— Надо ж! И кто же разносит такие слухи?
— Ну, этого я сказать не могу. Хотя ладно, скажу: доктор Куно.
— Не может быть!
— Может, может быть! После того, как доктор Араи поселился у нас, Куно-сан будто переродился.
В любой деревне главный человек — врач. Ни старосту, ни директора школы так не уважают крестьяне, как доктора. Разумеется, не все, но очень многие деревенские медики стали вести себя заносчиво, отказывались по ночам ходить на вызовы, разве только к богатеям, и все привыкли принимать это как должное. Послевоенная Япония — в том числе и деревенская — разительно отличается от довоенной. Во время войны множество врачей покинуло города и поселилось в сельской местности. Они не жалели усилий, чтобы привлечь к себе как можно больше пациентов, и тут им на руку играл их городской опыт, культурные манеры и прочее. Как и всем нормальным людям, им льстило почтительное уважение, и они всячески старались заработать его, что вообще-то не так уж и легко в деревне, учитывая консервативную крестьянскую натуру. Но уж если доктор добился своего, то нет ничего удивительного, что крестьяне относятся к нему с гораздо большим почтением, чем, например, к учителю.
Как и по всей Японии, в Деревне восьми могил врачи-переселенцы заметно потеснили местных врачей, и, как я слышал, борьба за пациентов вызывала нешуточные конфликты между ними.
— Да что говорить, доктор Куно зазнался — больше некуда. В городе к больному ночью не пойдешь, так никто и не узнает, но в деревне — дудки! Раньше в благодарность с врачом рисом делились, рис-то все выращивают, а сейчас больше не хотят. И сами понимаете, для врача потерять пациентов — потерять все. Потому супруга Куно-сан, например, сама работает в поле, рис, картошку выращивает, как простая крестьянка.
Видимо, этот человек почему-то недолюбливал доктора Куно.
— Ну так вот, отношения между Куно и Араи давно уже плохие. И потому я думаю, что отраву старику подсунул именно доктор Куно.
Мияко явно разволновалась и, судорожно сглотнув, возразила:
— Куно-сэнсэй ненавидит Араи-сэнсэя,[13] но при чем тут ни в чем не повинный господин Усимацу? На нем-то зачем отыгрываться?
— Нет, тут вы не правы. Я говорю так потому, что не хочу, чтобы обвиняли в чем-то Араи-сэнсэя. Тем более что как раз дед Мгава всей деревне рассказывал, какой Араи прекрасный врач, какие замечательные лекарства он рекомендует. И не случайно доктор Араи не переносит доктора Куно. И вот еще, — ни у кого в деревне, кроме врача, не может быть пилюль с ядом.
— Ну ладно, довольно! И вообще, я думаю, не стоит делиться с каждым встречным своими предположениями. Кроме того, перед вами родственник доктора Куно.
Китидзо впервые повернулся ко мне. В его глазах я прочел удивление.
— Это сын Цуруко-сан?
— Да, я родной внук господина Усимацу. Вот, впервые еду к вам в деревню. Рад познакомиться.
Китидзо моментально замолчал и, казалось, замкнулся в себе. Время от времени он украдкой поглядывал на меня, а потом наклонился к Мияко:
— Это вы решили взять его с собой? И напрасно! В деревне считают, что даже если его и зовут сюда, приезжать ему не следовало бы!
Меня пронизал холодок. Подобное заявление менее всего напоминало гостеприимное приветствие. Кажется, Китидзо хотел еще что-то добавить, но почувствовал, что Мияко его слова не понравились. Мы все молчали, он, скрестив на груди руки и сжав губы, по-прежнему украдкой бросал на меня взволнованные взгляды. У меня было ощущение, будто на меня взвалили тяжелый камень.
Вот так вот мы и приблизились к Деревне восьми могил. Едва автобус остановился, Китидзо выскочил из него и стал быстро удаляться. Мы с Мияко переглянулись: ясно было, что Китидзо спешит сообщить жителям деревни о моем приезде. Мияко вздохнула и сказала:
— Правильно говорил Сува-сан. Все происходит именно так, как он предполагал. Что ж, и в самом деле требуется мужество, чтобы все это пережить. Тэрада-сан, как вы? Все в порядке?
Наверное, я сильно побледнел, но в душе был готов ко всему.
Чтобы добраться от автобусной остановки до деревни, надо преодолеть горный перевал. Здесь не так уж высоко, но дорога узкая и плохая, из всех видов транспорта по ней проходит только велосипед. Мы миновали перевал, и нашим глазам открылась деревня. А дальше… Я до сих пор помню, что волосы у меня встали дыбом, когда я глянул вниз.
Деревня восьми могил находится словно на дне воронки. Ее окружают поднимающиеся террасами горы, причем террасы эти возделываются, а некоторые из них представляют собой крошечные, как лоскутки, залитые водой рисовые поля. Меня удивило, что все поля окружены оградами. Позднее мне объяснили, что, поскольку в деревне держат скотину, которая свободно бродит, где ей заблагорассудится, поля приходится ограждать, особенно рисовые.
Я упоминал уже, что в деревню мы попали двадцать пятого июня, в период дождей, в сумерки. С неба не капало, но низкие облака и тучи отбрасывали зловещую тень на грубые крестьянские постройки. Меня, помнится, все время пробирала дрожь от неприятных предчувствий.
— Видите у подножия той горы большую усадьбу? Это ваш родной дом. А вон повыше огромная криптомерия. Там восемь могил Богов Света. Раньше криптомерии было две, и их называли близнецами, но в конце марта во время ужасной грозы молния попала в одно дерево, и оно раскололось надвое. Жители деревни сочли это дурным знаком и прямо-таки дрожали от страха некоторое время.
Я содрогнулся. Молча спустившись вниз, мы обнаружили у подножия гор множество людей. Казалось, что они сбежались сюда со всех окрестных полей. В толпе был и Китидзо. Все что-то громко выкрикивали. Нас, по-видимому, заметили, потому что все разом с криком повернулись в нашу сторону. Тут от толпы отделилась странная женщина лет пятидесяти и обратила к нам горящие ненавистью глаза.
— Возвращайся домой! Не появляйся тут! Убирайся!! — каким-то металлическим голосом завопила она.
Мияко, поняв, как мне тяжко, схватила меня за локоть:
— Успокойтесь, пошли. Это «монахиня с крепким чаем». Она полоумная, но вреда вам не причинит.
«До чего же она уродлива», — пронеслось у меня в голове.
Ее разинутый в крике рот открывал кривые желтые зубы. По мере нашего приближения женщина все больше стервенела, топала ногами и орала, с ненавистью глядя на нас:
— Возвращайся к себе! Ты не нужен нам! Боги Света в восьми могилах гневаются! Эй, ты! Говорят же тебе: вон отсюдова! Твоего отца не стало. А как и почему, известно тебе?! Сейчас выйдут из могил все восемь Богов! Вон отсюда! Вон!! Вон!!!
Под эти крики мы прошли всю деревню, пересекли долину и добрались до ворот усадьбы дома Тадзими. Вокруг кричали охваченные безумием люди.
Так «приветствовали» меня в Деревне восьми могил…
Две старушки
— Тэрада-сан, не обращайте ни на кого внимания. Деревенский люд только языком много болтает, а как доходит до дела — сразу на попятный, но если вы будете робеть, они сразу почувствуют свою силу. Так что держитесь!
Как все-таки хорошо, что Мияко была рядом, без нее мне пришлось бы совсем туго!
Весь взмокший от напряжения, я собрался с духом и вошел во двор дома Тадзими.
— А все же кто это — «монахиня с крепким чаем»? Почему она так ополчилась на меня?
— Во-первых, она — одна из жертв тех событий: ее мужа и детей забили насмерть. После этого несчастья она постриглась в монахини, поселилась отшельницей в местечке «Койча».[14] Помните, я показывала криптомерию, которая, когда в нее попала молния, раскололась надвое? Так вот, она видела все своими глазами, после этого у нее окончательно расстроилась психика.
— Значит, «Крепкий чай» — это название места?
— Да, именно. Там находится монастырь, где посетителей издавна угощали хорошим крепким чаем. Отсюда и прозвище. Настоящее имя монахини Мёрэн, но все зовут ее «монахиней с крепким чаем». Бедняжка не в себе, не стоит обращать на нее внимания.
Однако в бессвязных речах этой монашенки и неприятно поразившем меня письме-предупреждении явно ощущалось что-то общее. Что? И почему? Письмо составлено достаточно логично, откуда в нем интонации полусумасшедшей бабы? Создается впечатление, что автор письма находился под ее влиянием. Я дал себе слово эту связь выявить.
Дом, в котором я родился, оказался намного больше, чем я предполагал. Массивное, как скала, тяжелое и надежное строение, окруженное глинобитным забором, во дворе устремленная к небу криптомерия с пышной кроной. Когда мы, через калитку войдя во двор, направлялись к крыльцу, из боковой двери выскочила женщина, по всей вероятности, горничная:
— Неужели это вы, Западная барышня?[15] Добро пожаловать! Что за шум там на улице?
— Да пустяки, не обращайте внимания, Осима-сан. Лучше передайте хозяйкам, что я привела господина Тацуя.
