Все ревниво подсчитывают, кто где больше воевал, кто какие города брал, кто больше завалил «чечей».
И наблюдая за этой перепалкой, вдруг ловишь себя на мысли, что все это очень напоминает сюжет Дюма — о бесконечной вражде гвардейцев кардинала и мушкетеров короля. Суть в ином.
Приходит приказ, и вся ревность — побоку. Пехота штурмует дудаевские укрепрайоны, окружает поселки. На «зачистку» внутрь этих змеюшников идут внутренние войска и части МВД. Где-то в горах шуршат «чечей» «спецы».
У каждого свое дело на этой войне.
Славой потом сочтемся…
А вообще — все очень устали. Устали люди, устала техника, устало оружие. Отряд спецназа, принявший меня к себе, уже полтора года не вылезает с этой войны. Когда-то новенькие, с нуля, бэтээры теперь напоминают больных стариков, особенно в те моменты, когда машины, сопя и кашляя, как астматики, на пределе изношенных своих движков еле карабкаются в горы. Рябые, с выгоревшей от бесконечной стрельбы краской стволы пулеметов. Штопаные-перештопаные камуфляжи, измочаленные, драные палатки. Полтора года войны! Три последних месяца в горах безвылазно. Сотни километров дорог. Десятки кишлаков. Потери. Бои.
Люди на пределе измотанности, усталости. И все же это отряд! И все же это русские со своим странным русским менталитетом, когда никто не жалуется, не клянет судьбу, а вернувшись с гор ночью и получив новую задачу, наутро безропотно начинает готовиться к рейду. Заправляет, торопливо чистит свои измотанные, выходившие весь мыслимый ресурс бэтээры. Набивает патронами ленты и магазины, заряжает аккумуляторы радиостанций, латает ползущие от ветхости ветровки и штаны. И лишь под утро забывается на пару часов во сне. Черном, глубоком, без сновидений.
А потом, проглотив наскоро каши с рыбными консервами — тушенка давно закончилась, как закончились хлеб и масло, — рассаживается по броне и — вперед! «Мы выходим на рассвете…».
Чем дольше воюешь здесь, тем отчетливее понимаешь — война была неизбежна. Даже если бы 11 декабря 1994 года мы не вышли сюда, через полгода-год Дудаев бросил бы вызов России. Теперь он мертв, этот наполеончик Кавказа. О русские штыки сломалась, разбилась его мечта о всекавказской мусульманской республике, где под Чечней бы оказались Ингушетия и Дагестан, Абхазия и Осетия. Он не жалел на это денег и оружия. Русские вот только помешали…
Чеченцы дерутся здесь не за Родину. Где их родина? Всю древнюю Ичкерию можно советской копейкой закрыть на карте. Все остальное пожаловано было когда Кировым, когда Хрущевым. Захвачено, обобрано и переварено. Но и этого не хватило. Чеченские кланы глубоко впились в Россию. Живущие по средневековым законам, беспощадные, ненавидящие всех, сплоченные, они хорошо знали, чего хотят, покоряя, подчиняя себе область за областью. Якутские алмазные копи и московские банки, каспийскую рыбу и волжские автозаводы — все улавливали чеченские финансовые сети.
Нет, не Россия объявила войну Чечне. С Россией велась война. Подлая, беспощадная, лукавая. «Нам нужны ваши руки, чтобы работать на нас!» — вот их лозунг. И потому мира не будет, не ждите. И выбора у нас нет. Нам некуда уходить. Война идет на нашей земле, за нашу землю.
Лишь русская боевая сталь способна усмирить их. Вогнать в землю тех, кто завтра готовится уехать «на дело» в Москву и Питер. Кто убивает, грабит, насилует.
Я видел русского раба, четыре года отбатрачившего в Дарго. Его глаза невозможно забыть.
Я видел русскую старуху — ей сорок два года.
В Грозном убили ее мужа и сына, о судьбе тринадцатилетней дочери она не знает ничего…
Я видел здесь такое, что, наверное, глаза мои давно должны были почернеть от ужаса и ненависти. Как, впрочем, у любого солдата на этой войне…
Нет, мира не будет. Его нам никто не даст. И это вызов, который необходимо принять.
Мир мы можем только отвоевать…
Выходные в Бамуте
— Бамут никогда не возьмут! Дышь тыбля (честное слово)! — С издевкой провожал меня в командировку один московский чеченец. — Русской ноги никогда не было в этом селе. Только ваши пленные и рабы. Мы никогда его вам не сдадим.
Сам Хасан защищать родную Ичкерию не спешил, имея неплохой доход с украинок, которыми торговал где-то в центре Москвы…
Бамут взяли за четыре дня. Командовал штурмом Шаман — генерал Шаманов, который за считанные месяцы к полному изумлению не привыкшей к такому темпу московской публики, к ужасу и панике дудаевцев разгромил и разорил считавшиеся доселе неприступными Даргинский, Веденский укрепрайоны и теперь вот Бамутский.
Брали Бамут красиво. «Чехи» за год зарылись здесь в землю, как говорится, по самые брови. Настроили дотов, дзотов, нарыли траншей, ловушек и блиндажей. Командовал обороной один из любимцев Дудаева, правая рука Масхадова Ахмед Закаев. Под ружьем у него было около тысячи боевиков из отборных дудаевских частей. Полк спецназа «Борз» (Волк), личная гвардия Дудаева, отряды наемников с Украины, Афгана, Саудовской Аравии и Турции. Артиллеристы, инженеры и корректировщики-дезертиры, перевербованные пленные из России, безнадежные предатели — и потому озверевшие, отчаянные. Под сотню гранатометов, птурсов, танки, орудия, системы залпового огня. Плюс выгодный рельеф — село почти на три километра утягивается в ущелье, извиваясь среди лесистых вершин, господствующих над равниной, где стояли русские части. Плюс подземелья бывшей ракетной базы, способные выдержать ядерные удары. Плюс поддерживающая с тыла Ингушетия. В общем, все для того, чтобы сделать Бамут неприступной твердыней…
«Бамут никогда не возьмут!» — эту скороговорку, как заклинание, твердили на грозненских базарах, писали на стенах, скандировали из толпы.
Бамут — твердыня! Бамут — символ! Бамут — надежда! Трижды русские подходили к Бамуту и трижды откатывались, оставляя после очередного многодневного штурма «в лоб» горящую технику, убитых и раненых…
Но Шаман решил иначе. «Чехи» привыкли, что русские на этой войне наступают шаблонно, вдоль дорог, по открытым местам, на технике, подставляясь под чеченские гранатометы, залетая в засады, умываясь кровью. И оборона «чеховская» строилась с этим учетом — фронтом к долине, к дорогам, к полю. Но русские в этот раз действовали иначе.
Войска развернулись перед фронтом обороны, отвлекая и обманывая «привычной тупостью» чеченцев, не подставляясь, впрочем, под их огонь. А через горы, по лесам в обход Бамута, пошли ударные штурмовые группы мотострелковых бригад, усиленные разведротами и ротами спецназа.
Привыкшие считать леса своей вотчиной, жившие здесь как дома дудаевцы не позаботились о том, чтобы хоть мало-мальски укрепить Бамут со стороны гор. Не ждали, не верили. Не было такого. И это был шок, когда на тропах, на дорогах снабжения, в местах «лежек» и «схоронов» они вдруг наткнулись на беспощадных жестких русских, которые буквально выкашивали ничего не понимающих, расслабившихся, утративших бдительность бойцов Аллаха. Сотни их умерли в этих лесах, так и не успев осознать, что же произошло.
И началась паника. Немногие уцелевшие в засадах, в огненных мешках «духи» затравленно бросались обратно в Бамут, принося вести о наводнивших леса русских спецназах, о идущих через лес «полчищах «орусов». И фронт рухнул. Каждый думал только о себе, о своей шкуре. В панике бросая технику, амуницию, «борзы», «нохчи», «вайнахи», разбегались по лесам, стараясь просочиться сквозь русские заслоны и засады. Это был полный разгром.
На четвертые сутки разведчики 166-й бригады водрузили знамя над Бамутом.
К полному позору дудаевцев, сам Бамут был взят практически без боя. Ужас и паника парализовали их волю к сопротивлению.
В субботу 25 мая все было кончено. Бамут пал.
ПОСЛЕДНИЙ ПАШКИН БОЙГорный лес в Чечне бойцы прозвали кавказскими джунглями. Деревья, увитые плющом, густой орешник, трава — по пояс. Крутые, скользкие от опавшей прошлогодней листвы склоны. Духота, шум ветра, шелест листвы, какофония птичьих криков. Видимость десять-двадцать метров. Точно, джунгли!
Разведрота 166-й бригады пробиралась сквозь лес, обходя с севера Бамут. Точнее — уже обойдя. Он остался где-то справа и позади. Рота спускалась к долине реки, вдоль которой шла одна из основных «духовских» дорог, по которой обычно осуществлялись перегруппировки войск дудаевцев.
Передовой дозор углубился в густой орешник на седловине между двух вершин в предгорье Бамута. И здесь, как это часто случается на войне, прямо из пустого кустарника навстречу разведчикам выкатила густая толпа «духов».
В такие мгновения все решают секунды — кто раньше успеет среагировать, вскинуть автомат, упасть на землю.
«Духи» явно не ожидали увидеть здесь русских…
Встречный бой в лесу — жесток и страшен. Встречный бой в лесу — это драка в упор. Это жгучие брызги мозгов на лице из разваленной очередью в упор черепной коробки «духа». Это хриплое дыхание врага, его чесночная вонь. Топот, мат, крики. Вой пуль. Это чьи-то гранаты, прыгающие по склону у ног. И нет времени оглядеться, нет окопа, чтобы спрятаться, нет никакой тактики действий, нет тыла. Только заросли перед тобой, только чьи-то силуэты, мелькающие в них, «кипящая» от пуль листва. Грохот очередей.
