже на самый могучий дредноут… тем более, что на дредноуте Граймс был бы всего лишь одним из многочисленных младших офицеров. А «Щитомордник» — его корабль. Целиком и полностью.
Мичман Бидль, первый помощник, как обычно, встретил Граймса внизу, в шлюзе, и с унылым видом отсалютовал. Впрочем, это было в порядке вещей: никто никогда не видел Первого смеющимся, даже улыбка на его физиономии была столь же частым явлением, как снег в разгар лета.
— Все закреплено и готово к старту, капитан, — доложил Бидль.
— Благодарю, Первый.
— М-м… пассажир на борту…
— Хорошо. Полагаю, придется соблюдать обычные церемонии. Спросите его, не хочет ли он занять свободное кресло в рубке, когда мы будем стряхивать пыль базы со стабилизаторов.
— Я уже это сделал, капитан. Оно сказало, что польщено и принимает предложение.
— Оно? Адам — хорошее земное имя. Бидль изобразил улыбку.
— С точки зрения технологии нельзя назвать мистера Адама уроженцем Земли. Правда, он сделан на Земле.
— А что он ест? — полюбопытствовал Граймс, припомнив намеки коммодора на особенности диеты пассажира. — Постоянный ток или переменный? И запивает пинтой-другой легкого смазочного масла?
— Как вы догадались, капитан?
— Старик мне сам сказал — не напрямую, конечно. Но… пассажир, а не груз… Наверное, здесь какая-то ошибка?
— Нет, капитан. Он вполне разумен — и даже является личностью. Я просмотрел его документы — он считается гражданином Федерации, со всеми правами, привилегиями и обязанностями.
— Что ж, начальству виднее, — кротко согласился Граймс.
Робот действительно оказался разумным. Более того, его действительно можно было считать личностью. Граймс поймал себя на том, что не может думать о мистере Адаме как о предмете. Он представлял новый тип роботов, о котором Граймс только слышал, но никогда не видел. Их изготовляли очень немного, и большинство оставалось на Земле. Во-первых, потому что они фантастически дорого стоили. Во-вторых, их создатели до такой степени боялись своих детищ, что страдали кошмарами, в которых роботы представлялись чем-то вроде новых Франкенштейнов. Разумные роботы давно перестали быть редкостью — но разумные роботы, наделенные воображением, интуицией и инициативой… Они делались в основном для проведения разведки и исследований на планетах, где человека не спас бы даже самый лучший скафандр.
Мистер Адам занимал свободное кресло в рубке. Разумеется, ему не было необходимости пристегиваться и даже занимать сидячее положение — но он уселся, приняв поразительно человеческую позу. «Как мило, — подумал Граймс. — Похоже, он понимает, что людям не слишком приятно, когда штуковина, похожая на дистрофика в латах, маячит сзади, заглядывая им через плечо».
Лицо робота — тускло поблескивающий металлический овал — ничего не выражало. Но за глазными линзами светится огонек, и Граймсу показалось, что это может быть признаком интереса.
