Я остановилась напротив картины, где была изображена бледная черноволосая девушка в белом платье. На груди у нее была кровавая прореха, а ее взгляд, полный растерянности и страха, был устремлен на ладонь, в которой она держала половину сердца. А позади нее, в тумане, едва различался силуэт уходящего мужчины. И звали девушку, чье сердце было поделено, «Расставание».
– Нравится? – спросил кто-то.
Я обернулась.
Позади стоял молодой парень лет двадцати, в белой майке, открывающей рельефные руки, в голубом джинсовом комбинезоне, с подкатанными низами и в черных кожаных сандалиях. Но все это не имело никакого значения, его образ приковывал внимание кое-чем поинтереснее! У него было красивое лицо с правильными чертами, пухлые губы, глубокие прозрачно-голубые глаза, ямочки на щеках… и розовые волосы. Его естественный цвет, видимо, светлый, судя по бровям, потому нежно-розовая краска легла так ровно и естественно у корней, точно это был его натуральный цвет.
Я сама не знала, нравится мне или нет, но что-то было в этой картине до дрожи близкое мне и знакомое. Я уже однажды пережила расставание, я была той самой девушкой с картины. И сейчас я испытывала смущение, как если бы, глядя на эту картину, кто-то мог увидеть в девушке меня. В то же время я испытывала мучительное удовольствие от того, что художник столь талантливо сумел передать этот миг, когда осознаешь расставание.
– Нравится, – промолвила я и внезапно решила: – Я ее даже, пожалуй, куплю!
– А она не продается, – улыбнулся парень.
– Правда? – изумилась я. – А как же надпись при входе, что после выставки посетители смогут купить себе любую понравившуюся картину?
– Да, посетители могут. Но эта картина не продается. Тебе ее не продадут.
Я вскинула брови.
– И почему же?
– Потому что она будет напоминать тебе о прошлом. Я наблюдал за тобой. Глядя на нее, ты загрустила.
– Пожалуй, – согласилась я, – какая наблюдательность.
– Таким девушкам, как ты, не стоит грустить о тех, кто уходит в туман.
– Хорошая попытка, у тебя такой тонкий метод съема, – усмехнулась я, – так значит, ты и есть художник?
Он протянул мне руку, но мою не пожал, а коснулся губами.
– Никита.
– Лия.
– Я бы хотел тебя нарисовать.
– У меня есть парень. И вряд ли ему это понравится.
Никита пожал плечами.
– А у меня есть девушка. Могу рисовать тебя в присутствии наших пассий. Согласна?
Я улыбнулась. Он был забавным. И ответа моего ждать не стал, положил руку мне на пояс и предложил:
– Давай я покажу тебе другие картины?
Он водил меня по всей выставке, рассказывал о своих работах, когда и где он их писал, что его вдохновляло.
Ему было двадцать, после девятого ушел из школы и уехал с матерью во Францию, где в дальнейшем и получил диплом художника. Полгода назад вернулся в Питер и поселился в квартире бабушки, которая переехала к дочери во Францию, поближе к младшим внукам. Как раз в парадной дома его бабушки и была организована выставка.
Картину «Расставание» мне так и не продали. Я даже хотела разыграть обиду, но Никита шепнул мне: «Она тебе не нужна!» – и пригласил к себе, где, по его словам, была еще сотня картин.
Никита обладал непосредственностью и очарованием ребенка, сексуальностью мачо и незаурядным умом. С ним было легко и приятно общаться. Зайти к нему я отказалась. Тогда он предложил меня подвезти. Он водил белый «Купер»-кабриолет.
Когда мы выехали на набережную, Никита вставил в магнитолу флешку, заиграла мелодия «Романтическое столкновение».
– Франсис Гойя? Любишь инструментальную музыку? – спросила я.
Парень взглянул на меня, и его полные губы тронула мягкая улыбка.
– Слова песен все опошляют. Я предпочитаю разговоры с музыкой по душам.
– Ты занимаешься чем-то помимо картин?
Он кивнул.
– Я арт-директор в крупной компании. Ну а ты мне о себе совершенно ничего не рассказала. Откуда же ты, такая красивая?
– Ты уже знаешь мой адрес, – рассмеялась я.
– Где ты учишься?
– В школе.
– Серьезно? – удивился он. И сразу как-то погрустнел.
– В одиннадцатом.
Я не любила оправдываться перед парнями, что мне меньше лет, чем им бы хотелось. Поэтому я умолкла и отвернулась.
Никита покосился на меня и заверил:
– Это не имеет значения. Я всего лишь хочу тебя нарисовать!
– Может быть, – сказала я.
Мы подъехали к моему дому. Никита вытащил смартфон и попросил:
– Дай мне свой номер!
Я продиктовала, он тут же позвонил мне и радостно объявил:
– Теперь мой есть у тебя. Увидимся?
Я кивнула, хотела вылезти из машины, но Никита меня опередил, выскочил и открыл передо мной дверь.
Когда подходила к парадной, я не сразу заметила, что в тени кто-то стоит. А когда увидела, мое сердце резко подскочило. Это был Денис. Он молча смотрел на отъезжающий кабриолет.
– Денис, – выдохнула я и шагнула к нему, но он отступил.
– Хорошо провела время?
– Да. Я познакомилась с хозяином выставки Елагиным, он подвез меня до дома.
Денис хмыкнул.
Ну почему, когда он рядом, я оправдываюсь, точно в чем-то виновата? Вот и Денис так подумал.
Он обогнул меня так, чтобы ненароком не коснуться, точно ему противно, и пошел прочь, бросив:
– Мне пора.
– Денис!
Он даже не обернулся. Тогда я не выдержала и крикнула:
– Ну а ты! Хорошо провел время с подругой?
Денис остановился, я добежала до него и, заглянув в глаза, прошептала:
– Я зашла к тебе перед выставкой, хотела остаться с тобой дома. Но, кажется, тебя не интересовала ни выставка со мной, ни что-то еще… со мной.
Он молчал, и я прибавила:
– Что между нами происходит?
– А что-то происходит? – В его голосе сквозило столько холода, словно в прошлом году не произошло примирения и вообще ничего не было.
И внезапно мне закрались мысли: а что, если Стефа давно показала ему дневник и он все знает, просто не сказал мне?
– Денис, ты хочешь быть со мной? – спросила я.
– А ты?
– Разве тебе это не очевидно?
– Лия, иногда даже самые очевидные чувства могут быть ошибкой.
– Мои чувства не ошибка!
– А я в этом не уверен!
– И что мне делать?
Он опустил глаза.
– Я, может, никогда и не выздоровею. И не смогу так ловко открывать перед тобой двери в машине. Да и машины у меня не будет…
– Так все дело в этом? – недоверчиво воскликнула я. И с облегчением обняла его, прижавшись к нему крепко-крепко. – Я думала, ты больше не любишь меня!
– Я не могу не любить тебя, – тихо сказал он, зарываясь в мои волосы и гладя по голове.
Я осторожно поцеловала его в губы.
– Это самое главное. А со всем остальным мы справимся.
Мы стояли обнявшись под фонарем, и мне казалось, что теперь уж нас ничто на свете не разлучит.
* * *
– Ну как у тебя с Денисом продвигается? – спросила Кира, когда мы шли от гардероба до кабинета, где проходил первый урок. На ней была рваная кислотная футболка, джинсовые черные капри и лакированные босоножки в тон футболке с длинной шнуровкой. На плече небольшая сумочка на серебряной цепочке.
– Продвигается, – не желая вдаваться в подробности, сказала я.
Кира бросила на меня недоверчивый взгляд. И тогда я не удержалась:
– Вчера он прокатил Лию с выставкой и пришел ко мне смотреть кино.
Уважение, с которым посмотрела на меня Кира, дорогого стоило.
Мы и в самом деле провели отличный вечер, но когда он думал, что я не вижу, он смотрел на телефон. То ли следил за временем, то ли проверял, не пришло ли ему СМС от Лии. Если он так хотел ее увидеть, почему не пригласил к себе? Уж я точно знала: никакая выставка не заставила бы Лию отказаться от вечера с Денисом. Я его не понимала, но в любом случае его решение провести время со мной, а не со своей девушкой мне льстило.
Да и дело не только в этом. Рядом с ним я чувствовала себя счастливой. Вот стоило его увидеть, и внутри все приходило в движение и кружилось-кружилось, а еще было просто невозможно утаить улыбку.
– Приятные воспоминания? – заметила Кира.
Я поняла, что иду и бестолково улыбаюсь. В расписании первым стоял русский язык. Учитель – разведенный мужчина сорока лет Павел Дмитриевич, он же вел курс по писательскому мастерству, который так любила Лия.
Мы прошли в класс, учитель куда-то вышел, но на стуле стоял его черный портфель, куда Кира очень ловко и незаметно подкинула письмо, которое я полночи сочиняла. Утром, когда показала его Кире, она долго ухахатывалась, а потом объявила: «Годнота!» Кира купила духи Лии «La Vie Est Belle», что в переводе «Жизнь прекрасна», и не жалея опрыскала конверт и само письмо, дабы доказать, что жизнь может быть не так уж и прекрасна. Повторить почерк госпожи Оболенской, думаю, никому было бы не под силу, поэтому я набрала письмо на компьютере и распечатала его.
Урок прошел спокойно. Павел Дмитриевич пока не обнаружил письмо, но у нас еще четвертым уроком у него же стояла литература. Так что веселье впереди!