— Я понял. Ко мне все? — спросил Ратов.
— Раз уж вы такой выдающийся аналитик, еще одно поручение. Самое важное на данный момент. Необходимо доработать список стратегических предприятий, которым будет выделена финансовая помощь. В рамках антикризисной программы. Поручение на особом контроле. Отложите все дела и займитесь только этим.
— А разве составление списка не функция правительства?
— Президент должен поставить свою визу. В принципе эксперты уже проверяли список, но вам нужно посмотреть свежим взглядом и еще раз проверить. Это — живые деньги.
«Понятно. Они не доверяют своим экспертам и опасаются, что каждый будет лоббировать близкую ему компанию. А я человек свежий, ни с кем не связанный. Или все наоборот — в случае скандала будет на кого свалить ответственность? Как говорится, а вас, Штирлиц, я прошу остаться», — тревожно подумал Ратов.
Но отказываться от важного поручения было некстати.
— Не расстраивайтесь, — подмигнул Дюк. — Не боги горшки обжигают.
* * *
Борис Павлович Бровин получил квартиру на улице Спиридоновка в наследство от своего отца — знаменитого хирурга и лауреата многих премий. Светло-кирпичный дом с лоджиями, обшитыми темным деревом, находился напротив Дома приемов Министерства иностранных дел — причудливого особняка, сочетающего модерн и викторианскую английскую готику.
Этот дворец был выстроен по заказу фабриканта и благотворителя Саввы Морозова для своей молодой жены Зинаиды. Савва обладал редким даром притягивать к себе скандалы, а когда их недоставало, то устраивать новые. Девятнадцатилетняя Зинаида уже была замужем и носила фамилию Морозова — ее муж приходился Савве двоюродным племянником. Однако это не остановило Савву, который развел Зинаиду со своим родственником, построил для нее сказочные хоромы и по купеческому обычаю оформил особняк на ее имя.
Строил замок малоизвестный в то время архитектор Федор Шехтель, ставший впоследствии «иконой стиля». А тогда он только успел создать собственное архитектурное бюро после отчисления из художественного училища за «систематические непосещения».
Савва уже заказывал недоучившемуся и не очень дорогому архитектору строительство дачи в Переделкино — деревянного терема — и остался работой Федора Шехтеля доволен. Кто знает, может, без знакомства с богатым заказчиком и щедрым «спонсором» Федор Шехтель не смог бы совершить головокружительное восхождение к высотам архитектуры.
Особенно роскошными получились интерьеры — панели из драгоценных пород дерева, витражи, перила парадной лестницы в виде экзотических животных. Картины «Утро», «Полдень» и «Вечер» в малой готической гостиной принадлежали кисти Михаила Врубеля.
Для московских вкусов, тем более купеческих, дворец получился слишком вычурным и даже нелепым. Рассказывают, что посетившая дом строгая маменька Саввы, тяжело вздохнув, сказала: «Раньше только я знала, что ты дурак, а теперь будет знать вся Москва». Некоторые историки, впрочем, утверждают, что эти ругательные слова маменька произнесла при посещении дома Артемия Морозова на Воздвиженке, построенного в стилистике староиспанского замка.
Либо маменька отличалась редким постоянством своих высказываний, либо историки что-то напутали. А может, все придумали конкуренты и недоброжелатели рода Морозовых.
Если маменька все же Савву выругала, то следует признать, что она жестоко ошиблась. Дворец считается шедевром архитектуры, отразившим, ко всему прочему, страдающую и постоянно неудовлетворенную натуру мятежного Саввы.
Из окон квартиры Бровина открывался прекрасный вид на морозовский особняк. Престижный жилой дом был сдан как раз перед вторжением советских войск в Чехословакию в 1968 году и принадлежал Министерству обороны. В высших кругах советской номенклатуры перешептывались, что «вояки» превзошли по уровню комфорта совминовские и цековские хоромы. Неудивительно, что в числе его обитателей наряду с маршалами и некоторыми особо заслуженными генералами оказалось сразу несколько влиятельных министров.
Имея на плечах три генеральские звезды, дед Бровина также получил в доме на Спиридоновке просторную четырехкомнатную квартиру, поражающую воображение даже избалованных партийных и правительственных чиновников.
Шло время. Дом постепенно пустел и приобретал запущенный вид, напоминающий не очень ухоженного пенсионера, ведущего скромный и даже стесненный образ жизни.
Сначала Борис Павлович потерял родителей, потом сестру, а овдовев, остался совсем один. Неудивительно, что он направлял нерастраченную отцовскую заботу на своего племянника Игоря, которому завещал все имущество, включая и эту квартиру. Правда, свое распоряжение он предпочитал сохранять в строгой секретности, дабы не искушать судьбу.
Женщины любили Бровина, но он редко допускал их в свое жилище, предпочитая заниматься любовными утехами на даче или в специально снимаемой для этого квартире.
Борис Павлович старался ничего не менять в привычной обстановке. Только заметно прибавилось количество книг, а в углу спальной притаился подаренный Игорем «дрессмен» — «человек для глажки». Похожая на робота хайтековская фигура, почти в рост человека, отлично разглаживала рубашки и костюмы.
«Дрессмен» понравился Бровину. Конечно, к нему регулярно приходила женщина, которая убирала квартиру, готовила еду, стирала и гладила белье, но были у Бориса Павловича любимые и весьма дорогие вещи, которые он доверял только «дрессмену».
Это вызывало законную ревность домоуправительницы, которая не раз говорила Бровину:
— Да уберите вы этого супостата. Испугаться можно. Забыла о нем, случайно увидела — и чуть сознание не потеряла.
— Нервы нужно укреплять, Маша. Витамины, диета, свежий воздух. А если будешь канючить, поставлю вместо него скелет. Давно собирался, — шутя пригрозил Бровин.
Этот аргумент оказывал магическое действие, и протесты против роботовидного «дрессмена» прекращались. До следующего раза.
* * *
Бровин увлеченно готовился к лекции. В последнее время он успешно совмещал операционную практику, руководство клиникой и преподавание в медицинской академии, где имел научное звание профессора. На его лекции приходили не только студенты, но и опытные врачи, считающие Бориса Павловича гениальным медиком. Коллега-историк, увидев такое столпотворение, даже сказал:
— Борис, не ожидал! По популярности ты мог бы поспорить с легендарным профессором средневековой истории МГУ. На его лекции рвались как на театральную премьеру. И все ради одной сцены. Когда профессор входил в экстаз, он простирал к залу руку и восклицал: «По Европе, оставляя за собой пожарища, горы трупов и покоренные страны, продвигались орды Карла Великого. А в обозах ехали красивые бля… Да-да, дорогие товарищи, именно так звали в те времена прекрасных придворных дам!» И зал сотрясался от аплодисментов.
— Это в тематику моих лекций не входит, — сухо возражал Борис Павлович.
Он почти закончил конспект лекции, когда в пустой квартире раздались телефонные трели. Звонили с поста охраны на первом этаже.
— К вам посетитель.
— Кто? Поздно уже. — Бровин подумал, что речь наверняка идет о городском сумасшедшем или о назойливом пациенте. Вообще-то он старался сохранять свой личный адрес в секрете.
Услышав ответ вахтера, Борис Павлович удивленно вздрогнул. Не ожидал услышать это имя.
— Пропустите, — мрачно произнес Бровин и запер верхний ящик стола. На ключ.
* * *
Нежданный гость чем-то походил на хозяина. Та же уверенная манера держаться, раскатистый бас, прямой взгляд. Однако Юрий Александрович Воронов был пониже ростом, и при ближайшем знакомстве оказывалось, что сходство с Борисом Павловичем страдало рядом существенных изъянов.
Говорил Воронов громко и отчетливо, что, несомненно, свидетельствовало о решительности и большой физической силе. Но без артистических интонаций, присущих не менее громогласному Бровину. Смотрел он вроде бы прямо в глаза, но слишком пристально разглядывая собеседника, причем делал это чуть брезгливо. Охотно улыбался, но с сардонической ухмылкой, от которой слабонервных собеседников тянуло проверить: а хорошо ли у них застегнуты штаны и не перевернулся ли галстук тыльной стороной наружу.
— Прошу, — гостеприимно приветствовал гостя Бровин, широким жестом указывая на холл и малую гостиную. — Вы раньше у меня не бывали, так ведь?
— Да, много слышал об этой замечательной квартире, но в гости пришел первый раз, — признался Воронов. — И без приглашения. Извините.
«Не только слышал, но, наверное, и читал. В доносах своих осведомителей», — подумал Бровин.
Он познакомился с Вороновым в 1996 году, когда на созданную для Бориса Павловича коммерческую клинику «наехала» мощная бандитская группировка.
