— Даже если бы мистер Адам носил бороду, он все равно не стал бы похож на Ленина, — заметил Дин.
Интересно, подумал Граймс. Тот машинист, который привел поезд на Финляндский вокзал, — знал ли он, что делает?
Как бы то ни было, в данной ситуации Граймс все равно исполнял роль машиниста, а мистер Адам был пассажиром. Устав ФИКС ограничивал инициативу Граймса не в меньшей степени, чем древнего машиниста — рельсы. На свою беду, Граймс обладал такими неудобными качествами, как воображение и совесть, — непозволительная роскошь для младшего офицера. Правда, те, кто уже может позволить себе такую роскошь, частенько приходят к выводу, что прекрасно могут обойтись и без нее.
Граймс почти желал, чтобы мистер Адам каким-нибудь образом подверг опасности корабль. Тогда он как капитан имел бы право принять меры, возможно, весьма радикальные. Но робот доставлял даже меньше неприятностей, чем обычный пассажир. Он не жаловался на однообразную пищу, затхлый воздух и прочие издержки корабельного быта. Единственный его недостаток заключался в том, что он слишком хорошо играл в шахматы. Но к тому времени, когда Граймс начал подыскивать способы уклониться от игры с ним, мистер Адам нашел настоящего друга и с тех пор предпочитал компанию МакКлауда любой другой.
— Тут все ясно, капитан, — сказал Бидль. — Они из одного клана.
— Что вы, черт побери, имеете в виду, Первый?
— Клан МакШины, — ответил Бидль с непроницаемо серьезным видом.
Граймс с облегчением расхохотался:
— В этом есть смысл. У машины больше общего с нашим инженером, чем у нас всех. Их беседы, должно быть, очаровательны. — Он попытался изобразить акцент МакКлауда: — А скажите-ка, мистер Адам, которым сортом смазки вы смазываете коленный сустав?
Бидль даже не улыбнулся. Он предпочитал придумывать шутки, а не смеяться над ними.
— Представляю, какой это тяжкий труд, капитан.
— Гхм. Ну, если они счастливы вместе — значит, мы свободны до самого конца полета.
— Так оно и есть — Мак всегда плакался, что ему нужен помощник.
— Посылай вора ловить вора, — процитировал Граймс. — Посылай машину… м-м…
— Работать с машиной? — предложил Бидль. Именно так, подумал Граймс.
Когда первый помощник ушел, он задумался. Эта непринужденная беседа раскрыла ему глаза на многое. МакКлауд — отличный инженер; но чем лучше человек понимает машины, тем труднее ему общаться с людьми. Машина придумана, чтобы служить человеку — но еще в двадцатом веке появилась особая порода людей, которые были готовы стать слугами машины, более того — желали этого. Они бы без колебаний сложили все человеческие ценности на алтарь Эффективности. Вместо того чтобы подгонять машины под нужды людей, люди подстраивались под требования машины. А МакКлауд? Ему было бы лучше на каком-нибудь заводе, чем в Исследовательской службе с ее офицерскими стандартами поведения и работы. Строго говоря, он даже корабль воспринимал не более как платформу, несущую его любимые двигатели.
Граймс вздохнул. Ему не нравилось то, что он намеревался сделать. Подслушивать мысли пассажиров — чужаков, по сути — это еще куда ни шло. Но лезть в мозги собственных людей…
Он достал бутылку с джином и снова вызвал Спуки Дина.
— Да, капитан? — полувопросительно сказал Дин.
— Ты сам знаешь, зачем мне понадобился, Призрак. — Конечно. Но мне это не нравится.
— Как и мне. — Граймс разлил джин по стаканам: Дину побольше, себе поменьше.
Псионик пил невероятно манерно, оттопыривая мизинец. При этом уровень прозрачной жидкости в его стакане быстро понижался.
— И вы считаете, что речь идет о безопасности корабля? — спросил он, слегка заикаясь.
— Да. — Граймс налил еще джина — не себе.
— Если мне когда-либо был нужен приказ от вас, это как раз тот случай.
— Я вам приказываю.
Дин помолчал несколько секунд, глядя как бы сквозь Граймса куда-то в пространство, и сказал:
— Они в компьютерном отсеке. Мистер Адам и Шеф. Я не могу четко прочитать мысли Адама, но в них есть ощущение — правильности? Но мозг Мака мне открыт… — На вялом невыразительном лице телепата появилась гримаса крайнего отвращения: — Я… я не понимаю…
— Что ты не понимаешь, Призрак?
— Как человек, человеческое существо может относиться к движущейся железке с такой любовью и почтением?
— Ты не слишком хороший психолог, Призрак. Давай дальше.
— Я… я смотрю на Адама глазами Мака. Он как-то… больше и вроде бы светится — такой золотой круг около головы.
— Так его видит Мак?
— Да. И голос. Голос Адама. Он не такой, каким его слышим мы. Он больше похож на гудение огромной машины… И он говорит: «Ты веришь, и ты призван служить». А Мак отвечает: «Да, Господи. Я верю и буду служить»…
— Что они делают? — забеспокоился Граймс.
— Мак открывает компьютер. Думаю, банк памяти. Он повернулся и снова смотрит на Адама, у того на груди панель отодвинулась вниз, а внутри целый склад — много рядов отверстий. Адам достает что-то из одного… Шарик из серого металла или пластика с выводами по всей поверхности. Адам говорит Маку, куда его вставить в банке памяти и как закрепить…
Стакан со звоном опустился на стол, чудом не разбившись. Граймс вылетел из кресла, бросился к столу и выхватил из ящика пистолет Минетти пятидесятого калибра.
— Звони по интеркому, — рявкнул он Дину. — Всех в компьютерную, лучше с оружием!
Он выбежал в коридор, скорее скатился, чем спустился по лестнице. Палуба, снова лестница, снова палуба… На одном из переходов он растянул запястье, но продолжал спускаться.
Дверь в компьютерную была заперта изнутри — но капитану полагается иметь ключи от всех отсеков. Левой рукой — в правой он держал пистолет — Граймс всунул изогнутый кусок металла в скважину и повернул. Дверь отъехала в сторону.
МакКлауд и Адам уставились на него — скорее, на его оружие. Граймс окинул взглядом помещение. Крышку банка памяти уже водворили на место, но кабель, подходящий к нему и идущий насквозь, явно подсоединили только что. Дополнительное питание, слишком большое для корабельного электронного библиотекаря.
МакКлауд улыбнулся — мутной экзальтированной улыбкой, которая смотрелась крайне неуместно на его грубоватом лице, — и сообщил:
— Вам и всем вам подобным конец, капитан. Попросите подвинуться динозавров, неандертальцев, дронтов и прочих тварей — пусть выделят и вам местечко.
— Мистер МакКлауд, выключите компьютер и уберите все, что вы туда вставили, — твердо (что далось не без усилий) велел Граймс.
Вместо инженера ответил Адам:
— Жаль, мне искренне жаль, мистер Граймс, но уже поздно. Как сказал мистер МакКлауд, вы, люди, скоро вымрете.
Граймс почувствовал, что сзади кто-то подошел.
— Мистер Бидль?
— Да, капитан.
— Вы и мистер Словотный — в двигательный отсек. Отключите питание этих отсеков.
— Вы можете попытаться, но я вам не позволю, — заявил мистер Адам. — Предупреждаю: капитан теперь я.
— Капитан теперь вы, — эхом откликнулся МакКлауд.
— Бунт, — подытожил Граймс.
— Бунт? — повторил Адам с железной иронией в голосе. Он сделал шаг к капитану, подняв металлическую руку.
Граймс выстрелил. С тем же успехом он мог пулять горохом из трубочки. Он стрелял еще и еще. Пули плющились о грудь робота, словно глиняные катышки. Граймс понимал, что повернуться и сбежать он уже не успеет; он ждал сокрушительного удара стального кулака, которым все и окончится.
— Нет… — сказал голос. — Нет…
Может, это он сам говорит?
Но чей-то голос еще раз произнес: — Нет!
Адам удивленно помедлил — но только секунду. Он снова стал приближаться — и тогда, словно прямо из компьютера, с треском ударил разряд, страшная ослепительная молния. За мгновение перед тем, как веки закрылись, спасая глаза, Граймс увидел, как робот стоит, вытянув руки по швам, а электрическое пламя пляшет по всему его почерневшему телу. Затем Адам с ужасающим грохотом повалился на палубу.
Когда наконец к Граймсу вернулось зрение, он снова огляделся. МакКлауд, невредимый — по крайней мере живой, — скорчился в углу в позе зародыша, прикрыв голову руками. Компьютер, если судить по струйкам дыма, поднимающимся из трещин в панелях, полностью вышел из строя. А Адам с раскинутыми руками, приваренный к палубе, словно распятие, был мертв.
«Мертв, — усмехнулся Граймс. — Да был ли он когда-нибудь живым, в полном смысле этого слова?»
Но корабль — Граймс почувствовал это — ненадолго стал живым, мыслящим и осознающим существом, когда машина, которую он мог бы когда-нибудь потом назвать Богом, заронила искру жизни в его электронный мозг. А всякий корабль, в отличие от прочих машин, обладает личностью — той самой личностью, которой его наделяет экипаж: люди, живущие и работающие, мечтающие и надеющиеся внутри его стального тела.
