президент Джон Кеннеди считал советскую систему образования лучшей в мире. Он говорил: “СССР выиграл космическую гонку за школьной партой”. А для Фурсенко нужны не мыслящие творцы. Лучше, если вырастет поколение ничего не знающих потребителей.
Часть интернет-пользователей предлагала не школьника наказывать, а тех, кто его таким сделал. “Свозить бы подростка в Питер, на Пискарёвское кладбище, и в Волгоград, на Мамаев курган. Он, может быть, что-то понял бы”, — предложил один из авторов в интернете.
Конечно, заполнять исторический вакуум в головах надо разными способами. Но начинать — с учебника истории.
А при ком создавались такие вражеские пособия? Кто был министром просвещения в ту пору? Не Фурсенко ли? Или не сменивший его Ливанов? Оба заняли столь важные посты не без одобрения Путина. Так вот, надо расследовать эту ИДЕОЛОГИЧЕСКУЮ ДИВЕРСИЮ — по-иному её оценивать нельзя — и строго спросить по всей цепочке. Кто писал учебник, кто его утверждал — все должны ответить. По опросам ВЦИОМа, в 2019 году больше половины российских граждан оценили победу в Сталинградской битве как поворотное событие во всей Отечественной войне. А создатели учебника истории без рассказа об этом величайшем сражении сочли иначе.
Если из наших школьников хотят вырастить Иванов, не помнящих родства, то что удивляться зарубежным историкам, которые внушили своим гражданам, будто это их страны победили фашизм, а Советский Союз ни при чём, и главные жертвы принесли они, а не наш народ.
Например, одним из символов невероятно пострадавших от зверств фашистов городов является английский Ковентри. Его чтят, о нём рассказывают детям.
Вечером 14 ноября 1940 года Ковентри начали бомбить немецкие самолёты — в городе были авиационные заводы. Сбросили сначала зажигательные бомбы, а затем 700 фугасных. Погибли 554 человека. Бомбежки повторялись ещё несколько раз до 20 августа 1942 года. В общей сложности из 350-тысячного населения погибли 1236 человек.
А через три дня, 23 августа того же 1942 года началась первая варварская, а точнее сказать, чудовищная бомбардировка Сталинграда. В налётах, которые шли целый день волна за волной, участвовали около тысячи (!) самолётов. Они убили свыше 40 тысяч жителей, десятую часть населения города. За один день! Ровно столько же, сколько за пять лет войны потеряла от немецких бомбежек Англия. Подчёркиваю: тут — 40 тысяч за один день, там — 40 тысяч за всю войну. В этот день, 23 августа на Сталинград было сброшено семь тысяч бомб. На Ковентри 700 штук, в 10 раз меньше.
А всего за 143 дня сталинградского ада и мужества на город фашисты сбросили около одного МИЛЛИОНА бомб и ДВА МИЛЛИОНА мин и снарядов. На каждый квадратный метр земли пришлось по ПЯТЬ бомб. Такого не знала ни одна страна в мире.
В первый день бомбёжки город загорелся со всех сторон. А когда поднялся ещё ветер, то пламя стало видно за Волгой на десятки километров. Сгорело всё, что может гореть.
Я иногда думаю: как мы победили гитлеровскую Германию, под которую легла вся Европа? Невероятно мощная, чётко отлаженная машина. Даже не машина — Махина. На которую работала и за которую воевала всё та же Европа. Оружие и машины из Чехии. Бензин и другие нефтепродукты из Румынии. Вольфрам из Португалии. Подшипники и железная руда из “нейтральной” Швеции. Оружия из захваченных стран хватило, чтобы вооружить двести дивизий. А эти двести дивизий как раз были сформированы из добровольцев разных стран Европы. Не считая регулярных соединений, воевавших на стороне гитлеровцев. Например, в Сталинградской битве участвовали, наряду с немцами, итальянцы, румыны, венгры, хорваты. И сколько потребовалось сил и жизней, чтобы остановить эту лавину, рвущуюся к Сталинграду. А ведь после нашего серьёзного поражения под Харьковом у нас на пути к Волге, по сути дела, даже единого фронта не было. Лишь отдельные очаги сопротивления. Фильм “Они сражались за Родину” как раз об этом. Наши разрозненные силы отступали, откатывались к Сталинграду. А немцы пёрли едва ли не как на параде. Мне рассказывали, что их танки неслись по Московскому шоссе, и чтобы остановить стальную армаду, против танков поставили зенитчиков, которые прямой наводкой били по немцам. Однако фашистов было трудно удержать. На северной окраине города, выше Тракторного завода, они прорвались к волжской воде. Многие тут ею и захлебнулись. Остальных ценой больших потерь, особенно среди рабочих завода, отогнали. На южном конце города немцы тоже рвались к Волге...
Наша семья жила в центральной части города. Бабушка, мама, её родная сестра, моя тётя Тося и мы с двоюродным братом, которому было два с половиной года, а мне — три с половиной, прежде чем бежать далеко к Дону, решили попробовать перебраться за Волгу. Говорят, детская память — это своеобразный фотоаппарат. Так вот, этот “фотоаппарат” запечатлел немало жуткого: мёртвые тела соседей, с которыми вроде бы только что говорила бабушка; сползающая на моих глазах от взрывной волны крыша нашего дома, когда я высунул голову из вырытого дедом на огороде погреба, где пряталась не только наша семья; горящий семафор, перебитый осколками, согнутый в середине. По нему полз огонь — это горела краска. На железнодорожных путях, которые мы перебегали, горели вагоны. Над ними поднимался чёрный жирный дым. Сказали, что это горит сахар.
Мы пошли по улочкам, прижимаясь к той стороне, где было меньше тел убитых людей. Подошли к Волге, даже не к самой Волге — остановились в некотором отдалении, и увидели, что по воде плывёт пламя, что горит Волга. А это горел бензин и мазут из огромных баков Нефтесиндиката, расположенных на самом берегу Волги. Мы не смогли тогда даже подойти к берегу. И побежали в другую сторону — в сторону Дона. Как мы переходили его, расскажу дальше. А сейчас — о “Волгоградской правде”.
Я довольно успешно работал в газете. Получал премии. Они отмечались в приказах и, оказывается, записывались в трудовую книжку, о чём я даже не подозревал. При этом одновременно стал сотрудничать с “Известиями”. Дело в том, что Толя Ежелев, с кем я жил в одной комнате университетского общежития, — нас там было четверо, и все они на два курса старше учились — стал собкором “Известий” по Ленинграду. А в Волгограде собкором был Георгий Кудряшов. Толя поговорил с ним и сказал: “Ты Славу Щепоткина привлекай”. Георгий, спокойный, по-моему, совсем невозмутимый человек, позвал меня и говорит: “Давай, пиши заметки, информации”. Я стал давать сначала информации. И они пошли, пошли в “Известиях”. А это, между прочим, было не так просто — пробиться на
