Затем мы начинаем наше путешествие.
— Значит, ты живешь со своей тетей? — Голос Зевса звучит сквозь тьму, заставляя мои волоски на руках подняться наилучшим образом.
— Да. Моя мама умерла, когда мне было три, а отца не оказалось рядом. Так что тетя Элли взяла меня к себе. Она замечательная.
— Похоже на то. Сожалею насчет твоей мамы.
Я пожимаю плечами.
— Я не помню ее, поэтому не помню, как потеряла ее. Но я также не вспомню, будто она вообще была у меня, что более отстойно.
— Да… — его голос звучит задумчиво. — Но, может быть, это не так уж плохо — не чувствовать боли от ее потери, понимаешь.
— Да, я понимаю, о чем ты. В любом случае извини, что нагоняю печаль. — Поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты не нагоняешь. — Он дарит мне нежную улыбку.
— Что насчет тебя? — спрашиваю я.
— Что насчет меня?
— Родители? Братья и сестры?
Он смотрит вперед.
— Папа. Мама умерла в прошлом году.
Ах.
Его мрачная задумчивость теперь имеет гораздо больший смысл.
— Черт. Извини. — Морщусь.
— Не извиняйся. — Он пожимает плечами. — Она болела на протяжении долгого времени. Рак.
— На хер рак, верно? — Все, что я могу придумать, но, должно быть, это правильная вещь, потому что парень оглядывается. Маленькая улыбка касается его губ.
— Да, на хер рак, — соглашается.
— Что с братьями и сестрами?
— Два брата. Одна сестра.
— Ух ты. Должно быть круто.
— Это не то слово, которое использовал бы я. — Усмехается.
— Я бы хотела иметь родных братьев и сестер.
— Можешь взять моих, если хочешь.
Я смеюсь.
— Если бы. Расскажи мне о них.
— Арес на два года младше меня.
— Как я.
— Да. Как ты, — повторяет он. — И близнецы Аполлон и Артемида. Им по двенадцать.
— Вы все названы в честь греческих богов, — говорю, а потом съеживаюсь. — И сегодня я явно в ударе со своими вопиющими наблюдениями.
Он смеется, и понимаю, что мне действительно нравится этот звук. Очень нравится. И я хочу продолжать слышать его, даже если за свой счет.
— Итак, есть причины для выбора таких имен? — спрашиваю. — Я знаю, что некоторые родители называют своих детей Ривер и Грас, потому что они хиппи.
— Мои родители познакомились на лекции по греческой мифологии, когда учились в колледже. Отстойная пикап-фраза моего отца заключалась в том, что если бы он и моя мама создали ребенка вместе, то должны были назвать его Зевсом. Потому что с маминой красотой и мозгами, размерами моего отца, он был бы богоподобным. Очевидно, она купилась на это, поскольку вот он я. — Расправляет руки.
— И ты?
— Что? — Разворачивается ко мне лицом.
— Богоподобный? — Потому что с того места, где я сижу, ты чертовски похож на одного из них.
Глаза Зевса долго удерживают мои.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. — Мягко говорит он. — Я истекаю кровью, как и все остальные, Голубка.
Колесо останавливается, оставляя нас неподвижными наверху.
— Поездка, должно быть, закончилась, — размышляет Зевс, посматривая через край. — Они выпускают людей.
Я чувствую всплеск печали от того, что это почти конец. Я могла бы остаться здесь с ним навсегда.
Что-то мокрое падает на мой нос. Затем на лоб.
— Это что, дождь? — произношу я в тот момент, когда небеса разверзлись. Я имею в виду, они очень широко распахнулись. Льет как из ведра.
— Можно и так сказать. — Смеется Зевс.
— Иисус! Я промокла до нитки!
Верхний навес кабинки совершенно не защищает нас. Я слышу сквозь играющую музыку, что звучат огорченные голоса людей, находящихся на колесе.
— Ну, давайте же. Двигайтесь, мистер Колесо Обозрения, — скандирую, желая, чтобы колесо поторопилось с поездкой, и я смогла сойти с него и укрыться под чем-нибудь.
Зевс снимает куртку.
— Вот, прикрой ею голову, — предлагает он.
— Ты промокнешь.
— Я в порядке. Всего лишь немного дождя.
— Поделиться?
— Хорошо.
Он держит куртку над нашими головами, и я должна придвинуться немного ближе, чтобы мы оба поместились под укрытием.
Смотрю вверх: его лицо так близко к моему. Я даже способна разглядеть капли воды на нем. Почувствовать тепло его дыхания на моей щеке.
Каким-то образом улавливаю песню, которая в настоящее время звучит из колонок внизу на площадке.
— Не кажется ли тебе немного ироничным то, что пока идет дождь, внизу играет «Umbrella», словно вот-вот начнется Всемирный потоп?
Он сжимает свои губы самым восхитительным образом.
— Либо это, либо судьба.
— Судьба?
— Угу.
— Как так?
Он смотрит на мои губы, и это заставляет сердце биться быстрее. Пульс учащается, вынуждая адреналин бежать по венам быстрее.
Взгляд Зевса возвращается к моему.
— Понятия не имею.
Он улыбается, в глазах пляшут смешинки, и я смеюсь.
Боже, он великолепен. И не в силах перестать глядеть на него.
Мое дыхание становится поверхностным. Замечаю, что и его тоже.
Делаю вдох — мои легкие наполняются им. Этот пьянящий, пряный запах, смешанный с прохладным ароматом дождя, совершают безумные вещи со мной. Гормоны внутри меня взрываются, как ракеты.
Вода стекает по его щеке, зацепившись за верхнюю губу.
И очень хочется поймать эти капли дождя своими губами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я так и поступаю.
Не знаю, что на меня нашло, но, не задумываясь, наклоняюсь и прижимаю губы к его губам.
