идущим мимо — сбавить ход. Водолазная станция — тринадцать тонн плавающего металла. Волна подбросит её и может заодно подбросить стоящего на грунте водолаза, оборвать сигнальный конец или шланг с воздухом. Впрочем, сказать о водолазе сейчас, что он стоит на грунте, не совсем верно. Из динамика переговорного устройства гремит голос: “Тут проволока в трюме. Чёрт знает, кто её тут накрутил. Трудно идти”. Может, динамик, а может, толща воды искажает голос, который я слышал рядом минут двадцать назад. Михаил Семёнович Журавлёв тогда готовился к спуску. Рослый даже без водолазного костюма, а в костюме — косая сажень в плечах, седина в тёмных волосах, он шутил и рассказывал, что там внизу. И вот теперь его голос доносится из-под воды. Узкий затон, где летом воробью по колено, сейчас глубок от половодья. В этой восьмиметровой глубине и трудности, и спасение начатого дела. Трудно что-то делать в абсолютной тьме. Подводный монтаж в других реках, где приходилось бывать водолазу-ветерану, отличается от сегодняшней работы, как день от ночи. Даже в Дону, — а его-то Михаил Семёнович знает не только тихим, — он поднимал под бомбёжкой снаряды “катюш”, танки в полосе Воронежского фронта и мог каждую минуту всплыть, как оглушённая рыба, — даже эта река оказывается светлее Волги. Там можно видеть вытянутую руку, а здесь не различить белую рукавицу, приплюснутую к самому иллюминатору скафандра”.
В репортаже я рассказывал о трудностях, с которыми столкнулись водолазы. Поставленный у левого берега остов списанного корабля-ветерана не успел дождаться официального затопления. Поднявшийся на Волге шторм залил через открытые иллюминаторы трюм, и стальной корпус боком пошёл на дно.
За восемь лет после списания останки корабля занесло трёхметровым слоем песка. Водолазы смыли его мониторами и теперь вымывали песок из отсеков. Торопились, потому что место захоронения довольно быстро мелело, а тяжёлый подъёмный кран, который должен подойти, и понтоны — с их помощью будут поднимать корпус — требовали большой воды.
Внутри отсеков была полная темнота. Да и снаружи Волга оказалась далеко не светлой, в чём я убедился лично, спустившись в водолазном костюме — медный шар со стёклами на голове, резиновая “одежда”, свинцовые башмаки на ногах — прямо космонавт какой-то! — и вот в этом одеянии я пощупал руками лежащий на дне корпус.
Некоторые мои знакомые спрашивали: а зачем его будут поднимать? Ведь от парохода, кроме ржавой коробки, ничего не осталось. Когда списывали, сняли абсолютно всё: рубку, машину, дымовую трубу, винт, спасательный круг. Даже ограждение палубы срезали.
Честно сказать, и мне досаждал этот вопрос. Ну, поднимут, отвезут на какой-нибудь судоремонтный завод и разрежут на металлолом. Что ж, хоть такая польза будет от давно списанного ветерана.
Тем не менее я продолжал набирать информацию. Встретился с некоторыми авторами письма о “Гасителе”. Они кое-что добавили о корабле, рассказали про капитана Петра Васильевича Воробьёва — довольно легендарного человека.
Рассматривая фотографии “Гасителя”, вспомнил, что мы пацанами любили его крутые волны и, завидев этот, со стремительными очертаниями, корабль, вскакивали с горячего песка, чтобы не пропустить удовольствие.
Не без некоторых сложностей разыскал адрес Петра Васильевича Воробьёва. Съездил к нему домой. Старику исполнилось уже 89 лет. Но он был достаточно бодр, как говорится, в добром уме и здравой памяти. Он рассказал о некоторых особенно памятных эпизодах.
Началом Сталинградской битвы считается 17 июля 1942 года. Хотя немцы ещё только прорывались к городу, Волга уже была у них под прицелом.
27 июля Воробьёв получил приказ: спасать караван с горючим, который фашистские самолёты подожгли выше Сталинграда. На полном ходу “Гаситель” пошёл вверх по Волге. Встретившийся ему буксир “Кузнец” предупредил, что на фарватер немцы сбросили плавучие мины. Обходя их искусным маневрированием, гася плывущие по воде очаги горящего керосина, команда пожарного парохода ещё издалека увидела сначала дым, а потом пламя. Это горела баржа “Обь”. На ней было 10 тысяч тонн керосина. Две другие — “Рутка” и “Медянка” — шли с мазутом. Взрывом на “Оби” вырвало палубу, и пламя с рёвом неслось вверх. Огонь с горящей баржи поджёг надстройки на двух других. Воробьёв понял: ту, что с керосином, не спасти. Надо спасать хотя бы мазут. Он приказал сбить занимающееся пламя на баржах с мазутом, а “Обь” отцепить от них. Обвязав мокрым фартуком лицо, первым прыгнул на палубу “Рутки” начальник пожарной команды Нестеров. За ним — двое пожарных матросов. Командир боевого расчёта Червяков руководил работой тех, кто отгораживал смельчаков от огненной баржи стеной воды.
Всего несколько минут работали рядом с гудящим пламенем трое отважных бойцов, но всем они показались часами. Наконец, цинковый трос размотан, и баржи с мазутом спасены. “Гаситель” отвёл их в Краснослободский затон, что напротив Сталинграда. В течение всей навигации этим горючим заправлялись воюющие суда.
Памятным было для Воробьёва и 8 августа 1942 года. В тот день фашисты бомбили станцию Сарепта в южной части города. От взрывов загорелось железнодорожное депо, здание станции, жилые дома рабочего посёлка. А на путях стоял эшелон со снарядами. Огонь уже подходил к нему. Если бы загорелись вагоны, всё разнесло бы вдребезги. “Гаситель” приткнулся к берегу, команда выбросила пожарные рукава, и началась борьба за жизнь рядом со смертью.
Особенно страшным было 25 августа. За два дня до этого произошла та самая бесчеловечная бомбардировка Сталинграда, в которой участвовало около тысячи фашистских самолётов. Они убили сразу, за один день, 40 тысяч мирных жителей. Вытянувшийся на 50 километров вдоль Волги город горел весь. Горела даже река. “Гаситель” и днём, и ночью сновал вдоль берега, пытаясь подавить мощными струями воды очаги пожаров. Люди почернели от копоти, у многих обгоревшая одежда, глаза красные от дыма и бессонницы. Вечером 25 августа на “Гаситель” налетели два “юнкерса” и “мессершмитт”. С бреющего полёта они обстреливали судно из пулемётов. Столбы воды от падающих бомб вздымались рядом с бортами и вместе с осколками обрушивались на пароход. Разлетелись стёкла в рубке. Осколком в сердце был убит механик Ерохин. Сражённый пулей, замертво упал маслёнщик Соколов. Были ранены пулемётчик, а также краснофлотцы Агарков и Елагин. Корабль получил много пробоин, но капитан приказал заделывать их и откачивать воду из трюма на ходу. Надо было передать погибшего Ерохина семье в Красной слободе. Родственников Соколова найти не смогли. Похоронили товарища под приметным деревом, чтобы можно было позднее отыскать.
И ещё о Сталинградской битве
После первой адской бомбёжки фашисты попёрли на Сталинград изо всех сил. Они захватили господствующую высоту — Мамаев курган, с которого просматривался
