потому что мы тебя спасли, и в то же время спаситель, потому что и ты должен был нас спасти.
— И по-прежнему должен, — сказал он и опять уставился в небо.
— Только вот никаких нас уже нет, я осталась одна, — холодно сказала Юна.
Он не нашёлся что ответить. Они опять помолчали.
— Это я уговорила маму тебя вылечить и попросить помочь нам. Она нашла тебя в пещере и притащила сюда, но не была уверенна, стоит ли тебя выхаживать, и согласишься ли ты помогать. Каждый раз, когда она кому-то верила, это плохо заканчивалось.
— И этот случай не исключение, — сказал Спас, но она проигнорировала его слова.
— Поэтому, она много лет прожила здесь одна. Так проще, никто не предаст. И с тобой она связалась только ради меня. Не хотела, чтобы я тоже, как и она, жила под землёй всю свою жизнь… а теперь её нет….
— Я даже не представляю, каково тебе сейчас, но мне тоже не всё равно. Ты, наверное, всё знаешь? Знаешь, что я потерял память? Кроме Матильды, я не знаю в этом мире ни одного человека. Точнее не помню.
— Не знал, — поправила его Юна.
— Не знал, — согласился Спас, — теперь у меня есть только ты, хотя я и не подозревал о твоём существовании до сегодняшнего дня. Я поклялся, что уведу тебя отсюда. И я собираюсь эту клятву сдержать.
— А получится? — спросила Юна.
— Честно? Не знаю. Но я сделаю для этого всё возможное, — ответил Спас.
— Когда выходим? — спросила Юна.
Спас резко сел.
— Что, вот так сразу? — удивился он.
— Нет, конечно, нужно сначала маму похоронить. Но и тянуть, особо смысла нет. Теперь меня здесь ничего не держит, — сказала Юна.
— Твоя мама хотела дождаться, пока я начну вспоминать. Иначе, я просто не представляю куда идти и что делать, — сказал Спас.
— Ты что-нибудь вспомнил? — спросила Юна.
— Нет, пока, — ответил Спас.
— А если так и не вспомнишь, что, так и будем тут сидеть? Ты уже почти полгода вспоминаешь, и ничего. Почему ты думаешь, что что-то изменится, если просидеть здесь ещё полгода?
— Не знаю. Кстати, о годах, сколько тебе лет? — спросил Спас.
— Двенадцать, — ответила Юна.
— Да ладно, — Спас её недоверчиво осмотрел, — двенадцать? На вид лет семь или восемь.
— Двенадцать. Мама тоже всё время удивлялась и говорила, что я должна выглядеть старше. Может это от того что много времени под землёй приходится проводить, я так медленно росту, может от питания, а может и гены такие…
— Гены? — удивился Спас, — для маленькой девочки, выросшей в пещере, ты знаешь очень сложные понятия.
— Да? — удивилась Юна и пожала плечами, — не знаю. Ты первый человек, с которым я разговариваю в жизни, после мамы. Но зато с ней, мы разговаривали целыми днями, когда она не добывала еду. Она верила, что я смогу отсюда выбраться и устроить свою жизнь, и готовила меня к этому. Она мне рассказывала все, что знает сама, всё что помнила. Учила меня читать, писать и считать.
— У неё получилось! — сказал Спас слегка восхищённо.
— Надеюсь. Она всё в деталях мне рассказывала про мир, про свою жизнь, про людей. Мы обсуждали всё это много раз. Говорили и говорили. Мне кажется, что я как будто прожила всю её жизнь, которая была там, снаружи, до того, как её сюда сослали.
— Значит, если ты всё знаешь, то и про то, как она сюда попала тоже? И что далеко не всем людям можно верить? — спросил Спас.
— Конечно, — согласилась Юна, — но некоторым можно, главное их найти. Вот тебе можно?
— Очень на это надеюсь, — искренне сказал Спас.
— Ты что же, сам не уверен в себе? — удивилась Юна.
— В точку! Я просто никак не могу понять кто я. На том месте, где должен быть я, просто большая дыра. А вдруг я плохой человек на самом деле? А? — сказал Спас.
— Я думаю, что ты можешь быть любым, каким захочешь. Даже если ты и был раньше плохим, то сейчас ты можешь выбрать стать хорошим. Что тут такого? — удивилась Юна.
— А если я потом всё вспомню?
— Ну и что? Если тебе понравится быть хорошим, и продолжай им оставаться. Это же всё только от тебя зависит. Давай договоримся, пока ты со мной, то обещай быть хорошим, что бы ты там вдруг не вспомнил, идёт? — спросила Юна.
— А можно, с врагами я буду плохой? — наивно спросил Спас.
— Нужно! — сказала Юна и слегка улыбнулась, — скажу больше, я на это очень даже рассчитываю.
Она встала и отряхнула штаны.
— Пойдём. У нас дел много. Маму нужно… — она не договорила и закусила губу.
Спас встал и попытался рефлекторно обнять её за плечи, чтобы успокоить, но она отскочила в сторону и уставилась на него.
— Прости, — сказал Спас, — наверное, раньше, для меня было нормально пожалеть девочку, если она расстроена.
— Ничего, — сказала Юна, взяв себя в руки, — просто ко мне раньше, кроме мамы, никто не прикасался.
— Извини, — ещё раз сказал Спас.
Юна постояла, видно принимая какое-то решение, а потом шагнула к нему.
— Ну, что ты там хотел сделать?
Спас растерялся.
— Это было неосознанно, но я пожалеть тебя хотел…
— Покажи как? Или уже забыл? — спросила Юна.
— Да нет, — он шагнул к ней, очень бережно обнял маленького человека, и правой рукой очень осторожно погладил по голове, — сейчас как-то специально и неловко получается, — пробормотал Спас.
— Да нет, ничего, — раздался снизу голос Юны, которая уткнулась ему в грудь, и он понял, что она плачет.
Спас задрал голову к небу, чтобы сдержать собственные слёзы, но это не помогло. Они скапливались в глазах до тех пор, пока небо и облака окончательно не расплылись, и потом нашли дорогу в уголках и потекли к вискам.
Обратно в пещеру они шли молча. Каждый думал о своём. Уже подходя ко входу, Юна вдруг сказала:
— Мама была права, ты странный. Всё знаешь, но ничего не помнишь.
— И что это значит? — спросил Спас.
— Не знаю, — пожала плечами Юна, — может то, что с головой у тебя всё в порядке.
— Думаешь, я вру, что ничего не помню? — удивился Спас.
— Да нет, что ты, — поспешила успокоить его Юна, — я о том, что ты всё можешь вспомнить. Соображаешь же
