— Сэр, главный инспектор приказал…
— К черту главного инспектора! Если вы не уберетесь с дороги, я переломаю вам все кости, Бог свидетель, я это сделаю.
Марджери Френч улыбнулась и тихо произнесла:
— А вот и Патрик.
Коридор почти полностью заполнял человек в пиджаке из плотного твида с массивными руками. Сержант был прижат к двери с надписью «Художественный отдел. Входить строго-настрого запрещено, какой бы у вас ни был повод» так, будто его распяли. Объявление, по всей видимости, было написано не для огромного человека в твидовом костюме, который как бык бросался на дверь, извергая угрозы. К счастью для сержанта, появление Генри на некоторое время отвлекло буяна. Он обернулся, чтобы отразить новую атаку с фланга, и рявкнул:
— А вы кто такой, черт бы вас побрал?
— Главный инспектор Тиббет, — представился Генри. — А вы, полагаю, Патрик Уолш.
— Правильно полагаете. А теперь не будете ли вы так добры сказать своему кретину, чтобы он убрался с дороги и дал мне войти в кабинет?
— Нет, — ответил Генри. Повисла напряженная пауза, воздух между ними будто наэлектризовался. — Здесь произошло убийство. Вы не согласитесь пройти в кабинет мисс Френч и поговорить как разумные люди?
— Убийство? — Весь гнев Патрика испарился, и он застыл, свесив огромные руки по швам. — Почему мне об этом не сказали? Кто?
— Хелен Пэнкгерст, — сообщил ему Генри, — была отравлена прошлой ночью. Она умерла после того, как вы все ушли.
Внезапно Патрик разрыдался самым постыдным образом. Он оперся на стену и плакал с подлинно кельтским отчаянием.
— Хелен, моя милая. Хелен, моя красавица. Это неправда… Хелен…
— Патрик! — Голос Марджери Френч прозвучал резко и холодно, как удар бритвы. Патрик тут же замолчал. — Возьми себя в руки, Патрик, дорогой, и пойдем ко мне в кабинет, — мягко продолжила она.
Покорно, как ягненок, Патрик последовал за ней. Сержант вытер пот со лба.
— Не смог остановить его, сэр, — печально признался он. — Он с ревом поднялся по лестнице, как какой-то бульдозер. Два констебля повисли на нем, но он сбросил их, как надоедливых мух. Извините, сэр.
— Все в порядке, — отозвался Генри. — Я с ним разберусь.
— С удовольствием на это посмотрел бы, — пробурчал сержант и добавил: — А я ведь вас предупреждал.
Марджери Френч вышла из кабинета и сообщила Генри:
— Если понадоблюсь вам, инспектор, то я этажом выше, в кабинете мистера Горинга. — С этими словами она скрылась на лестнице, оставив после себя шлейф дорогих духов. Генри зашел в кабинет и закрыл дверь.
Патрик Уолш сумел взять себя в руки. Его лицо выглядело еще более красным, чем обычно, но он немного успокоился. Сейчас он стоял спиной к двери, у окна, и смотрел на мокрую дорогу внизу. Он не оглянулся, не пошевелился, когда Генри вошел.
Генри кашлянул.
— Мистер Уолш? — произнес он официальным тоном. — Боюсь, я вынужден просить вас дать показания.
Патрик медленно отвернулся от окна и подошел к столу. Он тяжело упал в кресло, провел огромной ладонью по лицу и произнес:
— Извините.
— Вас можно понять. Должно быть, это было потрясением для вас.
— Потрясение, да.
— Вы можете рассказать мне, что произошло тут вчера вечером?
— Вчера вечером? — Патрик, кажется, начал оживать. — Вчера вечером тут была неплохая драка.
— Драка?
— Тереза хотела использовать шифон от Монье и обрезать снимок Майкла так, чтобы осталась одна шляпа, и Марджери…
— Вы сказали, что здесь была драка…
— Это одна из. А потом этот разворот Бальмен. Марджери решила, что мы должны показать как минимум три платья, но я не собирался позволить…
Генри вздохнул:
— Вы называете драками обсуждения того, какие снимки использовать?
— Разумеется. — Патрик выглядел удивленным. — А из-за чего тут еще драться?
— Когда вы видели мисс Пэнкгерст в последний раз?
— Я ее не видел за весь вечер ни разу. В последний раз я видел ее в обеденный перерыв, я водил ее поесть, ей это было нужно, бедной девочке.
— Почему вы так говорите?
— Почему я так говорю? — Патрик опять приходил в воинственное настроение. — Я говорю как хочу, и не позволю ни одной скотине говорить гадости о Хелен теперь, когда бедная девочка умерла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А кто говорил о ней гадости?
Патрик набычился и с подозрением посмотрел на Генри.
— Никто, — ответил он, — ни единая душа.
— Вам самому нравилась Хелен?
— Я обожал ее, — коротко ответил Патрик.
— Вы знаете кого-то, кому бы она не нравилась?
Повисла пауза. В конце концов Патрик отрезал:
— Нет.
— Вы уверены, мистер Уолш?
— Уверен? Разумеется, я уверен! Уверен, черт бы меня побрал! Все ее любили!
— Включая Майкла Хили и Терезу Мэннерс? — мягко поинтересовался Генри.
Патрик вскочил на ноги.
— Что там они болтают? — закричал он. — Какой грязный ублюдок вбил вам это в голову? Я знаю. Я представляю. Это неправда, ясно вам? В этой грязной болтовне нет ни слова правды. Убей меня Бог, если это не так!
— Не представляю, о чем вы говорите, — не вполне искренне отозвался Генри. — Я просто спросил вас, хорошо ли Майкл Хили и Тереза Мэннерс относились к Хелен, и все.
— Это не все, и вы прекрасно знаете! — завопил Патрик. — Я вам больше ни слова не скажу, и вы меня не заставите!
— Хорошо, — кивнул Генри, — тогда давайте поговорим о чем-нибудь другом. К примеру, о цианиде. Я полагаю, вы знаете, где он хранится.
— Я знаю, где стоит шкафчик с химикатами.
— Покажете мне?
— С удовольствием.
Патрик провел Генри из кабинета Марджери в свой через соединявшую оба помещения дверь. Его художественный отдел представлял собой большую светлую комнату, заставленную мольбертами и в изобилии украшенную макетами страниц, образцами шрифтов и черно-белыми копиями снимков.
— Все эти комнаты сообщаются, — объяснил Патрик, — из студии можно пройти в фотолабораторию, а потом, через художественный отдел, в кабинет Марджери в углу здания. А оттуда можно попасть в кабинет Хелен, потом в логово Терезы и отдел моды. Разумеется, у нас у всех есть двери в коридор, но таким образом мы можем запереться от всех этих насекомых и иметь дело только с нужными людьми.
Он открыл дверь в дальней стене комнаты.
— Фотолаборатория, — объявил он.
Входя в мрачный, темный коридорчик, который вел в лабораторию, Генри почувствовал запах химикатов. Патрик включил тусклую лампочку, и инспектор увидел, что они находятся в маленькой комнате, вдоль стен которой стояли шкафы. Здесь было три двери: одна из художественного отдела, через которую они только что прошли, вторая вела налево, в коридор, а за третьей, скрытой за толстой шторой, по всей видимости, скрывалась собственно фотолаборатория. У четвертой стены была раковина, в которой все еще лежали проявленные снимки, а на полу рядом с ней стоял электрический чайник.
Патрик взмахнул рукой.
— Это кладовка, — сказал он, — все хранится здесь: бумага, химикаты, все такое. Не спрашивайте, где именно хранится цианид, я не имею ни малейшего понятия.
Генри не потребовалось много времени, чтобы его обнаружить. Все шкафы, как оказалось, были незаперты, большую их часть заполняли блестящие желтые коробки с фотобумагой. Один тем не менее был заставлен бутылками тёмно-коричневого стекла и бумажными пакетами. Среди них выделялась бутылка, на этикетке которой красным было написано «Цианид. Яд». Она была пуста.
— Я вынужден забрать ее, чтобы снять отпечатки пальцев, — сказал Генри.
Патрик пожал плечами:
— Она пустая, так что у меня нет никаких возражений. Думаю, где-то тут должно быть еще.
Генри перевел взгляд на чемоданы в углу маленькой комнатки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Чьи они? — поинтересовался он.
— Терезы и Майкла, — ответил Патрик, — они вчера вернулись из Парижа.
Он, по всей видимости, утратил интерес к беседе. Неожиданно он раздраженно проговорил:
— Ладно, мы не можем весь день вот так болтаться. У меня много дел. Когда можно будет начать работу?
